Не так давно президент Владимир Путин посетовал, что сохранению языков малочисленных народов России не уделяется должного внимания: «Это самое наше большое культурное богатство, но, к сожалению, мы его утрачиваем». Последняя Всероссийская перепись населения показала, что и сама численность коренных народов снижается. Правда, не факт, что так и происходит на самом деле.
Под самый корень
В России живут 47 коренных малочисленных народов (таковыми считаются этносы численностью меньше 50 тыс. человек). И две трети из них поредели между переписями 2010 и 2021 годов. Примерно четверть представителей потеряли вепсы и нагайбаки: их теперь 4, 5 и 5, 7 тыс. соответственно. Десяток народов насчитывают менее тысячи человек, то есть находятся на грани вымирания. «Малочисленными» стали даже карелы: их за 10 лет стало меньше аж на 47%: с 60 до 32 тыс. человек. До начала Второй мировой войны их было в 10 раз больше!
Ответственные чиновники, что должны были выполнять президентские указы по малым народам, в частных разговорах только усмехаются: мол, на деле всё не так. И в России цифрам верить не нужно. Вот, к примеру, в 2021 г. около 16 млн участников переписи вообще не указали свою национальность, а 10 годами раньше таких было только 5 миллионов. Что это значит? Старший научный сотрудник Центра демографических исследований НИУ ВШЭ Юлия Флоринская говорит, что эта цифра дискредитирует результаты переписи в целом: «Скорее всего, на фоне пандемии коронавируса шире использовались административные методы, а не поквартирный обход». То есть переписали по старым домовым книгам, а не лично позвонили в дверь к каждому россиянину. И уж точно не бегали за ним по тундре.
Чуть ли не самое жестокое падение (более 50%) у шапсугов: с 3, 9 до 1, 9 тыс. человек. Шапсуги – это один из субэтносов адыгейцев. Сами адыгейцы хотя к малочисленным народам и не относятся, но тоже потеряли в численности между переписями: было 124 тыс., осталось 111 тысяч. Между тем население Республики Адыгея выросло в 2010–2021 гг. на 58 тыс. человек. И ещё в прошлую перепись отмечалось, что адыгейцы часто записываются черкесами. Современная статистика подтверждает: черкесы – самый быстрорастущий народ России, более чем удвоивший свою численность за последние 10 лет.
Чудесное превращение случилось с кереками, чукотским коренным народом, которых в 2010 г. насчитали всего 4 человека, а нынче их уже 23. Даже если бы оставшиеся четыре керека были молодыми супружескими парами, им пришлось бы родить по 10 детей каждой, чтобы выйти на нынешние показатели. Похоже, не обошлось без административного ресурса и в случае с ненцами, которых в 2021 г. насчитали 49 787 человек. Хотя некоторые демографы подозревали, что ненцев уже давно больше 50 тысяч. Но, признав это, их пришлось бы лишить статуса коренного малочисленного народа, дающего ряд привилегий.
Похожая каша с учётом национальностей была всегда, и чиновники к ней привыкли. Например, кумандинцев учли отдельной народностью в переписях 1926 и 2002 гг., а в остальных включали в состав алтайцев. Да и люди всё же не коровы, чтобы их скрещивали только с представителями своей породы. Россия – огромная страна, где давно не существует особых преград для межнациональных браков. Кем называться внуку, если по папиной линии у него русские и татары, а по маминой белорусы и армяне? Кем он сам захочет. А раз графы «национальность» в российском паспорте нет, он может на каждую перепись обнаруживать новую принадлежность. Украинцев в России, например, за 10 лет стало в пять раз меньше.
У малых народов выбор ещё печальнее. Юному вепсу будет сложно найти невесту среди 4, 5 тыс. сородичей, особенно если он живёт в большом городе. А его дети, может, и не захотят вепсами называться и каждому объяснять, кто это такие. Поэтому Путин и говорил об утрате малочисленными народами языка как основы своей идентичности. Есть язык – есть национальное самосознание.
У российских саамов, компактно проживающих в Мурманской области, всё сравнительно неплохо: их численность за последние 100 лет балансирует на уровне 1, 7–1, 8 тыс. человек. Обучение саамским языкам ведётся как предмет в некоторых школах Мурманской области, имеются языковые саамские курсы в Апатитах и Мончегорске, а с 2022 г. открыта магистерская программа «Технологии преподавания саамского языка» в Мурманском арктическом университете. Но в реальности этим языком пользуется 10–15% российских саамов. Лингвисты ведь знают: возрождение происходит, когда людям интересно изучать язык, а умные методики сопровождают их с детского сада. А у нас заставляют зубрить грамматику два урока в неделю. Но у многих малых народов и такого счастья нет.
Чем заняться чукче?
Но всё же результаты переписей – не пустой звук. По ним можно проследить динамику. Если она вдруг резко изменилась, то можно предполагать либо административную накрутку, либо какой-нибудь затейливый казус самосознания.
Официальная статистика свидетельствует, что в 1980-е гг. малочисленные народы Севера заметно росли числом: например, эвенки и юкагиры, на 33, 6 и 32, 4% соответственно. Численность ительменов увеличилась на 15%, удэгейцев – на 14, 7%, эскимосов – на 14%. А ведь СССР в эпоху перестройки переживал не лучшие времена. Однако на фоне всеобщего изобилия между переписями 2002 и 2010 гг. численность кетов сократилась с 1494 до 1220 человек, нанайцев – с 12 160 до 12 003, нивхов – с 5162 до 4652, селькупов – с 4249 до 3649, удэгейцев – с 1657 до 1496 человек.
Хотя реализованы три федеральные программы поддержки КМНС (так бюрократы именуют «коренные малочисленные народы Севера»). К 2015 г. предполагалось увеличить продолжительность жизни, увеличить суммарный коэффициент рождаемости в 1, 3 раза, снизить детскую смертность в 1, 5 раза. Получается пока не очень убедительно. Из текстов самих же федеральных программ и концепций мы знаем, что уровень безработицы в районах Севера, где проживают малочисленные народы, в 1, 5–2 раза превышает среднероссийский, по младенческой смертности они впереди остальной России в 1, 8 раза. Их денежные доходы в 2–3 раза ниже, а размер пенсии составляет 26% прожиточного минимума. Правда, до пенсионного возраста доживает только 8, 5% этих народов. Почти 48% представителей КМНС имеют только начальное и неполное среднее образование, 17% не получили и этого.
Но человек деградирует не от незнания интегралов, а когда лишается привычных среды и занятия. Улов рыбы во многих субъектах сокращается из-за загрязнения водоёмов, браконьерства и отсутствия рынка сбыта. Клеточное звероводство убито резким подорожанием кормов и падением закупочных цен. Промысел полевой пушнины в упадке из-за истощения ресурсов угодий. Убыточным стало даже вечно рентабельное оленеводство: уничтожено племенное ядро оленьего стада, поголовье оленей по сравнению с 1990 г. сократилось вдвое. Что предлагают в Москве? Одна из программ планирует «проведение мер государственной поддержки по расселению овцебыков». Но иногда лучшая помощь – не мешать. Есть пример эвенкийской общины «Дылача», занимавшейся добычей и сбытом нефрита. В год на одном только Ковыктинском месторождении производили 93 т ценного ювелирного нефрита стоимостью в миллиарды рублей. Общину обвинили в разработке не принадлежащей им территории, возбудили уголовное дело, аннулировали лицензию на добычу. Ценнейшее месторождение отошло крупной корпорации.
Более 15 лет длится триллер вокруг национального парка «Югыд-ва», входящего в пределы объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО «Девственные леса Коми». Места эти были обжиты со времён палеолита, там до сих пор находятся жертвенные камни ненцев, манси, коми-пермяков и зырян. Ещё недавно казалось, что богатая ресурсами Россия легко обойдётся без освоения этого затерянного мира.
Но рентабельные месторождения в стране потихоньку заканчиваются, и разработчики посматривают в сторону заповедников. Как рассказывали «АН», в июне 2016 г. Госдума тихой сапой приняла поправки к Закону «Об особо охраняемых природных территориях» (ООПТ), дававшие новые возможности для легализации добычи в нацпарках, которая и так годами ведётся с молчаливого согласия властей и в пику любым законам. А Минприроды уже 11 раз пыталось изъять из границ парка «Югыд-ва» территорию золотоносного месторождения Чудное. То есть интересы коренных народов решили подвинуть ради компании-добытчика, принадлежащей четырём кипрским офшорам.
Власти Камчатского края попытались убрать запрет на добычу ресурсов из положения природного парка «Быстринский», входящего в границы объекта всемирного наследия «Вулканы Камчатки». Национальный парк «Бузулукский бор» учреждён в 2007 г. после крупной аварии на месте нефтедобычи, которая велась с 1970-х годов. Однако из территории парка умудрились исключить скважины и участки вокруг них. Заповедник стал похож на дырчатый сыр, а в 2014 г. Роснедра объявили конкурс на добычу, после чего выдали лицензии.
Нельзя сказать, что на интересы КМНС столичным чиновникам совсем наплевать. Любая нефтегазовая компания перед началом работ подписывает трёхсторонние соглашения с местными органами власти и коренными народами, интересы которых представляют общественные организации. Прописываются социальные обязательства бизнеса – школы, детские сады, уборка отходов советских времён. Например, родовое угодье хантыйской семьи Кечемовых занимает около тысячи гектаров почти в 100 км от Когалыма, сердца компании «ЛУКОЙЛ». Для таких семей в компании работают менеджеры по взаимодействию с коренными народами: распределяют небольшие выплаты, моторы для лодок, бензин. Подачки ли это? Во всяком случае аборигенам пытаются давать рыбу вместо удочки. В XVIII веке местный житель знал, что в фактории он может получить более-менее справедливую цену за добытого песца или зубатку. А сегодня ему вместо этого чинят клуб за несколько миллионов и привозят модного певца. Забросив привычный труд, целые посёлки ищут бивни мамонтов для московских перекупщиков. Хотя мамонт всегда считался табу, с его останками соприкасались только шаманы. Но пришельцы научили местных, что табу не существует.