Если оглянуться вокруг, то мало кто усомнится: наша цивилизация достигла пика прямо сейчас. Запахи ресторанов, гудки автомобилей, феерическое великолепие домов. Люди изящно и удобно одеты, почти у каждого есть безопасные гнёзда и средства на приобретение еды. Они, как боги, могут позвонить по телефону на другой континент одним нажатием клавиши. Никто не продаёт детей компрачикосам, не выплёскивает на тротуар нечистоты, не грабит зазевавшегося прохожего. Вместе с тем мы живём с наваждением, будто всё хорошее с нами случилось уже очень давно: кто-то говорит, что золотым веком был Древний Рим, кто-то – покорение Дикого Запада, а кто-то и вовсе воспевает доземледельческие времена. Поражает не только наличие ажиотажного спроса на эти бредни, но и широта предложения, на основе которого оформляются важные общественно-политические идеи.

Коварство зерна

Книга израильского профессора Юваля Ноя Харари «Sapiens: Краткая история человечества» лежит на видном месте в любом книжном магазине. За 8 лет в мире продано около 40 млн экземпляров бестселлера, что очень круто для произведения в жанре нон-фикшен, да ещё и в цифровую эпоху. Как следует из названия, автор решил рассказать нам историю возникновения нашего вида, хотя он ни капли не антрополог, а его специализация как историка – Средние века.

Именно в Средневековье укоренились, а в эпоху Просвещения разрослись пышным цветом теории золотого века. Дескать, в первобытном обществе наших пращуров не беспокоили эксплуатация, неравенство, экономические, экологические и политические кризисы. Поначалу золотой век ассоциировался с библейскими прародителями Адамом и Евой, но к началу промышленной революции в моду вошла беллетристика о благородных дикарях Америки и Африки, не знающих грязи и скученности больших городов. А в нервную послевоенную эпоху, когда люди помешались на правильном питании, чистом воздухе и спорте, в «естественном» существовании в джунглях стали видеть идеал дауншифтеры.

Харари пошёл ещё дальше. Он решил доказать, что охота и собирательство во всех отношениях были лучше цивилизаций, основанных на сельском хозяйстве и промышленности. В представлении автора наши далёкие предки начинали день с неспешных прогулок по полям и лесам, сбора плодов и ловли животных: «К середине дня они возвращались в лагерь и готовили обед. У них оставалось сколько угодно досуга на сплетни, неспешные рассказы, игру с детьми, отдых и сон. Разумеется, порой кто-то попадался на зуб тигру или погибал от змеиного укуса – зато не рисковал попасть в автомобильную аварию или пострадать от загрязнения окружающей среды. В большинстве регионов Земли почти в любую эпоху собирательство гарантировало наилучшую для человеческого организма диету».

Во время чтения Харари не покидает опасение троллинга. Кажется, что он вот-вот перевернёт карты и заливисто засмеётся: «Вы что, поверили?» Но гуру на полном серьёзе констатирует: «Пшеница добилась своего, обманув беднягу сапиенса». Перестав собирать ягоды и лягушек в пользу пахотного земледелия, человек деградировал и деградировал – вплоть до сверхзвуковой авиации и микрохирургии глаза. Раньше он приобретал необыкновенные гибкость и зоркость, бесшумно перемещаясь по лесу с копьём и в набедренной повязке. А сегодня он вовсе из джунглей не выберется без внедорожника, поскольку его профессиональные навыки чего-то стоят лишь в рамках искусственного мира, где рулят юристы и бухгалтеры. Цитата: «С появлением сельского хозяйства и промышленности образовались и ниши, где могли приткнуться «дурачки». Появилась возможность выжить, трудясь, например, водоносом или на конвейере, и передать другим своим «глупые» гены».

Научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета Дмитрий Травин отмечает, что если бы у Робинзона Крузо на острове оказалась вместо Библии книга Харари, он бы точно не выжил: «Потому что советы автора прямо противоположны всему, что делал заботящийся о завтрашнем дне Робинзон, и вообще всему, что советует делать здравый смысл». Переход к цивилизации в изложении Харари выглядит как грехопадение и глупость, как коварный обман со стороны пшеницы, повсеместно убедившей «дурачков» себя выращивать и создавать излишки продукции, от которых произошли на нашу беду все вавилоны и парфеноны. А так грелись бы сейчас у костра в землянке меж сугробов, счастливо грызли сушёные грибы, а не мучились ночами, что детям на Новый год купить и когда лучше свозить их в Дубай.

Как сказал бы о Харари гоголевский Хлестаков, «лёгкость в мыслях необыкновенная». В одном абзаце израильский историк признаёт, что немногочисленные древние охотники выбили всю крупную фауну, но в другом категорически отрицает, что, создав для своего пропитания искусственный аграрный мир, они просто спасли экосистему планеты. «Господство сапиенсов произвело мало того, чем мы можем гордиться», – черепит Харари по клавиатуре невесомого ноутбука, прежде чем отправить текст по электронной почте издателю за океан. «Люди становятся всё безответственнее», – пишет властитель дум о мире, создавшем пенсии по старости, патронатные семьи и Совет Безопасности ООН.

Для научной революции, по Харари, достаточно вложить средства в исследования. Хотя вряд ли золото скифов помогло бы им полететь в космос или хотя бы сшить пальто, как Карл Лагерфельд. Оказывается, никакая эпоха Просвещения не готовила почву для Великой французской революции: «В 1789 году французы чуть ли не за ночь переключились с мифа о божественном праве королей на другой миф – о власти, принадлежащей народу». Кто тут безответственен – большой вопрос.

Но не стоило бы обсуждать не слишком далёкую книжку, если бы она не отражала бойкий тренд на поиск золотого века в далёком прошлом. И писатели тут вовсе не заблуждаются, а ловят волну.

«Разводка лохов»

Обетованная земля Палестины дала миру рекордное число пророков и мессий, из которых нам выпало внимать Харари и Нассиму Талебу – биржевому трейдеру ливанского происхождения, написавшему бестселлеры «Чёрный Лебедь» и «Антихрупкость». Правда, непохоже, чтобы Талеб разбогател на собственных советах к шестому десятку, когда он начал кормить ими мир: учить предсказывать вероятности, закаляться и учиться на неудачах.

Поскольку он вышел на это поле под номером 3187, требовалось жечь мозги читателя напалмом, чтобы на тебя обратили внимание. И Талеб не подкачал. По его мнению, если вы хотите добиться реального успеха в науке или в бизнесе, нужно полностью отказаться от академической науки. Все её выводы и статистика ни к чёрту не годятся, поскольку любой исследователь пишет в отчёте, что ему выгодно. Все значительные изобретения появились в результате «прилаживания» – проб и ошибок. А по итогу научных конференций всяких «геделей-шмоделей» никто из них (как, впрочем, и сам Талеб) не смог до недавнего времени изобрести чемодан на колёсиках. От современной медицины один вред, а все вузы «советско-гарвардской системы» нужно закрыть, чтобы не превращали людей в «хрупкоделов».

«Хрупкодел» – это человек с дипломом, верящий, что причины событий познаваемы рационально. Однако нам только кажется, что вложения в образование дают богатство и экономический рост. А вот бедуины Абу-Даби, наоборот, разбогатели за счёт нефти и сегодня напрасно тратят деньги на университеты. Это благодаря «хрупкоделам» «культура ослепла и перестала замечать в жизни загадочное, непроницаемое, то, что Ницше называл дионисийским началом». Сегодня, когда на антидепрессантах сидит каждый пятый старшеклассник, нет никакой надежды поймать диапазон чувств Бодлера, Мандельштама или Бродского: «Восприятие жизни как «управления целями» больно бьёт по моему экзистенциальному «Я». По сути, «хрупкоделы» занимаются «разводкой лохов», принуждая вас «стать частью донельзя искусственных решений и действий». Однако нельзя учиться говорить на родном языке по учебнику, дети ведь не с грамматики начинают.

Талеб вроде бы не предлагает вернуться к охоте и собирательству, но его главный тренд похож на выкладки Харари: раньше трава была зеленее. Для доказательства спорных тезисов он использует обычно один взятый с потолка пример или сравнение. Почему Швейцария такая классная? Потому что в ней мало университетов, а чиновники незаметны. Войны в перспективе полезны – деревьям ведь нужно подрезать ветки, чтобы они росли. Вот раньше люди беспрерывно воевали – и были жизнеспособнее нас.

Харари и Талеб, кажется, лучше других гуру использовали парадоксальную вещь: тревожным людям интереснее переживать о том, что они деградируют, чем гордиться достижениями своей же эпохи. Хотя средняя продолжительность жизни в развитых странах – под 80 лет. При родах умирает менее 1% младенцев. Треть взрослых людей в Германии или Франции после школы обучались в университетах не менее 4 лет! Хотя 200 лет назад пропорция была обратной: трети младенцам так и не суждено было встать на ноги, а высшее образование получало менее 1% населения. Обычный современный европеец способен совершать действия, которые показались бы наполеоновскому солдату непосильно сложными: заполнить тест ЕГЭ, воспользоваться каршерингом, подобрать диету при повышенном холестерине.

Тем не менее стэнфордский профессор Джеральд Крэбтри доказывает, что человеческий интеллект достиг пика своего развития несколько тысяч лет назад, и с тех пор наши умственные и эмоциональные способности медленно деградируют. А у каждого следующего поколения возникает от 25 до 65 новых мутаций ДНК. Профессор Крэбтри пишет: «Держу пари, что если бы обычный житель Афин, живший в 1000 году до нашей эры, внезапно оказался среди нас, он или она были бы самыми умными и интеллектуально состоятельными из наших коллег и друзей – они обладали бы хорошей памятью, массой свежих идей и ясным представлением о сути важных вещей».

Но проверить подобные утверждения невозможно. Из древнегреческой философии до нас дошли в подлинниках лишь сочинения Платона и Аристотеля. Как мыслили Гераклит, Эпикур, Зенон и прочие мудрецы, мы знаем только из пересказов. А оценивать средний интеллектуальный уровень древних афинян на основе такого материала никак нельзя.

Великий рассказчик Мишель де Монтень в XVI веке пытался суммировать античную мудрость. Но из его «Опытов» никак не следует, что греки обладали особой ясностью мышления: «Опираясь на соображения разума, Кратет и Дикеарх учили, что души вообще не существует и что тело приводится в движение естественным движением, Платон – что душа есть самодвижущаяся субстанция, Фалес – что она представляет собой естество, лишённое покоя, Асклепиад – что она есть упражнение чувств, Гесиод и Анаксимандр – что она есть вещество, состоящее из земли и воды, Парменид – что она состоит из земли и огня, Эмпедокл – что она из крови». Не было у древних согласия и по вопросу о местопребывании души. Гиппократ и Герофил помещают её в желудочке мозга, Демокрит и Аристотель – во всём теле. Если верить Эпикуру, душа квартирует в желудке. Хотя стоики помещали её в сердце и вокруг него, а Эрасистрат – в черепной коробке. И это умнейшие люди эпохи! Разве похоже, что простые обыватели обладали исчерпывающими знаниями о «сути важных вещей»? Разве научное мышление не основано на опыте, а не на том, что, кажется, душа сокрыта в локтевом сгибе?

Климат – наше всё

Нападки доморощенных философов на науку и образование, на технологии и приносимый ими комфорт вовсе не случайны. Они льют воду на мельницу левого истеблишмента, экологические идеи которого во многих передовых странах приносят реальную власть. В качестве тарана используют борьбу с изменениями климата, но приветствуется любой аргумент за вегетарианство, права животных, отказ от карьеры и жизни в городе. Старый добрый марксизм переобулся в полёте: раньше буржуи угнетали пролетариат, а сегодня – природу.

До начала 1990-х годов считалось, что периоды колебания температуры Земли совпадали с солнечными циклами. Сравнительно тёплое 30-летие соответствовало активному солнцу, а холодное – спокойному. До 1970 г. учёные даже пугали человечество глобальным похолоданием, но тогда в моде были другие страхи: коммунизм, ядерная война и т.д.

В 1990-е советская угроза обанкротилась, а левый истеблишмент обнаружил, что мало кому интересно бороться против капиталистической эксплуатации на фоне космического роста благосостояния «эксплуатируемых». Тут очень кстати выяснилось, что «климат сошёл с ума». При ООН возник бюрократический спрут IPCC (Международной комиссии по изменению климата), а климатолог Майкл Манн прославился «хоккейной клюшкой» – графиком, показывающим резкий рост углеродного загрязнения.

Месседж Манна и других алармистов климатического апокалипсиса несложен: человечество должно свернуть все планы экономического развития и передать чрезвычайные полномочия правительству из «зелёных» – иначе всем кранты. Соратники Манна, организовавшиеся вокруг IPCC, объявлялись «независимыми учёными», а все, кто с ними не согласен, – дезинформаторами и наймитами сырьевого бизнеса. Потенциал идеи оценил бывший вице-президент США Альберт Гор, перезапустивший на климатической теме карьеру и получивший Нобелевскую премию мира.

Хотя «наймиты» не раз обращали внимание: люди производят лишь 5% парниковых газов. А остальные 95% – океаны, вулканы, флора. Один только исландский вулкан Эйяфьядлайёкюдль за 4 дня «начадил» больше, чем всё человечество за 5 лет. Но ничего страшного не произошло, потому что климат на Земле менялся всегда. К тому же алармистов не раз ловили на подтасовках. Например, NOAA, американский национальный гидрометцентр, в 1970-е годы использовал в своих расчётах данные 6 тыс. метеостанций, а сейчас – только 1, 5 тысяч. Для анализа больше не используют многие станции на высоких широтах, на больших высотах и в сельских районах, где температура стабильно ниже. Стоит ли дивиться, что мир «теплеет».

Во вскрытой хакерами в 2009 г. переписке климатологов и ооновских бюрократов стороны обсуждают, как подделать научные данные и как дискредитировать оппонентов: «Может быть, мы сможем окрестить их астрологами?» Они добиваются увольнения скептически настроенных редакторов журналов Climate Research и Geophysical Research Letters. Они отправляют в стол научные работы своих же сторонников на том основании, что их содержание «серьёзно разбавляет месседж». Нравы этих учёных вместо священного поиска истины и открытий представляют нам омерзительную картину идеологического клоповника, участники которого железной рукой искореняют ересь. Нельзя сжечь на костре – так хоть карьеру поломаем.

Зато все гранты в руки доктору Майклу Хернке из университета Висконсина, который обнаружил «достаточно настораживающих доказательств», что увеличение содержания углекислого газа в атмосфере делает нас глупее. Лёгкой шизофренией отдаёт исследование Сэта Уайнса и Кимберли Николас, которые призывают заводить как минимум на одного ребёнка меньше, чтобы сократить выбросы углекислого газа родителями на 58 тонн ежегодно от каждого. В перспективе следует отказаться от автомобилей, не летать на самолётах, сушить бельё на верёвке, а не в стиральных машинах и стать вегетарианцами.

Рейваи Деонандан из университета Оттавы подсчитал, что питаться на нынешнем уровне «золотого миллиарда» сможет от силы 3 млрд землян. Выход один – безмясная диета. Скромного доцента охотно цитирует левый истеблишмент, который ищет повода ввести новые налоги и распилить деньги на глобальное переустройство сельского хозяйства. Кстати, оборот мировой мясоперерабатывающей отрасли оценивается в 385 млрд долларов.

Шведский учёный Сванте Аррениус, описавший в начале XX века парниковый эффект, был уверен, что открыл великое благо: планета подогреется, зима станет короче, а урожаи – выше. Но сегодня в политику приходят «независимые кандидаты», убеждающие миллионы впечатлительных европейцев подсчитывать на калькуляторе свой «углеродный след» – совокупность всех выбросов парниковых газов. Хорошим тоном становится массовая неловкость за полёты на самолётах, которые «загрязняют небо».

В Швеции, на родине Аррениуса и юной экоактивистки Греты Тунберг, по инициативе граждан введён авианалог, а количество пассажиров падало даже до пандемии. Финны тоже спешно пересаживаются на автомобили-гибриды, переселяются в дома меньшей площади, а заодно ограничивают количество вещей. Один из идеологов экоистов финский депутат Лео Страниус имеет всего 310 вещей и ездит зимой на велосипеде, чтобы подать «благоприятный пример» жителям развивающихся стран.

Машина времени

Набрав политические очки на климатической теме, левая идея, как ей и положено, мутирует и разрастается. «Зелёные» уже сейчас предлагают закрыть в Европе все атомные электростанции и запретить пассажирские паромы, которые «недостаточно экологичны». Но конечная цель, похоже, старая – сам капитализм. Его без конца предлагают «усовершенствовать», а на деле – ещё ниже нагнуть частный бизнес при помощи перераспределения. Этатизм и дирижизм – вот что реально стоит за «климатической озабоченностью» современных левых.

И нет ничего удивительного в том, что они будут всячески воспевать мир, где не было ни поездов, ни электростанций, ни самолётов. Нет, Юваль Харари с Нассимом Талебом – не их агенты влияния. Скорее пройдохи сами догадались, кто их будет всюду приглашать и продвигать, если назвать сельское хозяйство примером «рабства животных», с которым нужно покончить.

Вроде бы нет смысла подробно доказывать, что наш сегодняшний уровень жизни совершенно несопоставим с ушедшими эпохами. Но всё же напомним: на заре человечества жизнь не стоила и копейки. Сколько бы нас ни разводили при помощи «секретов древних знахарей», люди даже во времена эпидемии чумы XIV века не понимали природу бактерий и в сверхкультурной Флоренции собирались в многоголовые шествия против заразы. Никому не приходило в голову, что съесть три кило свинины за раз не очень полезно: только в XIX веке Рудольф Вирхов догадался про холестерин, тромбы и природу инсульта. Да что инсульт: племена охотников и собирателей часто вымирали просто из-за плохой воды, не понимая основ гигиены.

В XIX веке человечество совершило колоссальный рывок. Тем не менее средний русский крестьянин перед Первой мировой войной по интеллекту находился на уровне папуасов, которых исследовал Миклухо-Маклай, – он не мог справиться с тестами на логику для нынешних третьеклассников. В передовой Англии бедность девяти десятых британцев воспринималась как «приговор Господа Бога», с которым в жизни не справиться каким-то там экономическим идеям. А работать из дома мог разве что писатель Конан Дойль. Правда, и ему нужно было где-то искать замысловатые истории о жизни в викторианской Англии, в которой читатель по сей день мечтает побывать.

Дно интеллекта

О том, что история про ушедший золотой век и наше нынешнее вырождение несколько притянута за уши, можно судить по её гендерному аспекту. В телевизионных студиях на Западе не услышишь, что деградируют женщины, – иначе поднимется страшный скандал. Зато вырождение мужчин – ходовая тема.

Австралийский антрополог Питер Макалистер пишет в книге «Мантропология: наука о неадекватности современного самца»: «Если вы читаете эти строки, значит, вы или парень, для которого вы её купили, – худший мужчина в истории. Никаких «если». Никаких «но». Худший, и точка». Публицист Тони Парсонс в ответ удивляется: «Худший? В каком смысле? Менее чуткий? Менее умный? Менее способный заполнить форму на возврат НДС или довести женщину до вагинального оргазма? Нет, Макалистер имеет в виду, что мы – слабейшие из мужчин. Слабейшие духовно? Морально? Нет, он хочет сказать, что мы слабы физически. Старые добрые неандертальцы были выносливее, быстрее, сильнее, чем современный джентльмен – стерилизованный, пониженной жирности». Но почему тогда в спортивных клубах по вечерам аншлаг? А редкий мировой рекорд в спорте держится хотя бы пару лет? И разве неандерталец поможет ребёнку выучить физику, продаст семнадцать вагонов щебня, съездит в гипермаркет за продуктами и договорится с нужными людьми о ремонте дачи?

Макалистер изучил окаменевшие отпечатки ног австралийского аборигена, жившего 20 тыс. лет назад, и каким-то чудом пришёл к выводу: тот бегал за кенгуру почти так же быстро, как Усэйн Болт на Олимпиаде в Лондоне. А судить о мужчинах по их способности схватить за попу кенгуру очень любят газетные колумнистки от 40 до 60 лет, не испытавшие счастья в любви. «Бедные, жалкие существа, эти современные мужчины, – пишет Лиз Джонс на страницах Mail on Sunday. – Какие слабаки. Какие пустышки». Любой западный интеллектуал, который с таким же омерзением напишет о женщинах, будет тотчас обвинён в сексизме и потеряет работу. Хотя о чём спор? Мы не умеем стрелять из лука вовсе не потому, что неспособны этому научиться.