В условиях постоянных изменений общества стремительно возрастает социально-экономическая неустойчивость страны, что снижает уверенность человека в завтрашнем дне. Но специалисты утверждают, что жизнь в условиях постоянного стресса имеет не только отрицательную сторону. Стресс может стать мобилизующим. И поэтому мы пригласили в редакцию человека, посвятившего всю свою жизнь проблемам стресса:
- Имя Вадима Эдуардовича Цейликмана, доктора биологических наук, профессора Южно-Уральского государственного университета, работающего в Высшей медико-биологической школе и заведующего там кафедрой общей биологии и дифференциальной психологии, хорошо известно не только в России, но и заграницей. И это неудивительно.
- Эта тема хотя и популярна уже много лет по всей стране, но сейчас, к сожалению, все события последнего времени делают ее все более и более популярной. Вы понимаете, о чем я говорю. В настоящее время понятие «стресс» из модного термина в 60-е годы прошлого столетия превратилось в настоящий бич человечества XXI века. Стресс стал нашей повседневностью, да и просто спутником по жизни и, чаще всего, врагом номер один.
- Само понятие «стресс» трактуют как — «неспецифическая реакция организма на воздействие различных внешних факторов»…
- Еще студентом я понял простую вещь, что все снимают преимущественно сиюминутные последствия стресса, но никто не просчитывал его отдаленные действия. И весь мой опыт исследований показывает, что если ты пережил стресс, то не думай, что последствий не будет после того как острота момента пропала. И главное, наверное, именно как формируются отдаленные последствия стресса, которые проявят себя не сразу, а спустя месяцы, годы, а иногда и десятилетия, так же все это формируется. И вот ответ на эти вопросы занимает у меня все время.
У человека последствия могут быть прежде всего, как травматическая память, которая заставляет переживать эту стрессовую ситуацию спустя много времени после того как она уже прошла.
Стресс: хороший, плохой, злой
Но кроме всего прочего, так получается, что мы реагируем эмоциями. Но эмоции, они ведь не заканчиваются структурами мозга. Эмоции имеют продолжение уже на уровне гормональном, на уровне нервной регуляции работы многих внутренних органов. И все это так или иначе может привести к расстройствам на уровне внутренних заболеваний. А это и есть вызванная стрессом патология. В моем понимании, это как онкология, потому что развивается долго. И после пережитого стресса патология, которая им спровоцирована, может развиваться годами. И для меня посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) и есть та самая проблема, которую и стоит исследовать в человеческом организме, именно как плацдарм для всевозможной патологии в будущем.
- Вадим Эдуардович, насколько я знаю, именно в ЮурГУ существует школа специалистов по изучению стресса и стрессоустойчивости. А с чего все начиналось?
- Я горжусь тем, что у нас в коллективе есть замечательные ученики. У меня 5 подготовленных докторов наук и 25 кандидатов. И у всех у них тематика стресс.
А сам я с первого курса студенческого кружка пединститута занимаюсь проблемами стресса. Мне еще в школе случайно попалась в руки научно-популярная книга Ганса Селье, автора учения о стрессе на уровне целостного организма. И как только я ее прочитал, меня поразило, что при самых разнообразных болезнях появляется какой-то универсальный генератор болезни в виде стресса, и тогда мне в мои 17 лет буквально просверлила мозг мысль, что все болезни не от нервов, а от стресса.
И чем дольше я в этой проблеме, тем больше я в этом убеждаюсь.
К тому же, так получилось, на мое счастье, что когда я поступил на первый курс института, прочитав Селье, в этом же году, в этот же институт поступила на работу доцентом на кафедру физиологии Вера Ивановна Павлова, у которой докторская диссертация была посвящена проблеме стресса. И тогда она активно проводила исследования, и ей нужны были помощники. Так я и был рекрутирован в науку…
Умная книга, в моей жизни
- И так со стрессом вы не расстаетесь с тех пор? Как и Ганс Селье со стрессом всю жизнь?
- Я окончил естественно-географический факультет Челябинского государственного педагогического института ровно 40 лет назад.
В 1999 году в Московском институте общей патологии и патологической физиологии защитил докторскую диссертацию на тему: «Изменение стрессорной реактивности системы крови при переходе к толерантной стратегии адаптации».
- Вадим Эдуардович объясните тему своих исследований по возможности доходчиво. Большинство читателей нашей газеты не биохимики и не специалисты в патофизиологии…
- Хорошо, попробую. Подумайте сами, какими глобальными адаптационными стратегиями организм может переносить стресс? Тут выделилось два типа реакции. Первый, который называется резистентным (не поддающимся или плохо поддающимся воздействию, оказывающим сопротивление чему-либо. – Прим. автора). И реализация этой реакции по Уолтеру Кеннону: борьба или бегство. То есть активное преодоление стресса.
И второй: толерантный (снижение или полное отсутствие нормальной реакции. – Прим. автора), пассивный перенос стресса.
И как выяснилось, и та и другая форма стратегии имеют в основе соответствующий профиль системы крови. Тут два момента. Во-первых, та же реакция, борьба и бегство требует насыщения кислородом тканей организма. И соответственно это отражается на системе продукции эритроцитов и на уровне гемоглобина. И здесь были прослежены различия…
Но второе, я делал докторскую диссертацию тогда, когда только-только еще говорилось о клетках крови как источниках различных гормонов, и основное мое внимание в моем автореферате - это клетки крови как генераторы гормонов, которые активно влияют на прохождение стресса вплоть до поведенческого уровня. То есть, как гормоноподобные вещества, которые вырабатываются клетками крови, могут повлиять на наши поведенческие реакции. Примерно об этом тема моей докторской диссертации, она была защищена в 1999 году, сейчас это уже история, но последующие 20 лет подтвердили это лавинообразно.
- Профессор, сколько можно экспериментировать на грызунах. Особенно когда кругом люди, перенесшие различные по уровню интенсивности стрессы. И многие из них, я уверен, согласились бы стать подопытными «кроликами», лишь бы вы сняли с них бремя психотравмы…
- Не все так плохо Владимир Васильевич, есть такое понятие — ориентированное фундаментальное исследование. То есть это исследование, которое ориентировано на конкретную практическую задачу и которое позволяет ускорить ее решение.
И одно из направлений этого направления в медицине - трансляционная медицина. Именно она от фундаментальных исследований, от экспериментов на животных идет до клинического внедрения. Моя сознательная научная жизнь во многом прошла на кафедре биохимии сначала медицинского института, потом медакадемии.
Прорыв на стыке наук
- Как интересно. Я тоже с первого курса челябинского мединститута, в течение двух лет, достаточно плотно занимался в студенческом научном обществе на кафедре биохимии. Мы вместе с коллективом преподавателей изучали изменение ферментной системы при ожоговой болезни. Считалось, что эта работа выполняется по заказу Министерства обороны.
Значит, мы в чем-то коллеги. Так вот, заведующий кафедрой Роман Иосифович Лившиц одним из первых в стране занимался вопросами трансляционной медицины. Он действительно изучал ожоговую болезнь — от фундаментальных разработок до внедрения в практику. И отсюда гордость кафедры биохимии – то, что в советское время это была единственная теоретическая кафедра медицинского вуза по Союзу, имеющая свой ожоговый центр. От ферментов они постепенно ушли к так называемым ожоговым токсинам. Потом логика пошла на выяснение природы этих ожоговых токсинов, стала понятно, что это пептиды.
- Я хорошо это помню. Как мы обжигали бедных крысок. Затем, через некоторое время, вскрывали их. И исследовали изменения, которые происходили в их внутренних органах на хроматографах. Сотни пробирок и многочасовые химические исследования, но причем здесь стресс?
- Роман Иосифович говорил в свое время, что он за то, чтобы на его огороде расцветали все цветы. Так получилось, что он заинтересовался проблемой стресса как таковой. И Вера Ивановна Павлова делала свою докторскую диссертацию на базе кафедры биохимии. И поэтому сначала, вместе с Верой Ивановной как ее помощник, я тоже ходил на эту кафедру. Потом прижился. И работа по стрессу даже изменила концепцию ожоговой болезни. И постепенно у биохимиков возник интерес к стрессу.
- Это очевидно.
- Это очевидно сейчас. Но я видел всю эту историю. Когда работали с ожоговыми токсинами, и все думали, что это просто изобретение дьявола, которое появилось в результате термических ожогов. Но дальше всем стало понятно, что это просто неизвестные нам регуляторы. Что-то, что полагалось как ожоговые токсины – это ранее неизвестные ученым регуляторы при процессах стресса и воспаления.
И вот один из моих учителей, уже со стороны кафедры биохимии, который сыграл очень важную роль в моей судьбе, Илья Анатольевич Волчегорский, именно он пришел к представлению о том, что эти токсины на самом деле являются регуляторами адаптационных процессов. И даже более того, какое-то время мы с ним скомбинировали его исследование по пептидам, по пептидным фракциям. И были проведены на тех моделях стресса, которыми я на тот момент владел. И дальше пошел наш многолетний тандем в исследованиях. И так вопросы, касающиеся стресса и ожоговой болезни, вылились в единую научную конструкцию.
Продолжение следует