ВЦИОМ выяснил, что в этом году 57% россиян переживали стрессовые ситуации, а 26% опрошенных сталкивались с тревогой несколько раз в месяц. Больше всех будущее тревожит молодых горожанок, а военная операция на Украине как главная причина стресса почти догнала страх потерять работу – 20 и 22% соответственно. Можно сделать вывод, что россияне ещё никогда не жили с таким эмоциональным грузом, как сегодня. Но это не совсем так: скорее реальные опасения понемногу вытесняют невротические.
Страх потерь
Согласно «индексу самочувствия» исследовательской службы HeadHunter за второй квартал, треть россиян опасаются увольнения, а 80% готовы снизить зарплатные амбиции ради сохранения работы. Похожие настроения фиксировались в середине «ковидного» 2020 г., когда перспективы не только российской, но и мировой экономики выглядели туманно. Сегодня тревога вызвана исходом западных компаний. Но даже если фирма российская, 31% всей рабочей силы опасается вызова в отдел кадров. На каждую вакансию в Москве сегодня 9 заявок, в среднем по России – 6. А 10 лет назад фиксировались показатели в 2–3 заявки.
Вроде бы страх потери работы, как и экономического обвала, вполне реален. Но панических настроений, как при карантине весны 2020-го, когда сметались продукты в магазинах и взлетали до небес цены на аренду дач, не видно. Хотя 7% россиян признались ВЦИОМу, что обращались со своей тревогой за помощью к специалистам. Это притом что час психолога средней руки стоит в российских городах 4–5 тыс. рублей.
Ещё в начале нулевых психотерапевт в нашей стране не мог найти работу: люди боялись признаться себе и окружающим, что у них «что-то не то с головой». По неумолимой российской логике со временем привычка обеспеченных граждан путешествовать в бессознательное на кушетке психоаналитика должна была перекрыть все западные показатели. Психотерапевтов действительно прибавилось. Но даже в Москве их в разы меньше, чем в Париже или Чикаго.
В США 50 млн человек страдают фобиями. Каждый второй немец не доверяет своему ближнему, каждый третий не решается выходить ночью на улицу. Каждый второй француз регулярно хватается за успокоительное. Страх террора, СПИДа, эпидемий и природных катастроф отравляет жизнь девяти из десяти американцев. Или вот такое наблюдение: после терактов в Турции количество германских туристов уменьшилось на 70%, а российских – только выросло. Ведь туры немного подешевели!
Впрочем, ещё в благословенном 2005 г., согласно опросу ВЦИОМ, 70% населения считало вполне вероятным «резкое снижение своего жизненного уровня вплоть до голода». А ещё 23% полагали, что это «возможно, но маловероятно». Казалось бы, с чего? В 2005 г. российская экономика росла самыми мощными после распада СССР темпами, цена на нефть била рекорды. И никаких заморочек с Западом.
На этом фоне люди стали активнее покупать собственность и рожать детей. Но 58% россиян всё равно считали очень даже возможным вымирание России из-за низкой рождаемости и заселения страны представителями других национальностей. При этом в вероятность военных конфликтов с ближайшими соседями (в вопроснике ВЦИОМ прямо названы Грузия, Украина и страны Балтии) верили всего 26% россиян. Даже гражданскую войну в России народ считал более вероятной. И всего 18% считали «почти нереальным» скорое исчерпание запасов нефти, газа и других полезных ископаемых.
В декабре 2014 г. исследовательский холдинг РОМИР выяснил, что самыми острыми проблемами россияне считали рост цен, инфляцию, низкие зарплаты и ЖКХ – темы вполне реальные и кровоточащие регулярно. Правда, всего за один год доля испытывающих беспокойство по поводу роста цен выросла с 59 до 76% – это очень много. Но если учесть, что за отчётный период произошло присоединение Крыма со всеми санкциями и контрсанкциями, то получается, что россияне – очень спокойный и адекватный народ. Ведь ещё недавно конца света боялись чаще, чем болезней близких. А высадка инопланетян страшила нас больше, чем распад собственной семьи.
– Различают нормальную и невротическую тревогу, – говорит психолог Мария Берлин. – Есть вполне реальный риск пострадать, гоняя по улицам на мотоцикле или выпивая бутылку водки каждый вечер. Но многие люди боятся ходить через реки по мостам или наступать на трещину тротуара – это невротическая тревога, когда реальный риск пострадать отсутствует. Советское поколение было как раз бесстрашным с перебором. Оно рассуждало так: мы с детства пили воду из-под крана, ездили в машинах без детских кресел, лазали по стройкам, иногда ломали там ноги, но до сих пор живы. Отсюда вечная готовность подраться и чудовищная запущенность болезней, при которой к врачам обращались уже на носилках. У сегодняшних молодых мы наблюдаем другую крайность: отказ от любых доз спиртного, готовность постоянно держать детей в масках и касках.
Средство от ужаса
У 38-летнего пациента НИИ психиатрии имени Ганнушкина отмечена странная фобия – боязнь воздушных шаров. 32-летняя петербурженка, садясь за руль, старательно избегает левых поворотов. В институте имени Бехтерева наблюдались дедушка, который не ходит к врачу и в магазины, потому что боится встретить там кошку, и юная дева, которая почти ничего не ест, потому что не хочет подавиться.
Кто-то скажет, что фобии жителей в развитых странах ещё меньше связаны с реальной опасностью. В США и Европе тысячи членов насчитывают клубы аэрофобов: они помогают друг другу перемещаться по миру без помощи самолётов. Хотя математический шанс убиться во время поездки на автомобиле в несколько раз выше.
Если в 2005 г. главные страхи россиян (голод, тоталитаризм, внешняя агрессия) были обусловлены постсоветской травматикой, то сегодня они мало чем отличаются от людей Запада: карьерный срыв, облысение, импотенция. Учёные говорят, что примерно через 50 лет после изобретения нового бытового прибора появляются люди, которые начинают его панически бояться. То есть после изобретения телевидения неминуемо обнаруживаются люди, которые боятся светящегося экрана.
Другое дело, что психологическое благополучие заняло место денег в роли «ключа ко всем благам». На наших глазах произошла замена религии психологией, Христос Спаситель превратился в Христа Консультанта. Счастье стало пунктом в психологическом резюме.
Нередко психологи заставляют нас воспринимать свою жизнь как историю болезни. Масса переживаний, считавшихся нормальными, объявлены вредными для психики. В советские времена мужчина, проигравший драку во дворе кабака, в жизни бы не догадался, что ему нужно «работать с последствиями насилия», болтая с каким-то дятлом о своём детстве за 4 тысячи рублей в час. В диагностике творится полный винегрет: помощь уволенным с работы и недавно разведённым, страдающим пристрастием к сексу или к спорту, молодым матерям после родов и т.д. Терапевтическая культура проповедует самоограничение. Она изображает «Я» как нечто слабое и хрупкое, будто бы управление жизнью требует постоянного вмешательства или экспертизы. Начинается непрекращающийся круговорот диагнозов, а поиск помощи превращается в норму. У пациентов формируют сознание несчастных людей, которые могут лишь надеяться на восстановление некоторых утраченных способностей.
В мировом бестселлере Скотта Стоссела «Век тревожности» рассказывается, что к началу 1980-х никаких «панических атак» ещё не существовало. А десятилетие спустя 11 млн американцев с таким диагнозом сидели на имипрамине – одном из первых массовых антидепрессантов. Как раз в это время Американская психиатрическая ассоциация (АПА) перестала плясать под дудку психоаналитиков и назвала болезнями те состояния, которые раньше считались просто невротичными: депрессию или «паническое расстройство», когда человеку вдруг начинает казаться, что у него вот-вот случится инфаркт. А болезнь ведь должна лечиться медикаментозно.
Скотт Стоссел, сам подсевший на антидепрессанты, пишет: «Это сыграло на руку фармацевтическим компаниям, у которых выросли целевая аудитория и рынок сбыта лекарственных средств». Сегодня «депрессия» ставится 15% американцев, а в 1960 г. – только 1%. Уже многие авторы утверждают, что «Руководства» АПА – это «собрание условностей», ведущее к «патологизации самого обычного поведения». Согласно исследованиям психиатров Ливерпульского университета, список фобий вырос с 300 до 1100 видов: люди пугаются супермаркетов, китайцев и тишины.
Забытый на скамейке плюшевый слон – это повод заблокировать весь квартал и вызвать взрывотехников. Если ребёнок выбил зуб, его могут забрать в детдом, потому что родители плохо за ним следили. В некоторых городах автомобили двигаются не быстрее 30 километров в час, чтобы «повысить безопасность». Толпа юристов всегда готова засудить нас за небезопасные продукты или действия.
«Веку тревожности» есть простое объяснение: наш инстинкт самосохранения «расшалился» в отсутствие реальных угроз и, как испорченная сигнализация, срабатывает от дуновения ветра. В этом смысле россияне находятся в выигрышном положении: экономическая и политическая ситуация такова, что силы нужны на реальное выживание. А на ерунду их будет оставаться меньше.