Мораторий на лов омуля на Байкале дал положительные результаты

Эффективным для восстановления популяции омуля назвали в Бурятии запрет на его лов. Как отмечает руководитель Байкальского филиала федерального государственного бюджетного научного учреждения «Всероссийский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии» Владимир Петерфельд, на сегодня подсчеты точного числа эндемика еще продолжаются, но положительная динамика налицо.

Мораторий на лов омуля на Байкале, напомнил Петерфельд, вводится уже во второй раз — первый раз это было в 1969 году, с тех пор критерии для закрытия лова остались прежними. Нижняя граница — 10 тысяч тонн биомассы омуля в Байкале и около 2,5 млн производителей. Перед закрытием лова в 2017 году запасы опустились ниже этого уровня и был введен запрет, сейчас ситуация выравнивается. Однако проблема, по словам специалиста, еще и в том, что в процессе предшествующей запрету эксплуатации озера было подорвано состояние не одного поколения омуля, а сразу нескольких. Промысел, говорит Петерфельд, затрагивает порядка 5-6 поколений омуля, то есть рыб разного возраста, плюс сказались провальные выпуски рыбы в прошлые годы, когда выпускалось крайне мало мальков. «Были, конечно, просто беспрецедентные масштабы лова омуля — в объемах, гораздо превышающих выделяемые квоты, в том числе браконьерский лов. Сегодня ситуация изменилась коренным образом, — отмечает эксперт. — Наряду с восстановлением омуля, не стоит на месте охрана омуля — она развивается, меняется ее оснащение, меняется отношение и взаимодействие правоохранительных структур. Этот вопрос на Байкале в годы моратория стал таким серьезным, что даже отъявленные пессимисты начали говорить — что, мол, да, с таким отношением популяция точно восстановится».

Влияет на состояние популяции не только воспроизводство, но и другие факторы. Часто, говорит Петерфельд, среди негативных причин упоминают нерпу и баклана, однако здесь не все так однозначно. Если говорить о нерпе, то омуль, наряду с другими сиговыми, занимает в ее рационе не более двух процентов — в основном, она ест другую рыбу, а омуля в естественной среде среднестатистическая нерпа догнать не может. Хотя, отмечает ученый, напрочь выедает его из сетей, так что если даже и разрешать промышленный лов омуля, то только не вставными сетями — это занятие будет бессмысленным, рыба просто не дойдет до рыбаков.

Несколько иная ситуация с бакланами. «Лично мое убеждение раньше было, что он большого вреда омулю не наносит, потому что питается в мелководной прибрежной зоне в летний период, омуль таких глубин избегает, ведь омуль — это сиговые, а они не любят теплую воду и обычно уходят на глубину. Но то, что я видел в последние годы при выходе рыбы на мелководье, это просто «убиение младенцев», не иначе. Нещадное уничтожение полчищами бакланов нагульной популяции омуля. А самое страшное, что в отличие от чайки, которая тоже питается омулем, баклан совершенно несдержан. Он будет бить рыбу, пока ее видит, неважно, сыт он уже или нет. Он ее жрет, срыгивает, есть снова, ранит, калечит, в общем, то, что там происходит, это ужасно. Счастье только в том, что происходит недолго, так как омуль приходит в привальную зону ненадолго, потом снова уходит на глубину, где он недоступен для этой птицы.

И здесь есть еще одна негативная тенденция, связанная с бакланом. В прошлом году на реке Селенга во время захода омулей-производителей в реку на нерест, сотрудниками ВНИИРО во время учетных работ фиксировалось до 7% побитого бакланом нерестового омуля. Плюс омуль, съеденный бакланом и побитый, осевший на дне — в итоге порядка 400–450 миллионов икры недополучила Селенга в прошлом году из-за нещадного уничтожения омуля именно бакланами.

Еще один аспект, который напрямую сказывается на состоянии популяции омуля — это уровень Байкала. Большая вода у специалистов вызывает озабоченность в связи с тем, что происходит размыв песчаных кос, которые отделяют мелководье от глубокого Байкала. «Это ведь не просто так в Байкал впадает более двух тысяч рек, больших и маленьких, а воспроизводство популяции идет лишь в определенных местах, там, где есть прибрежная соровая система. Число таких мест ограничено: это северный Байкал с ангарским сором, это Провал и Посольский сор вместе с дельтой на селенгинском мелководье и пойменная система Баргузина. По восточному побережью много рек, но омуля в них нет. Потому что представьте, что в Посольском соре не будет сора — куда тогда с Большой Речки будет скатываться личинка и молодь омуля с Большереченского рыборазводного завода? В ледяную байкальскую воду — и там погибать. Сегодня вода тоже не очень теплая там у берега в Байкале, но она не подвержена влиянию ледяных масс всего Байкала из-за кос», — отмечает ученый.

Вопросы вызывает состояние рыборазводных заводов в республике — все они сегодня в той или иной степени нуждаются в реконструкции. Ранее СМИ Бурятии сообщали даже о срыве госзадания на выпуск мальков из-за слабой материальной технической базы и по другим причинам. Активнее других, хоть не без проблем, реконструкция идет на Большереченском заводе, который вошел в нацпроект «Экология». Были выделены деньги, проведена экологическая экспертиза и в прошлом году Большереченский завод один из первых попал под реконструкцию, однако ее, отмечает Петерфельд, сорвали подрядчики — не успели запустить цех, икра была переведена на Селенгинский рыбозавод. Баргузинский завод под реконструкцию не попал, он сейчас законсервирован, сегодня там только инкубация весенних нерестующих рыб, которая не требует вложений, характерных для зимнего сезона, когда значительные финансы идут на то же отопление, для водоподачи. Фактически сегодня завод работает в такой миниатюре, в течение одного месяца, так что, по сути, говорить о миллионах или даже миллиардах личинок — пока не приходится.

Депутат Народного Хурала Бурятии Баир Доржиев сообщил, что при посещении рыборазводного завода в Юбилейном его поразила цифра: при проектировании завода в 1975 году проектная мощность завода была установлена в миллиард личинок в год. В 1990-е годы на заводе закладывалось порядка 200–250 миллионов личинок, а в этом году планируется выпустить всего около миллиона. «Отчего такие мизерные цифры? На этот вопрос был ответ, что баргузинская популяция омуля не заходит на нерест в Баргузин. Стоял даже вопрос об ее исчезновении — на заводе сегодня разводят хариуса и других рыб, но я считаю, что такое катастрофическое падение искусственного воспроизводства водных биоресурсов недопустимо. Если уж мы говорим о возобновлении промышленного лова омуля в ближайшее время, воспроизводство должно находиться на должном уровне, нужно увеличить его объемы. Конечно, нужно обратить внимание на развитие рыбной отрасли. Денег на нее выделятся мало, и когда у нас разрешат промышленный вылов, может элементарно не оказаться специалистов в этой отрасли. Этот вопрос очень важен не только для Баргузинского района, но и для других районов, где производится вылов рыбы».

Другой депутат, председатель комитета Народного Хурала Республики Бурятия по земельным вопросам, аграрной политике и потребительскому рынку Дмитрий Швецов, уверен, что проблемы копятся еще и потому, что в регионе нет единого органа, который нес бы ответственность сразу за все аспекты рыбного хозяйства, не только разведения омуля, но и его лова. Депутатом внесен еще ряд предложений, которые могли бы позволить реанимировать рыбную и рыболовную отрасль в Бурятии.

Впрочем, все это — пока дело довольно отдаленного будущего. Ведь пока активно обсуждают разрешение на лов байкальского омуля   только для физических лиц. Будут ли условия и хватит ли в озере-море эндемика для промышленного лова — станет ясно не ранее 2023 года.