В провинции обычные общеобразовательные школы становятся редкостью и одновременно причиной яростной схватки. В левом углу ринга чиновники, которым выгодно учреждение закрыть, чтобы сэкономить куцый бюджет. В правом – работники этих школ и родители учеников, для которых закрытие часто означает необходимость переезжать. Чтобы не допустить катастрофы, они готовы как на хитрости, так и на открытый протест.
Педагогический набор
В 2006 г. в России была введена подушевая система финансирования образования. Отныне если в школе остаётся не более 30 детей, её можно «оптимизировать»: либо сделать филиалом более крупного учреждения, либо вовсе закрыть. Оба варианта одинаково гибельные. «Филиал» часто означает, что школе оставят полтора кабинета, в котором единственная учительница будет давать задания двум десяткам недорослей от 1-го до 11-го класса по самым разным предметам. Балаган – это ещё очень мягкая характеристика такого обучения.
Как правило, проблемы малых школ начинаются с закрытия какого-нибудь кормильца на селе – заводика или сельского объединения. Часть народа уехала – в школе случился «некомплект». Сама по себе школа – это ещё 20–30 рабочих мест, не считая доходов местных жителей, которые со своего подсобного хозяйства снабжают школьную столовую. Если заколотить в здании двери, вся сельская экономика сыпется по принципу домино: уезжают учителя из-за отсутствия работы, уезжают крепкие семьи, которым негде учить детей. Глядишь: вчера было бодрое село, в поле гудели тракторы, визжала лесопилка, а сегодня доживают пять бабок. И градус падения определяет именно школа.
В конце 2021 г. в работе Социологического института РАН и Фонда поддержки социальных исследований «Хамовники» отмечена любопытная тенденция: чтобы избежать закрытия школы, сельские педагоги стали создавать приёмные семьи! Если возникает опасность закрытия, коллектив собирается, обсуждает, сколько учеников должно ходить в классы, чтобы напасть отступила. И набирают детей из детдомов: кто-то одного, кто-то двух, кто-то трёх. Сколько надо, чтобы коллегам дали и дальше работать. В конце концов, за приёмных детей государство тоже платит какие-то деньги.
В исследовании отмечается, что приёмные дети в обследованных сёлах часто обеспечивают более 50% учеников! А учителя-усыновители неформально договариваются в интернатах о возрасте своих воспитанников: где-то нужны первоклашки, а где-то дефицит подростков 16–17 лет, потому что ребята уже в 15 лет поступают в колледжи, чтобы жить в городской общаге.
– Другая категория усыновителей – работники сельской культуры, которым также важно обеспечить себе производственную нагрузку, – говорит руководитель проекта «Сельские школы РФ» Николай Махнев. – Есть и случаи, когда школа договаривается с сельскими жителями, чтобы они взяли приёмных детей, чтобы школа не закрылась. В противном случае, как все понимают, это часто ведёт к умиранию села.
Здесь важно осознать степень отчаяния сельской интеллигенции. Ведь школа в деревне – это не дворец профсоюзов. Как вынуждено было признать в 2021 г. Министерство образования и науки, в 7 тыс. российских школ нет канализации, в 6, 5 тыс. – водопровода, в 5, 1 тыс. – центрального отопления. Во время урока посреди класса стоит буржуйка, в которую дежурный ребёнок подкидывает дрова, – это реальность великой державы XXI века, имеющей разветвлённые геополитические интересы.
Более половины школ России – сельские, в них обучается 28% общего числа детей. Средняя численность обучающихся в сельской школе – в четыре с лишним раза меньше, чем в городской, – 166 и 700 человек соответственно. В сельской местности каждый пятый ребёнок нуждается в подвозе к месту учёбы. Но подушевое финансирование не предусматривает средств на эти цели, равно как на текущий или капитальный ремонт здания. Их предлагается искать в убитых местных бюджетах – поэтому чиновнику и выгодно школы закрывать. Он поставлен в условия, когда люди на вверенной территории ему только мешают. Хотя при нормальных правилах игры должен радоваться появлению новых налогоплательщиков.
Долгая дорога в школу
Как недавно рассказывали «АН», 1 сентября жители посёлка Ламбасручей в Карелии не пустили своих детей на праздничную линейку: из 26 учеников явилось меньше половины. Об акции было известно заранее, и накануне Дня знаний по родительским домам ходила полиция со строгими тётками из управы – обещали за неявку в школу лишение родительских прав.
История с оптимизацией накалялась два последних года. Местные власти закрыли школу в п. Космозеро, а в школе п. Великая Нива оставили лишь начальные классы. Как вариант, родителям предложили сдать детей в интернат п. Толвуя. Альтернатива не лучше: кататься за 20 км в школу п. Великая Губа. Единственный школьный автобус старше любого ученика: регулярно ломается на лесной дороге, а дети в таких случаях поют для сугрева песню Высоцкого «Кругом пятьсот». Да и первоклашки, у которых три урока, ещё по три часа ждут окончания занятий в старших классах, чтобы уехать.
А в прошлом году оптимизацию решили вывести на новый уровень: уплотнить классы разных возрастов. То есть в одном помещении сидят ученики 5-х, 6-х и 9-х классов и обучаются английскому языку. Возможно, следующим шагом станет преподавание им одновременно химии, истории и физкультуры одним учителем-универсалом. По словам бывшего министра образования Карелии Александра Морозова, оптимизация только улучшит качество образования и сделает школы более конкурентоспособными.
Правда, когда родители села Ламбасручей собирались обсудить ситуацию на собрании в местном центре досуга, к ним пришёл мэр с полицией и объявил, что собрание будет расцениваться как проявление экстремизма. Похожая ситуация случилась в Верхней Губе. В обоих случаях обсуждать пришлось в частных квартирах. Тем не менее глава Великой Губы Игорь Панкратов всерьёз написал заявления в МВД и ФСБ, в котором обвинил родителей в экстремизме и несоблюдении закона о митингах. По словам главы общественной организации «Заонежье» Валентины Сукотовой, её и других родителей вызывали в полицию, угрожая уголовным преследованием и штрафами за участие в «несанкционированном родительском собрании». И ведь подействовало: в Великой Губе от бойкота 1 сентября отказались.
Карельская история типична для большинства российских регионов. В алтайском селе Батурово школа работала с 1890 г., а в апреле 2015 г. было принято решение о её закрытии. Жители в шоке, поскольку в Батурово около 500 жителей, а в первый класс собирались пойти 30 детей. Вроде бы исчезновение селу не грозит, а властям нужно всего лишь поддерживать действующую систему. Тем не менее 4 года назад зачем-то убрали старшие классы. Молодые семьи потянулись в города, школа лишилась 18 учеников, и появились поводы для дальнейшей оптимизации.
Бюджет школы составлял всего-то 467 тыс. рублей в год. Однако нельзя сказать, что и эти деньги сэкономили: 11 безработных педагогов теперь сядут на пособие – правда, платить его будут не местные власти, а федеральные. Оставшихся 27 детей надо будет не только обучать за 10 км в с. Кучук, но и как-то туда возить. Часть дороги идёт по кромке оврага, ограждений нет, а грунт на обочине проваливается даже под тяжестью одного человека.
Родительский комитет Батурово хотел присоединиться к акции протеста против закрытия других школ, которая проходила в райцентре Шелаболиха. Местные власти выделили 14 представителям закрывающейся школы с. Подгорного место потише – на задворках рынка. Но товарищей из других сёл к протестующим не пустили полицейские: для этого, оказывается, нужно особое разрешение. Всех прибывших переписали, угрожали штрафом в 20 тыс. рублей.
За последние годы на Алтае ликвидировано более 300 школ. Почти за каждой «оптимизацией» кипят такие же страсти, как в Батурино: вслед за демонтажем школ уезжает наиболее активная часть населения, «вешаются» остатки бизнеса, включая банальные продуктовые магазины. Что это несёт властям в перспективе? Сокращение налоговых поступлений, рост безработицы и криминала? И стоило ли огород городить, если более-менее нормально жили? Не дешевле ли было сохранить школу, чем потом строить дорогу и возить по ней детей за тридевять земель?
В новгородской деревне Усть-Волма закрыли школу, детей переселили в интернат в райцентр Крестцы. Теперь родители видят их только по воскресеньям. Школой служило здание бывшей барской усадьбы, которое за считаные месяцы пришло в такое состояние, что его никому не продать. В псковской деревне Волышево располагалась богатейшая усадьба с конезаводом Васильчиковых и Строгановых, где один из домов занимала школа. Хотя бы в одном из десятка исторических зданий сохранялись лепнина и мрамор на парадной лестнице. Но кто-то из чиновников решил переселить школу в «блочку» с текущей крышей, а на барский дом искать покупателя. Не удалось: случился пожар, дом графа Строганова сгорел почти полностью, летом 2020 года его кое-как пытались законсервировать.
В Перми родители учащихся школы №57 Мотовилинского района узнали о закрытии учреждения за 10 дней до 1 сентября. Хотя здесь трудно говорить о традиционном для села «некомплекте»: в школе обучалось 109 детей. Повод придумали иной – низкий балл ЕГЭ. В местном роно уверяли, что в результате реорганизации удастся сэкономить больше 1, 5 млн рублей, которые можно пустить на оплату стимулирующей части зарплаты педагогов.
В Министерстве образования РФ только разводят руками: дескать, это компетенция местных органов власти, они нам не подчиняются. Другой вопрос, кто передал им эту компетенцию и зачем. И можно ли считать детоубийцей человека, который не бил и не резал ребёнка, а только отвёл его в тёмный лес за 10 км от трассы и там бросил. Если посмотреть тощие районные бюджеты в провинции, то обычно 50–70% средств уходит на «выполнение функций органа государственной власти». То есть на самих себя. И содержать «лишнюю» школу для местных чиновников – верх бесхозяйственности. Это как у себя же красть.