Раз, два — и не в ту лунку

«Теперь всё очень скоро меняется. В конце ноября оперное товарищество три дня подряд давало благотворительные концерты в пользу корпуса генерала Каппеля, а на четвёртый Политцентр потребовал отставки правительства. Тем и другим внимала, в сущности, одна публика. С одинаковым интересом и одобрением». «Иркутские истории» Валентины Рекуновой. Как говорится — ни убавить, ни прибавить.

Поздний звонок насторожил Ивана Сергеевича Фатеева: день был хороший, не хотелось испортить его, пусть и в конце.

— Горчаков, — успокоила супруга Мария Арсентьевна.

Да, Николай Николаевич, глава иркутских кадетов и просто воспитанный человек, вряд ли скажет перед сном что-нибудь неприятное, даже в пору гражданской войны. Он и сегодня упредил:

— Ничего экстраординарного, просто вы очень нужны мне завтра прямо с утра.

— На половину десятого у меня записан клиент, но это недолго: будем составлять иск за… вывихнутую ногу. Да-да, представьте, каков молодец пострадавший: решил непременно взыскать с нерадивого домовладельца за костоломный тротуар!

— О каком месте речь?

— Амурская. Ровнёхонько напротив Крестовоздвиженской церкви. Я и сам попадал в тамошнюю расщелину, а после объяснялся с домовладельцем, пытался его вразумить, но куда там! Так что сочту за честь быть полезным в его судебном преследовании. Уж вдвоём-то прищучим мы разгильдяя!

Беременность оказалась ложной

Действительно, иск в размере стоимости лечения и убытка от утраты трудоспособности был полностью удовлетворён. Довольные, адвокат и истец заглянули в кофейную, и Иван Сергеевич с чувством тостовал во славу пробуждающегося сознания и гражданского долга. Истец был польщён, и тем бы закончилось, но в ударной концовке адвокат не преминул ввернуть и про общую атмосферу перемен. В частности, и про то, что военная диктатура не исключает Сенат и комитет по обеспечению законности и правопорядка; не случайно министр юстиции собирается за Байкал — открывать суд присяжных.

Истец едва дослушал его и выпалил:

— Военным закон — не указ, это было видно с начала колчаковского режима: помните расстрелы в Омске без следствия и суда?!

— Разумеется, помню. Это было в декабре 1918-го. Но я помню и то, что министерство юстиции создало комиссию…

— …месяц спустя после преступления. И что в итоге? Газеты ничего об этом не пишут, молчит и «Правительственный вестник». Что наглядно показывает декоративность министерства юстиции.

— Но всё же нельзя не видеть, что курс на диктатуру терпит крах. И теперь, на десятом месяце существования, власть ищет опору уже не в иностранных войсках, а в своём народе. И создала представительный орган, который может вызвать доверие, — я имею в виду Государственное экономическое совещание.

— Ха! Подобрали горстку деятелей из умеренных — и пытаются ими подменить прямое народное представительство! Иван Сергеевич, как юрист вы не можете не понимать: совещание — орган не законодательный, а лишь совещательный, по своей никчёмности чрезвычайно похожий на царских времён Госсовет. Неполномочный орган для принятия необязательных решений. И он даже не избирается — нам позволили лишь предлагать кандидатов, безо всякой надежды на их утверждение военной властью. А председатель совещания и не выдвигается даже — его просто назначают. Увы-увы: разговоры и обещания так ни к чему и не привели, на десятом месяце существования правительство Колчака так и не разродилось ничем. Беременность оказалась ложной!

— Но нынешние подвижки в политике…

— …диктуются исключительно неблагоприятными обстоятельствами. Чем хуже на наших фронтах, тем более и готовность властей говорить о представительных органах. Три-четыре месяца непрерывного отступления — и вот уже обещание смены курса. Так, глядишь, и земства полюбят наши власть предержащие, и кооператоров, и (свят, свят! ) профсоюзы. Механизм взаимодействия с обществом исключительно вынужденный, а, значит, и ненадёжный. Грустно.

— Вы, должно быть, эсер?

— Не угадали.

— Стало быть, большевик? — Фатеев был явно разочарован.

— И снова нет. Видите ли, Иван Сергеевич, я позволяю себе роскошь оставаться беспартийным.

— А кому же вы победы желаете в этой войне?

— Одинаково жалко всех, кто на фронте. А кто именно победит, не имеет значения: и большевики, и сторонники колчаковской диктатуры в равной степени не приемлют народовластия.

— Мрачная у вас философия…

— Это так.

Справочно

Из газеты «Наше дело» от 24.11.1919: «Из совершенно достоверного источника нам передают, что в ближайшее время правительство намерено изменить политический курс. В первую очередь должно быть упорядочено внутреннее гражданское управление, для чего предполагается действие военных властей в области гражданского управления подчинить министерству внутренних дел. Затем предполагается расширить функции государственного земского совещания, придав ему законодательный характер. Правительство намерено самым решительным образом пресекать произвол и ликвидировать внутренние фронты, чтобы тем самым усилить боевую способность на большевистском фронте. Всеми этими мероприятиями правительство думает сблизиться с общественностью и восполнить ту изоляцию власти, которая получилась в результате прежней политики. Составление нового кабинета министров поручено министру внутренних дел В. Н. Пепеляеву, который предпринимает некоторые шаги к осуществлению нового плана. Изменения в самой конституции власти ещё недостаточно определены. По полученным дополнительным сведениям, реконструкция правительства выразится лишь в некоторых перемещениях теперешнего совета министров, за исключением Вологодского и Гойера, которые окончательно покидают свои посты. Представители земских и общественных групп при намечающейся политике едва ли войдут в состав нового кабинета».

Каждый вечер гимназистки шли в управу

Это было большой удачей, что сельскохозяйственный институт эвакуировался из Омска почти в полном составе и с багажом из учебных материалов.

— Даже если мы прибудем в Иркутск лишь к середине декабря (поезда теперь страшно медленно ходят), то начнём занятия никак не позднее первых чисел января девятьсот двадцатого, — уверял ректор.

И Вениамин ни на секунду в этом не усомнился. Но позже он, конечно, задумывался и понимал: не мог опытный администратор не знать, что везёт их в набитый войсками, военнопленными и эвакуантами город, и что-либо загадывать совершенно бессмысленно. Но сеять панику тоже ни к чему — и он продлил им беззаботность неведения. И продлил свою радость оттого, что успел вывезти их из Омска до прихода красных. Когда поезд с институтскими тронулся наконец, на всех выездах из столицы уже было столпотворение. Родители Вениамина дней за десять ещё благословили его, зашили в шапку деньги, сложили в котомку продукты и отъехали к родственникам вёрст за тридцать от Омска. Посуду, одежду велели сложить в сундуки, спустить в погреб, а вход заложить.

— Надежда слабая, что сохранится, да и от дома-то, может, не останется ничего, но это уж как придётся, — отец обнял его и прибавил. — Дашь знать нам при первой возможности. Да племянницу мою Агнию отыщи! От неё писем не было с осени 1917-го, но если жива, то поможет.

Вениамин её помнил гимназисткой, а теперь уже дочка Агнии пошла в первый класс. Дядя, кажется, ей понравился: и пяти минут не прошло, как она принесла ему свой нарядный букварь, роскошно иллюстрированный.

— В Японии напечатан: из Петербурга вот уже третий год не поступают учебники. Наши родительские комитеты расстарались, послали с нарочными заказ, и, в общем, вышло неплохо; правда, все имена исключительно с маленькой буквы и иллюстрации на японский манер, мало связаны с текстом.

— И старшеклассникам заказывают в Японии?

— Пока обходимся старыми запасами, в конце года все использованные учебники передаются родительским комитетам и заново распределяются. Беда-то в другом: с весны ещё занимают школы под военный постой, многим досрочно выдали аттестаты. Одна из женских гимназий организует уроки в… городской управе. По вечерам, когда служащие оставляют кабинеты. Иркутское коммерческое училище натурально выставили из его прекрасного здания, и оно скитается по частным квартирам, в непозволительной тесноте. Тургеневское начальное передано лазарету, Пушкинское — казакам. Я как-то шла мимо — и вижу: выносят столы и парты, у забора притулился гипсовый бюстик поэта, а рядом с ним и картина «Пушкин на берегу Чёрного моря». Педагоги хотели перенести всё в сарай, однако и на него доблестные казаки выказали претензию.

— А Иркутский университет?

— Принимает студентов в две смены, но аудиторий всё одно не хватает.

— Боюсь, что у нас не начнутся занятия в январе…

— А я другого боюсь, — Агния помолчала. — В декабре семнадцатого было так же тревожно. Мы тогда жили у родителей мужа в Рабочей слободе — тем и спаслись. А теперь в самом центре…

— Отец говорил, что в одно место два раза не попадает…

— Остаётся надеяться.

Справочно

Из газеты «Наше дело» от 02.09.1919: «РЕКВИЗИЦИИ В 24 ЧАСА. Получено распоряжение Верховного правителя о реквизиции для размещения раненых и больных воинов всех школ, увеселительных заведений и подходящих частных домовладений. Никакие ходатайства не будут рассматриваться, а помещения реквизироваться в течение суток с принятия решения о реквизиции».

Из газеты «Наше дело» от 18.09.1919: «ДЕТИ ЗАУШАКОВЬЯ. Почти все здешние начальные школы отданы под постой солдат, и это обстоятельство заставило рабочий клуб «В Знании — сила» организовать в своём небольшом помещении училище. Занятия будут проводиться в две смены, подыскиваются учителя. Большую часть средств даст рабочий кооператив «Пролетарий». Городская управа готова обеспечить учебными пособиями».

Из газеты «Наше дело» от 24.11.1919: «В сукачёвской школе, где занимаются в порядке уплотнения ещё три училища, установлено несколько случаев заболевания сыпным тифом. Занятия продолжаются».

Большевизанство — это надолго

Каждое утро ректор покидал вагон и в сопровождении двух помощников отправлялся на правый берег Ангары. Считалось, что правительство с середины ноября пребывает в Иркутске, но многие служащие ещё были в дороге, а тех, что прибыли, селили в… Слюдянке — за отсутствием свободных квартир. В отведённом кабинету министров помещении Русско-Азиатского банка располагался и новый орган — Политцентр. Возможно, поэтому министру снабжения и продовольствия пришлось съехать в музей Географического общества, а министру труда — в номера «Париж», что на Саломатовской. Министр просвещения, явно удручённый, не оставил ректору ни малейших надежд:

— В Иркутске нас приняли откровенно враждебно, ни городская дума, ни уездные земства не прислали своих представителей на вокзал. Что уж тут говорить о занятиях в вашем институте! Политцентр откровенно требует передачи власти местному самоуправлению и, боюсь, поднимет мятеж. Вам лучше оставаться в вагонах: покуда чехословаки контролируют линию железной дороги, вы будете в относительной безопасности.

В ночь на 24 декабря повстанцы заняли Глазково, включая вокзал. А накануне Вениамин засиделся у Агнии. Играли в лото, и, выставляя бочонки, зять негромко обронил:

— Говорят, в Черемхово, Нижнеудинске, Балаганске без крови обошлось: там гарнизоны добровольно взяли сторону Политцентра. Может, и здесь пронесёт?

— Здесь со вчерашнего дня закрыты все лавки и магазины, а это уж верный знак, что не обойдётся, — не стала успокаивать Агния.

До 1-го января они не выходили дома, а вечером постучался сосед:

— Вроде как перемирие будет. Сегодня почти не стреляют уже.

5 января на улицах был расклеен «Манифест» Политцентра, извещающий: «Волею восставшего народа и армии власть диктатора Колчака и его правительства, ведших войну с народом, свергнута». Но уже 20 января большевики потребовали от Политцентра передачи власти Революционному комитету — и он, как ни странно, уступил. Вениамин недоумевал, горячился, кого-то проклинал, а Агния сказала устало:

— Теперь всё очень скоро меняется. В конце ноября оперное товарищество три дня подряд давало благотворительные концерты в пользу корпуса генерала Каппеля, а на четвёртый Политцентр потребовал отставки правительства. Тем и другим внимала, в сущности, одна публика. С одинаковым интересом и одобрением.

Ректор встретил Вениамина как будто он явился вдруг с того света:

— Как же хорошо, что ты жив: я ведь обещал вернуть тебя твоей маме! А насчёт института… Мы-то думали, что убежали от красных, а они — всюду. Большевизанство — это, Веня, надолго. Боюсь, что достанет на всю твою жизнь.

Справочно

В Политцентр вошли 7 эсеров и 1 меньшевик. Программа Политцентра включала задачи:
— создания в Сибири демократической буферной государственности с правительством из эсеров, меньшевиков и большевиков;
— отказ от военной интервенции;
— договорные отношения с Советской Россией;
— созыв Сибирского народного собрания.

Реставрация иллюстраций: Александр Прейс