«Колчак ни при каких обстоятельствах это не подпишет. Ведь случай просто беспрецедентный: правительственный кабинет устанавливает для граждан четырнадцать поводов быть казнёнными по решению полевого суда. Даже перевозка коммерческих грузов без очереди приравнивается к вооружённому сопротивлению. Должно быть, тут какое-то недоразумение, и Верховный правитель непременно исправит его». Утром 2 марта 1919-го агентства передали: накануне А. В. Колчаком утверждено без каких-либо изменений постановление Совета министров от 11 февраля». Ничего личного. Просто война мировоззрений. Ещё одна глава из «Иркутских историй» Валентины Рекуновой.
«С утра закусят социалистами, а к вечеру с них самих снимут скальп…»
Номер «Нашего дела» задерживался: ждали новой корректуры от Константиновича.
— Он, конечно, дока в законодательстве о труде, да и мысли излагает толково. Но уж больно откровенно прогибается перед властью, — ответственный секретарь приподнял кисть правой руки и выгнул с актёрской выразительностью.
— Вы это о чём? — редактор Метельшин оторвался от гранок. — Говорите конкретнее!
— А вот! — длинный палец с рыжеющим на солнце пушком уткнулся в жирно обведённый абзац. — Вот он, Константинович, пишет, что публикации нашей газеты о холодных и тесных мастерских проработаны в министерстве труда и принимаются меры.
— И это чистая правда. Прежде цензура нам постоянно пеняла на неприязнь к колчаковскому правительству, а тут обратный пример, и без всякой натуги: мы апеллировали к властям, и отнюдь не напрасно, как выясняется. Вообще, сохранение министерства труда после военного переворота представляется мне безусловной заслугой новоявленной диктатуры, неожиданной, странной, но подающей надежду.
— Ну если будем высказываться в таком духе, то потеряем авторитет, с таким трудом заработанный. В глазах коллег из других газет мы остаёмся единственным не зависимым от военной власти изданием — и «Свободный край» нас немедленно заподозрит в неискренности, в показной симпатии к правящему режиму. А «Сибирский рабочий» обвинит в недостатке любви к пролетариату…
— А мы должны непременно любить всех рабочих? Ха ха ха! Я и к кооператорам не всегда испытываю приязнь, хоть они учредители нашей газеты. Пролетарий пролетарию рознь, как разнятся педагоги, священники, судьи и все прочие. Нет и не может быть однородной массы, безусловно достойной любви или ненависти, — редактор взглянул на ответственного секретаря как смотрят взрослые на подростков. — И для коллег по цеху мы главным образом конкуренты. Я вообще не знаю более агрессивной среды, чем газетная. Да вы сами не видите разве?! Кадетский «Свободный край» имеет обыкновение закусывать социалистами, а те потрошат животы ненавистным эсерам на страницах «Живой газеты» и «Трибуны». Эсеры же скальпируют всех подряд в передовицах «Мысли». А всё вместе преподносится одурманенному читателю как «практика по отстаиванию интересов и оттачиванию аргументов». Да, она требует хладнокровных циников, но мы такие и есть! И меня куда более беспокоит другое: стоимость печати растёт, аж на сорок процентов в месяц! И газетной бумаги скоро будет не достать, даже и по самым высоким ценам. Вот уж беда так беда! Хоть в другое время посетовал бы на корявость нашего языка, элементарнейшие ошибки и опечатки. Одним утешаюсь: польза от нас всё-таки есть — вместе с конкурентами сдерживаем провинциальных «юпитеров». Огласки пока всё же боятся и следуют внешним приличиям.
— И какой мы из этого сделаем вывод? — ответственный секретарь в самом деле выглядел озадаченным.
— А такой, что не стоит по глупости подставляться. Под мечом ведь ходим все… Я имею в виду известное постановление Совета министров от 11 февраля нынешнего, 1919-го, — почти не разжимая губ, ответил Метельшин.
Вплоть до 1 марта многие в Иркутске склонялись к тому, что Верховный правитель не утвердит этот странный, мягко говоря, документ. А редактор «Нашего дела» Метельшин был совершенно уверен: «Колчак ни при каких обстоятельствах это не подпишет. Ведь случай просто беспрецедентный: правительственный кабинет устанавливает для граждан четырнадцать поводов быть казнёнными по решению полевого суда. Даже перевозка коммерческих грузов без очереди приравнивается к вооружённому сопротивлению. Должно быть, тут какое-то недоразумение, и Верховный правитель непременно исправит его».
Утром 2 марта 1919-го агентства передали: накануне А. В. Колчаком утверждено без каких-либо изменений постановление Совета министров от 11 февраля.
Вечером Метельшин, как обычно, отправился к цензору.
Тот читал куда дольше обычного, а возвращая исчёрканный номер, заметил:
— Надеюсь, вы поняли: мы натурально спасаем вас, изымая опасные публикации.
Справочно
«Наше дело» — ежедневная общественно-политическая и литературная газета. Издавалась с 26.11.1918 взамен газеты «Дело» (06.08.1918–24.11.1918), закрытой колчаковским правительством за критическое высказывание о Франции. Орган Общества потребителей рабочих и служащих Забайкальской железной дороги и общества потребителей «Труженик-Кооператор». Выходила на 4 полосах. В 1920-м её правопреемником стал двухнедельный журнал «Труженик».
Государственный переворот 18 ноября 1918 года сопровождался введением военно-политической цензуры. Контроль был возложен на начальников военных районов, гарнизонов или комендантов городов. Роль цензоров исполняли находившиеся в их распоряжении прапорщики, подпоручики или поручики. Иркутская газета «Новая Сибирь» успела (одна из немногих) критически высказаться о военном перевороте, сообщить, что Иркутская дума голосовала в поддержку свергнутого правительства. Приказами от 30.11.1918 А. В. Колчак дал военным цензорам право уголовного преследования редакторов, конфискации тиражей и выдачи представлений на закрытие печатных изданий.
«Радуйтесь: у вас больше тырят!»
Метельшин всегда сам ходил к цензору, и за этим угадывались отчаянные попытки сохранить значимые материалы (как правило, передовицы). Но исполняющий эту должность прапорщик Ременной не имел ни охоты, ни полномочий вести дискуссии, и Метельшин сначала слонялся по коридорам, пока тот читал, а потом стал заглядывать к начальнику цензурного отделения Николаю Ивановичу Балабину — умному и при этом доброжелательному собеседнику. Тот, конечно, подкалывал, вроде «А сколько раз ваше издание брало Петроград?», но как-то необидно.
Да сам же и отвечал:
— Кажется, лишь однажды отличились. А другие газеты объявляли и по пять раз, и даже по шесть. Для меня большая загадка то упорство, с которым повторяется непроверенная и даже явно недостоверная информация.
— Что до «взятия Петрограда», то газеты всего лишь тиражировали информацию РТА — Русского телеграфного агентства. До 1 июня оно считалось органом колчаковского правительства, а потом перешло в частные руки, но с солидным приданым — очень крупной субсидией. При такой-то поддержке и имея свободный доступ к официальным источникам, можно было обеспечивать всех достоверной и достаточно полной информацией. Но эти захребетники, как и прежде, перепечатывают губернские хроники, даже и не ссылаясь на них. Склёвывают чужое, выдавая его за своё.
— И в местном отделении Американского пресс-бюро возмущаются, что РТА их обкрадывает! Даже командировали в Омск специального человека.
— Так и мы шумели, но безо всякого результата. И знаете, что: для многих литературное воровство — всего лишь свидетельство ловкости. Глядя на РТА, уже и коллеги-дальневосточники, и коллеги-забайкальцы позволяют перепечатки без указания на автора и печатный орган. Да ещё и смеются: «У кого больше тырят, тот и популярнее сейчас. Радуйтесь!»
— То-то вы нынче так и светитесь, — усмехнулся Балабин. — А если серьёзно, то должен сказать: очень выгодно сотрудничать с чехословаками — у них отменная полевая почта, очень быстро доставляется и российская, и заграничная пресса, а самые свежие новости принимает устроенная в Иркутске радиостанция. Она работает от Новониколаевска, где у чехословаков мощный радиотелеграф, способный к перехватам из Советской России.
— А правда ли, что из Омска переведут к нам мощнейшую станцию французского производства?
— Она доставлена туда, сколько помню, месяца четыре назад, Северным морским путём. Переведут ли в Иркутск? Может быть, может быть, — Балабин, кажется, говорил меньше, чем знал. И явно помрачнел.
«А! — догадался Метельшин уже в редакции. — Если главная радиостанция двинется на восток, значит, продолжится и отступление колчаковских войск».
Справочно
Из газеты «Наше дело» от 12.02.1919: «В Иркутске у чехов будет теперь своя типография, в коей будут печататься «Чехословацкий дневник», «Чехословацкий воин», «Беседа», а также целый ряд брошюр».
Из газеты «Наше дело» от 19.07.1919: «Культурно-просветительный отдел чехословацкого войска издаёт сборник национальных песен на чешском, словацком и русском языках. Для печати будет использована чехословацкая литография, перевезённая из Екатеринбурга в Иркутск».
«Главное, чтобы замухрышки не пролезли!»
В редакции Метельшина ждал мужчина средних лет, кажется, незнакомый:
— Моисей Иосифович Авданович, атташе отдела торговли при Российском консульстве в Сан-Франциско. Буду благодарен, если вы уделите мне полчаса.
У Авдановичей была лавка на Качугской ярмарке и оптово-розничный магазин в Иркутске, на Пестерёвской, где одевали и обували независимо от сезона и женщин, и мужчин, и детей. Лавку наполняли товаром добротным и носким, но при этом недорогим, в магазине же предлагали изысканные шляпы, муфты, горжетки, перчатки, галстуки et cetera, а также огромный ассортимент повседневной одежды и обмундирование для приисковых рабочих. При магазине же состояла и мастерская, где не только подгоняли одежду по росту и фигуре, но и принимали заказы на меховые бешметы и шапки, поддёвки мужские и детские, платье мужское, женское, детское и бельё по запросу, то есть любого кроя. Торговля велась добросовестно, без обмера и обсчёта, и прибыль была верная, позволявшая делиться с общиной: глава семейства был членом хозяйственного правления еврейского молитвенного дома, а супруга, Ревекка, состояла в правлении Благотворительного общества помощи бедным евреям. Даже мировая война, перекроившая рынки, не смогла расстроить торговлю Авдановичей — и потому что были запасы, и потому что Моисей Иосифович вовремя развернулся на восток и добрался аж до Америки. Случилось то, что случилось: он занял место атташе отдела торговли при Российском консульстве в Сан-Франциско. И задумал открыть в Иркутске акционерную компанию по продаже американских товаров от производителя, что позволило бы наполнить местный рынок качественной продукцией по совершенно доступным ценам.
Авданович командировался в Иркутск с прейскурантами и образцами, провёл предварительные переговоры с каждым из крупных торговцев, заказал юрисконсульту здешнего Торгово-промышленного союза проект устава будущей акционерной компании и согласовал со всеми интересантами дату первого, учредительного, собрания. Все обещали быть, но сподобились только десять персон, а их складочный капитал не дотягивал до необходимых пятнадцати миллионов рублей. Решили снова собраться, и в назначенный день прибавилось ещё несколько предпринимателей. Начали обсуждать устав, но деловой разговор тотчас сбился на дискуссию «как бы не допустить в благородное наше собрание замухрышек».
— Я растратил все силы, доказывая, что такие подходы не только неуместны, но и губительны для представителей торгово-промышленного класса, — на лице Авдановича проступило отчаяние. — И вот, кажется, большинство согласилось, начали объявлять свои доли складочного капитала. Но вместо обещанных пятнадцати миллионов выставили только два с половиной. Да и те с условием установления низких цен только после полутора лет торговли с Америкой. Такая оговорка выхолащивает мой проект уже в самом его основании, и, разумеется, я её не приму. Но и они не уступят, я думаю.
— Не уступят, — без сомнений согласился Метельшин. — Год назад здешние купцы выплатили большевикам миллионные контрибуции, под угрозой расстрела, разумеется. Отчаивались, молились, клятвенно обещали употребить все силы, лишь бы Бог избавил их от Советов. Но, когда власть действительно перевернулась, все силы употребляют на то, чтобы банально вернуть потерянное — за счёт покупателей и за счёт своих работников. Революции ничему не учат, увы. Мы, конечно, напишем о вашем проекте, но публикация вряд ли будет замечена мастодонтами из Торгово-промышленного союза. Но, думаю, на неё отзовутся кооператоры. Да, Моисей Иосифович, пока вы были в Америке, по всей губернии пошло движение потребительских обществ. Они стремительно набирают силу и ищут ей достойное применение. Вам не стоит дожидаться выхода публикации — лучше просто пойти в Совет иркутских кооперативных съездов.
Справочно
Из газеты «Наше дело» от 28.06.1919: «ТОРГОВЛЯ ИЛИ СПЕКУЛЯЦИЯ? Как нам сообщают, г. Авданович, разочаровавшись в иркутском купечестве, снёсся с Советом иркутских кооперативных съездов, представив им доклад. Доклад этот очень заинтересовал кооперацию, и за него г. Авдановичу была выражена благодарность. Кооперативный совет осмотрел образцы и прейскуранты, нашёл массу доступных и интересных товаров и решил взяться за осуществление положений, изложенных докладчиком для непосредственного получения товаров из Америки».
Реставрация иллюстраций: Александр Прейс