6 ноября исполняется 30 лет, как Ельцин последним из руководителей республик СССР запретил в стране коммунистическую партию. Хребет, связывающий Советский Союз, был сломан. И страна рассыпалась. Даже спустя 30 лет после распада советской империи среди экспертов нет единого мнения на этот счёт. Одни говорят, что удержать Прибалтику без гражданской войны было невозможно, но остальные республики могли сохраниться в рамках Федерации. Другие полагают, что процесс был неконтролируемым и Россия должна быть счастлива, что не потеряла 22 национальные республики РСФСР, составляющие сегодня половину её территории. Третьи жалеют только о распаде славянского ядра Союза: дескать, надо было зубами вцепиться в Украину и Белоруссию. Четвёртые без конца повторяют мантру о том, что история не терпит сослагательного наклонения.
Однако дискуссии о прохождении страной развилок очень важны, потому что ошибочные оценки возможных альтернатив прошлого – прямой путь к ошибочному выбору альтернатив в будущем. В конце концов, ответ на вопрос, мучающий миллионы россиян уже 30 лет, каждый вправе дать лично себе.
Эффект колеи
В истории нет математически точных законов. Даже прецеденты в ней мало о чём о говорят. Можно лишь отделять системные вещи от ситуативных, когда история творится «с ножа», а одно-единственное решение лидера отзывается всей стране десятилетиями – не важно со знаком плюс или минус.
Например, крепостное право в России – системная вещь. Невозможно представить, чтобы страна могла его избежать, если понимать контекст. Ни одна страна не может существовать без армии, а все армии в Европе XI в. были наёмными. Удачная торговля городов Северной Италии с Ближним Востоком дала импульс развитию Южной Германии, Рейнской области, Ганзейскому союзу, Фландрии, Эльзасу, Бургундии, Парижу, Лондону. Местным властителям было с кого собирать налоги и чем платить воякам. А что могла предложить Россия этому рынку, когда торговлю с Византией парализовали крестовые походы? Только пушнину да воск, поскольку спрос на лес, зерно и дёготь ещё не сформировался. И только через Псков, Новгород, Смоленск да Полоцк. Короче, денег на войско нет, но есть земля, которую можно отдать в поместное владение боярину в обмен на службу. Но вот беда – земля без крестьян, которые будут её обрабатывать, бесполезна. А значит, как ни крути, придётся закрепощать мужичков.
А революция 1917 г. – системная вещь или случайность? Вроде бы нет никакой неизбежности, по которой огромная империя должна рухнуть перед кучкой революционеров. Но ведь ни одна крупная европейская страна не избежала революций после начала модернизации, когда её экономика бурно росла: Франция пережила четыре революции в XVIII-XIX вв., Англия – две ещё в XVI веке. Германия, Испания, Италия, Австро-Венгрия – никого не минула чаша сия, потому что не может не принести потрясений массовое переселение людей из деревни в город, сопровождающее любой промышленный рост. И наивно полагать, что Россия могла бы «проскочить», даже если бы не было мировой войны, Ленина и Распутина. Не в 1917‑м, так в последующие годы.
Другое дело, что большевистская диктатура не была неизбежным результатом такой революции. Белые могли победить в Гражданской войне, если бы лучше взаимодействовали между собой и с националистами вроде Петлюры. Если бы генерал Юденич в 1919 г. договорился с генералом Маннергеймом о совместном наступлении на Петроград, в России вполне могла появиться конституционная монархия или вовсе буржуазная республика. Но государственник Юденич не решился обещать финнам независимость и верил, что справится сам.
Говоря о распаде СССР, также необходимо отделять системные вещи от ситуативных. Краеугольным камнем была экономика, которая нуждалась в трансформации. А искажённая структура этой экономики исключала безболезненный переход. Системной вещью были «горячие точки» – межнациональные конфликты, спровоцированные изменением границ республик в советские времена. Невозможно было избежать и появления «бандитских крыш» в отсутствие адекватных судов и законов, поскольку рыночной экономике необходимы хоть какие-то гарантии соблюдения прав.
В то же время многое определял случай. Если бы Горбачёв не увлёкся гласностью, а сосредоточился на экономических реформах, страна могла бы не оказаться к концу 1991 г. на грани голода, и ей не потребовались бы «шоковые реформы» правительства Гайдара. С другой стороны, тогда Ельцин сделал бы главой правительства Юрия Скокова или Гавриила Попова, которые предложили бы стандартные госплановские меры, нацеленные на социализм с элементами рынка. И страна проиграла бы в долгосрочной перспективе.
Если бы КПСС была к 1990 г. сплочённой силой, вряд ли два года спустя страна активно строила бы капитализм. Но сотни тысяч функционеров были дезориентированы, когда в пику горбачёвскому центру возникла ельцинская КП РСФСР. А генсек КПСС после путча вышел из партии с призывом ко всем «честным коммунистам» последовать его примеру.
Главная тайна Госплана
Из нашего 2021 г. непросто понять, чем была советская экономика. В учебниках написано, что она была «плановой»: то есть умные головы в Госплане и министерствах высчитывали, что должны произвести тысячи предприятий и какие им нужны для этого ресурсы.
– Уже к 1970-м годам и директора заводов, и экономисты в Академии наук, и глава правительства Алексей Косыгин знали, что в центре никакой информации нет, – объясняет глава Центра изучения модернизации Европейского университета Дмитрий Травин. – Не потому, что они плохо работают, а потому, что в принципе невозможно собрать всю информацию о работе огромной экономики, как и невозможно при помощи планирования сделать Россию субтропической страной. По всей стране был большой торг за товары, за ресурсы, никто толком не знал, что будет произведено. А из этого рождались товарные дефициты.
Старт косыгинской реформы в 1965 г. был попыткой вдохнуть новую жизнь в хозяйство. «Щёкинский эксперимент» с гибкими зарплатами и другие находки команды Косыгина впоследствии легли в основу китайских реформ при Дэн Сяопине. А в СССР модернизацию свернули, поскольку появился другой путь наполнения казны: в 1969‑м пустили в эксплуатацию крупнейшее в мире Самотлорское нефтяное месторождение. А в 1970‑е гг. цены на нефть выросли в несколько раз, и появилась возможность содержать сателлитов и поддерживать стабильные цены, не порождая независимый бизнес и ни с кем не делясь властью. Хотя тюменские нефтяники, поди, гордились своим вкладом в закрома родины, на деле поддерживая на плаву неэффективную экономическую систему, которая начала кашлять, искрить и вибрировать после падения нефтяных цен в 1980-е.
Номенклатура пыталась выправить экономику, заливая прорву денег в механизацию совхозов, промышленное строительство и закупку японских станков. Словно по Салтыкову-Щедрину – «ищут путей, чтобы превратить убыточное хозяйство в доходное, не меняя оного». В 1987 г. треть бюджета улетала на поддержание цен на продовольствие, в пачке масла было 72% дотаций. Горбачёв не рискнул пойти на либерализацию цен даже к концу 1989-го, когда в относительно свободной продаже находилось лишь 11% товаров народного потребления. А телевизоры, утюги и даже бритвенные лезвия нужно было «доставать». При этом не слишком изменилась практика «братской помощи» странам соцлагеря, которая воспринималась ими просто как плата за лояльность. Правитель нефтедобывающей Румынии Николае Чаушеску незадолго до свержения упрекал СССР: почему, мол, Бухарест получает всего 5–6 млн тонн советской сырой нефти, а соседние страны в 2–3 раза больше?
К тому времени страны Восточной Европы уже лечили свою экономику свободными ценами, приватизацией, сокращением государственных расходов, совершенствованием права. Россия пошла по этому пути значительно позже, и результаты оказались разными.
Ни в одной стране Восточной Европы не было такого гигантского военно-промышленного комплекса. Причём даже во всезнающем Госплане не могли чётко оценить его долю в ВВП: одни спецы говорили – треть, другие – четверть. Помимо чисто военных Министерства общего машиностроения (занималось ядерным оружием) и Министерства среднего машиностроения (занималось ракетами) военные статьи и задачи были в каждом ведомстве. Электростанции, железные дороги – это вроде бы «мирная» инфраструктура, но в реальности обеспечивали оборонку. Магнитогорский металлургический комбинат напрямую танки не производил, но до половины его стали шло на военные нужды.
– В советской промышленности и без ВПК хватало отраслей, продукция которых становилась не нужна при переходе к рынку, – говорит Дмитрий Травин. – Мы были на первом месте в мире по производству станков. Но они производились исходя из плана, а не реальных нужд. Помощник Горбачёва Анатолий Черняев пишет, что СССР выпускал больше станков, чем имел станочников. Мы производили зерноуборочных комбайнов в 16 раз больше США, но закупали в Америке зерно. Потому что сельхозтехника распределялась по совхозам посредством госкредитов, её не берегли и неэффективно использовали. Даже советский текстиль не мог толком встроиться в рынок, хотя, казалось бы, одежда человеку необходима. 80–90% проблем, которые испытывала страна при переходе к рынку, были заданы структурой её экономики.
Что же делать? По идее проблемы тактики не отменяют стратегии, и нужно всё равно ломить вперёд по рецепту других стран Восточной Европы. Но надо держать в уме, что сложностей на этом пути у СССР будет гораздо больше, чем у Венгрии, где военных производств практически не было, а народ всем сердцем поддерживал реформы. Но «ножницы Горбачёва» заключались в том, что у нас чересчур ретивые реформы в экономике грозили развалом страны. Ни Венгрия, ни Польша таких проблем не знали, а не мононациональные государства на востоке Европы как раз распались с началом трансформации: Чехословакия мирно, Югославия нет. А в СССР всё грозило быть ещё хуже.
Парад суверенитетов
В январе 1990 г. Нахичеванская АССР, входящая в состав Азербайджана, стала первой территорией, заявившей о своей самостоятельности. Следом союзные и автономные республики поголовно начинают объявлять о своём суверенитете. Де-юре всё законно: во всех трёх советских конституциях был прописан свободный выход из Союза любой из республик.
Поначалу суверенитет не означал выхода автоматом. Он позволял декларировать приоритет местных законов над союзными и выстроить параллельные органы власти и сократить объём налоговых отчислений провинций Москве. Сепаратисты выжидали момент, когда центр ослабнет и суверенитет можно будет превратить в реальную независимость.
А центр во главе с Горбачёвым понимал, что ускоренное введение рынка и сворачивание госзаказа как раз и лишит его последних рычагов влияния на провинции. В 1988 г. предприятия вроде бы перевели на хозрасчёт – грандиозный прорыв. Но в реальности богатые заводы продолжают обирать в пользу бедных. Москва латает дыры в бюджете печатанием денег (больше нечем) и держит фиксированные цены. Возникает огромный «денежный навес»: у населения мешки купюр, но на них можно купить только продукцию кооперативов.
Опять же что делать? Отпустить цены и строить капитализм? Но тогда как удержать в Союзе Эстонию, Латвию и Литву, где в 1988 г. возникают «народные фронты» под лозунгом «Гласность, демократия, суверенитет». В это время в других частях страны начинается война. Нагорно-Карабахская автономия административно входит в состав Азербайджана, но на три четверти населена армянами. Две первые жертвы междоусобицы оказались азербайджанцами, после чего в Сумгаите, пригороде Баку, начинается резня армян с десятками жертв. Центру ничего не остаётся, как ввести в Баку войска: отключено телевещание, город блокирован с моря, в аэропорту высаживается десант, по улицам грохочут танки. Армия применяет оружие даже против местной милиции – гибнут 157 бакинцев, около тысячи раненых. Вся республика против центра – народ бастует, а у райкомов – горы выброшенных партбилетов.
В Таджикистане кипит настоящая гражданская война, в Узбекистане режут турок-месхетинцев. В Абхазии, Аджарии и Южной Осетии притесняют и изгоняют грузин. На этом фоне набирают популярность националисты во главе со Звиадом Гамсахурдиа, на их митинге зачитано и одобрено обращение к президенту и Конгрессу США как к главным мировым арбитрам. Для Кремля это уже слишком. Опять вводят войска, в итоге 19 убитых грузин. Вот как эти территории могут составить единое экономическое пространство со стремящейся в Европу Прибалтикой?
Украина не просто заявляет о суверенитете, но и первой в СССР вводит параллельные деньги – купоны на 1 карбованец. Это ещё не собственная валюта: в ноябре 1990 г. 28 купонов печатались на листах формата А4 с водяными знаками или без них, имея силу только в неотрезанном состоянии (в листах) и с печатью организации (отделения почты, института, завода, сберкассы). Отоварил человек хлеб, мыло, сахар или сигареты – купоны срезались с листа.
Мог ли решить проблему ввод войск на Украину. Вряд ли. В январе 1991 г. центр не сумел вернуть контроль за Литвой, Латвией и Эстонией. В Вильнюсе при штурме телецентра «Альфой» и псковскими десантниками погибли 13 жителей и советский офицер, в Риге – четверо погибших при противостоянии лояльной сепаратистам милиции и рижского ОМОНа, направляемого из Москвы. Пролитую кровь ставят в вину Горбачёву, его оппонент Ельцин, напротив, призывает солдат не участвовать в подавлении «свободного волеизъявления граждан». В Москве и Ленинграде проходят митинги в поддержку прибалтов. Горбачёву, чтобы удержать Прибалтику в составе Союза, толком не на кого опереться: в Эстонии и Литве даже местные компартии – сепаратисты. Он выбирает сохранить лицо и даёт ход референдумам по вопросу об отделении во всех трёх республиках – от 73 до 90% респондентов предсказуемо высказываются за независимость.
К тому времени все республики СССР начинают задерживать платежи в союзный бюджет – к началу апреля долгов набирается на 36 млрд рублей. А Борис Ельцин собирает на Манежной площади 500-тысячный митинг за отставку Горбачёва и суверенитет России. Недовольных полно: в СССР начата официальная регистрация безработных, из регионов прибывают агрессивные команды шахтёров. Тем не менее Горбачёв одерживает победу на референдуме о сохранении СССР, состоявшемся 17 марта: проголосовало около 80% взрослого населения, 76, 43% высказались «за». Но в июне Кремль не смог помешать Ельцину выиграть выборы президента РСФСР у бывшего премьера Николая Рыжкова в первом же туре – триумфатор набрал 57% голосов.
Хотя Горбачёв не форсирует экономические реформы, консервативная верхушка КПСС им недовольна и готовится сместить со всех постов. Генсеку приходится искать поддержку в регионах. Он готовит новый Союзный договор, по которому повышаются и самостоятельность республик, и статус некоторых автономий: Татарстан, Башкирия, Якутия и другие субъекты РСФСР становятся «союзными». Но право выхода из СССР они теряют. Россия теряет больше половины территории. Правда, за несколько дней до подписания Союзного договора случился путч, после которого распад империи стал необратимым.
Под шумок о независимости от СССР объявили не только прибалты, но и Белоруссия. Ещё до окончания путча 12 государств признали суверенитет трёх Прибалтийских республик, а Литву уже в сентябре приняли в ООН. Теперь Союз обречён: чтобы оформить развод, лидеры России и Белоруссии Ельцин и Шушкевич ждут лишь избрания Леонида Кравчука президентом Украины.
Киев настолько торопится, что 5 декабря 1991 г. Верховный совет Украины денонсирует Договор об образовании Союза ССР от 30 декабря 1922 года. А ведь Украина входила в Советский Союз без половины своей территории: без Харькова, Одессы, Донецка, Львова и уж тем более без Крыма. При желании можно трактовать этот шаг как повод требовать возвращения этих земель под скипетр Москвы, но в Беловежской Пуще стороны так спешат, что договариваются по принципу «где чьё было, там оно и осталось». Даже судьбу Черноморского флота толком не прописали, создав «задел» для будущих разборок. Но юридический нюанс остался до сих пор. И он явно скоро «выстрелит».
Развилки на дорогах
У вдумчивого читателя возникает вопрос: если экономические реформы при Горбачёве буксовали из-за опасности отпустить вожжи и получить распад страны, то почему Ельцин провёл «шоковые реформы», а многонациональная Россия не развалилась? Ведь тенденции к сепаратизму были сильны и во времена РСФСР.
С августа по октябрь 1990 г. декларации о суверенитете принимают Северная Осетия, Карелия, Коми, Удмуртия, Якутия, Бурятия, Башкирия, Калмыкия, Марий Эл, Чувашия, Горный Алтай и т.д. Самые бурные процессы наблюдаются в Татарстане и Чечено-Ингушетии, где наиболее сильны националисты. 6 августа 1990 г. избранный главой Верховного Совета РСФСР Ельцин, выступая в Казани, произнёс хрестоматийную фразу: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». Позже он повторил её в Уфе. Ельцин был тогда слаб. 26 апреля 1990 г. Верховный Совет СССР подрезал ему крылья – принял Закон «О разграничении полномочий между СССР и субъектами Федерации», «выравнивавший» права автономных республик с союзными.
Распад Союза стал для Ельцина решением этой проблемы. Российские законы выхода из состава не допускали. Расстрел из танков Верховного Совета показал, что Ельцин куда жёстче Горбачёва, а ввод войск в Чечню демонстрировал, что добровольно Москва никого не отпустит. Хотя сепаратистские тенденции сохранялись, и даже в 1998 г. правитель Калмыкии Кирсан Илюмжинов грозился «рассмотреть вопрос о выходе из состава РФ», если Москва не удовлетворит его финансовые требы. А в 1993 г. в границах Свердловской области губернатор Эдуард Россель учредил Уральскую республику. Здесь на время стали платёжным средством уральские франки, изданные в форме товарно-расчётных чеков, хождению которых до 1993 г. не противились ни Центробанк, ни правительство РФ.
«Шоковые реформы» начали потому, что никакой возможности тянуть с переходом к рынку не было. По сведениям экономиста Евгения Ясина, нормы отпуска продуктов по карточкам в большинстве регионов к концу 1991 г. составляли: сахар – 1 кг на человека в месяц, мясопродукты – 0, 5 кг (с костями), масло животное – 0, 2 кг. Товарные запасы мяса и рыбы в розничной торговле к концу 1991 г. сократились до 10 дней, запасы продовольственного зерна (без импорта) в январе 1992 г. составили около 3 млн тонн при потребностях в 5 млн тонн в месяц, в 60 из 89 российских регионов запасы зерна были исчерпаны, и производство хлеба шло «с колёс» непосредственно после завоза зерна, поступающего из-за границы. Зерно закупали только за счёт внешних займов, денег не было даже на оплату фрахта судов. Вице-премьер Егор Гайдар впоследствии писал, что планировал отложить либерализацию цен до середины 1992 г., а к тому времени создать рычаги контроля над денежным обращением, но цейтнот был жёстким.
Никто не скажет точно, как было бы лучше. Возможно, лавирование Горбачёва привело бы к распаду СССР. А возможно, спасло империю от большой крови и дробления на ещё меньшие кусочки. Во всяком случае понятно, что тянул он не из-за мягкотелости. Как и ельцинские загогулины более понятны через контекст. В конце концов, ни одна страна Восточной Европы не избежала трансформационного спада в 1990-е. Легче всех отделалась Чехия, потерявшая лишь 15% экономики. А Словения первой вернула уровень жизни 1989 г. лишь 10 лет спустя. Зато в нулевые годы во всех бывших соцстранах наблюдался более или менее заметный рост. Не существовало реалистичных вариантов превращения в Швейцарию или Сингапур – мы при любом раскладе оставалась бы среднеразвитой страной с преобладанием углеводородов в экспорте. Это системная тоже вещь.
При сохранении СССР, плач по которому подогревают власти, добыча нефти на душу населения в год сегодня была бы примерно на 40% ниже, чем в границах современной России. Чем больше территорий сохранилось бы под контролем Москвы, тем дороже обходилась бы вертикаль, тем меньше были бы подушевые доходы в стране и тем острее социальные проблемы. Но сам распад СССР не имел «дорожной карты», и тут всё могло быть как угодно. Даже с учётом Чечни мы удачно проскочили эту развилку. Хотя и вряд ли навсегда.