В России функционирует 38 особых экономических зон и не менее 80 промышленных кластеров. Минпромторг рапортует, что на этапе становления ещё 95 новых промышленных зон, среди которых 76 индустриальных парков и 19 технопарков. Вроде бы нужно радоваться: в нелёгкую годину крепнет производственная база державы. А бизнес рад возможности инвестировать в родную экономику. Но Россия недаром известна как родина потёмкинских деревень, а скопированные передовые идеи способны работать у нас со знаком минус.
Возвращение резидента
Взять, к примеру, особую экономическую зону (ОЭЗ). Если разобраться, полезнейшее изобретение, отлично работающее во многих развитых странах. Везде есть проблемные регионы вроде нашего Дальнего Востока, откуда уезжают квалифицированные кадры. Тогда государство огораживает где-нибудь в Находке специальную территорию пять на пять километров, подводит к ней дороги, электричество, все коммуникации, создаёт ровную площадку и предлагает инвестору: добро пожаловать. Если строите здесь завод, то будет вам счастье: льготы по налогам, льготы по таможенным платежам, особое внимание со стороны чиновников, минимальные издержки на запуск проекта.
Бизнесу вроде бы одно сплошное поощрение – власть наконец решила реально поддержать отечественного производителя. Льготы могут различаться от одной ОЭЗ к другой, но они в любом случае весомы. Все платят налог на прибыль 20%, а резиденты особых зон – не больше 15%. Налог на имущество у них и вовсе нулевой, а простые смертные платят 2, 2% каждый год. Земельный налог в России – ещё 1, 5%, а в ОЭЗ – ноль. Есть случаи, когда резиденты вообще не платят налогов первые годы. К примеру, самая обычная ОЭЗ «Центр» в Воронежской области предлагает следующие условия: в первые пять лет налог на прибыль составляет 2%, затем ещё пять лет – 7%, а потом – 15, 5% бессрочно. Ни налог на имущество, ни земельный, ни транспортный налог не платят аж 10 лет.
Кроме того, в зону можно ввозить оборудование, сырьё и материалы и экспортировать произведённые товары, не уплачивая пошлины. Землицу в ОЭЗ продают по дешёвке – от 1 до 30% рыночной цены. И никто не запрещает её впоследствии перепродать: зоны ведь создаются не навсегда, а на 49 лет. Бонусом идёт синергия: когда предприятия одного профиля живут за одним забором, у них и издержки производства ниже, поскольку и поставщики комплектующих, и дистрибьюторы слетаются как мухи на мёд. В Липецке ОЭЗ специализируется на бытовой технике и медоборудовании, а в Ступине – на одежде и продуктах.
Чтобы приобщиться к такой кайфушке, де-юре необязательно что-то серьёзное вкладывать. Зон много, у всех своя специализация, каждая компания может найти себе подходящий вариант. В ОЭЗ промышленно-производственного или портового типа нужно вложить не менее 120 млн рублей. Но это вполне гуманно – дешевле завод с оборудованием вряд ли запустишь. Да и вкладываться можно не сразу: например, 40 млн – в первые три года, а остальное как-нибудь потом. А есть зоны туристско-рекреационного или технико-внедренческого типа (вроде «Иннополиса» в Татарстане или «Технополиса» в Москве), где минимального порога инвестиций вовсе нет, а резидентом можно стать даже в статусе ИП. Если у вас не производство станков, а несколько компьютерщиков колдуют над новыми приложениями, можно даже физически не переезжать в эту Находку, а сидеть, как и раньше, в Москве. В общем, эти ОЭЗ – чрезвычайно удобная штука.
Возникает вопрос: а государству-то это зачем? Зачем тратить бюджетные деньги на обустройство ОЭЗ, а потом недополучать налоги? В здоровой экономике конкуренция – основа всех основ, а тут одни участники рынка оказываются в более выгодном положении по отношению к простым смертным, пыхтящим в черте Москвы или Петербурга. Зачем?
Во-первых, получать в бюджет сниженные налоги лучше, чем ноль. Пока российский народ радовался присоединению Крыма, бизнес валил из страны, предвидя и обесценивание рубля, и санкционную войну с закрытием крупнейших рынков. Из России утекало более 200 млрд долларов в год, и ОЭЗ – один из способов борьбы с бегством капитала. Для иностранных инвесторов в особых зонах есть ещё несколько бонусов: виды на жительство, на работу в РФ, выдаваемые по упрощённой схеме. И беспрепятственный вывоз прибыли за кордон.
Во-вторых, это способ поддерживать регионы. У нас две трети субъектов – дотационные, какая-нибудь Брянская область так и так получает из Москвы больше 12 млрд рублей на покрытие бюджетного дефицита. Так лучше уж вкладываться в развитие хозяйства депрессивных регионов, чем просто раздавать им деньги на еду.
Однако в траве среди цветов проще всего наступить на грабли. А важными государственными резонами проще всего замаскировать и очевидную опасность ОЭЗ: в коррумпированной стране чиновники непременно придумают, как использовать льготный режим зон, чтобы связанный с ними бизнес не платил налогов. А вся держава может снова поделиться на земщину и опричнину. В первой тяжёлый гнёт властей, во второй – рай «для своих».
Прорва возможностей
Есть такая особая экономическая зона у нас – «Завидово». Ещё с советских времён в этой части Подмосковья существовал заказник, где любил охотиться Брежнев, а вокруг росли спецдачи. Сегодня на берегу Иваньковского водохранилища построены отель на 239 номеров, яхт-клуб, спортивно-развлекательный комплекс и гольф-клуб. В процессе строительства находятся аэропарк – вертолётная площадка, аэродром для малой авиации и ангары для самолётов. И далеко не всем понятно, почему это предприятие получило льготы по налогам, а не какой-нибудь моногород на Урале или металлургический комбинат в Заполярье.
В 1990-е годы у нас экспериментировали с внутренними офшорами в Москве, Нальчике и Калининграде, но по-настоящему ОЭЗ получили зелёный свет в 2005 г. с принятием соответствующего федерального закона. Их созданием занимается управляющая компания – ОАО «Особые экономические зоны», единственным акционером которого является государство.
Но уже в апреле 2016 г. Счётная палата раскритиковала идею ОЭЗ, в которые к тому времени государство вложило за 10 лет 186 млрд рублей. Всего на создание инфраструктуры ОЭЗ планировали ахнуть 334 млрд рублей, невзирая на более чем скромный результат. Вместо запланированных 758 объектов ввели в эксплуатацию только 526. Выручка действующих резидентов ОЭЗ составляет всего 0, 2% валового регионального продукта тех субъектов РФ, где они базируются. Есть зоны, в которых так и не появилось ни одного резидента. Во всех 33 ОЭЗ создано 18 тыс. рабочих мест. То есть по 500 мест на штуку – это нормальный штат одного завода, которых в каждой зоне должны быть десятки. Таким образом, создание одного рабочего места в ОЭЗ обошлось бюджету в более 10 млн рублей – неприлично дорого.
Оказалось, что помимо Минэкономразвития России и ОАО «ОЭЗ» руководство зонами осуществляет ещё полтора десятка акционерных обществ. «Процесс создания и управления ОЭЗ характеризуется формализмом, безответственностью и безнаказанностью, отсутствием исполнительной дисциплины и спроса за принятые решения и их последствия», – говорится в отчёте Счётной палаты.
Аудиторы обнаружили, что на 1 января 2016 г. на счетах управляющих компаний осталось 24, 8 млрд руб. неосвоенных средств. И эти деньги крутят в банках, а сроки сдачи объектов постоянно затягивают. За 10 лет акционерные общества получили от депозитов прибыль около 30 млрд рублей. И грозные правоохранительные органы почему-то не торопятся эти деньги возвращать в бюджет.
Хотя картина складывалась подозрительная. В стране провозглашалась тотальная экономия. Рубили образование, медицину, социалку, но для особых зон средств не жалели. Правительство дало ОЭЗ слишком много денег и почему-то не стало снижать объём по мере погружения страны в кризис. Десятки миллионов съела Калининградская ОЭЗ, деятельность которой к тому времени была прекращена, и зона в Красноярском крае, которая не создана была вовсе. Зато «объём средств уставного капитала, отвлечённых ОАО «ОЭЗ» на приобретение векселей коммерческих банков и выдачу займов дочерним акционерным обществам, составил 4928, 8 млн рублей».
Всё это уже к появлению отчёта Счётной палаты не являлось тайной. В конце 2015 г. Владимир Путин встретился с представителями проекта «Общероссийского народного фронта» «За честные закупки». Когда речь зашла об ОЭЗ, «фронтовики» рассказали, что преференции и льготы для бизнеса существуют часто лишь на бумаге. По словам активистки ОНФ Анастасии Муталенко, в Иркутске должна была появиться ОЭЗ туристического типа, но за 8 лет удалось лишь создать её план и концепцию, которые обошлись бюджету в 119 млн рублей. Кстати, рекреационный проект на берегу Байкала называется «В гостях у сказки».
А в зоне «Долина Алтая» (Республика Алтай) при отсутствии туристов потратили 1 млрд руб. на создание искусственного озера. Каждый год на дно водоёма кладут плёнку и наливают воду, которая за два месяца, как назло, уходит. И снова начинаются «работы по восстановлению». «Хорошо хоть, вышку не поставили, чтобы прыгать», – резюмировал президент. А «фронтовики» посоветовали расформировать ОАО «ОЭЗ», где только фонд оплаты труда составлял 800 млн рублей ежегодно.
Россию, как обычно, подвело исполнение хорошей идеи. В Китае, например, в особых зонах создаётся половина гигантского ВВП Поднебесной. А у нас почему-то ОЭЗ в Калининграде превратила этот российский анклав вовсе не в промышленное чудо, а в плацдарм для ввоза и растаможки подержанных иномарок. Почему же не учли уроки?
Ведь и сегодня среди убыточных и фантомных ОЭЗ есть несколько вполне успешных. Например, «Алабуга» в Татарстане, где два десятка высокотехнологичных производств либо работают, либо строятся. А главное экономическое чудо России состоялось и вовсе без статуса ОЭЗ – в Калуге при губернаторе Анатолии Артамонове от нуля создали 10 технопарков, включая крупнейшие производства «Фольксваген», «Самсунг», «Дженерал электрик». Не давали воровать, пробивали в Москве «особые условия», брали кредиты. Единственная калужская ОЭЗ «Людиново» появилась, когда это всё это уже работало.
Иностранные инвесторы в один голос говорят, что в России главный критерий – отношение местных властей. Фискальные льготы, отмена налога на имущество – всё это прекрасно и ценно. Но оно не будет работать, если губернатор пробил себе зону вовсе не для того, чтобы привлекать в неё производство. Ведь с крупным инвестором в его вотчину приходят «чужие» силовики. Создавая инфраструктуру для ОЭЗ, можно по миру пойти, а большинство налогов всё равно заберёт центр, который и дотации с субсидиями урежет, если регион вдруг начнёт зарабатывать.
Вот и получается, что особый режим предлагает нулевую ставку НДС и ввозных пошлин на импортное оборудование, а резиденты всё равно не идут. Или их не пускают! Всего несколько лет просуществовала ОЭЗ «Новая Анапа» в Краснодарском крае. Ни одного резидента в ней так и не появилось, хотя некоторые компании подавали заявку из года в год. Вероятно, властям зона была нужна, лишь чтобы изменить категорию земель. Когда на них стало возможным строить, земли распродали под жильё с уже подведёнными за бюджетный счёт коммуникациями.
После разоблачений ОНФ и Счётной палаты правительство «прозрело». Теперь решено давать компенсацию затрат на создание инфраструктуры только тех ОЭЗ, где объём частных инвестиций минимум втрое превысил размер бюджетных вливаний. Совокупная выручка резидентов на десятый год существования ОЭЗ должна быть не менее 30 млрд руб., а количество высокопроизводительных рабочих мест – не менее 3 тысяч. Правда, непонятно, как это всё заработает. Вложения будут выковыривать обратно, если через 10 лет выручка резидентов составит не 30 млрд, а, например, 28 млрд рублей?
Глава третья
Другая форма поощрения развития промышленности и науки – создание индустриальных кластеров. Слово стало модным в 2014–2015 гг., когда Минпромторг официально признал: наша зависимость от импорта в станкостроении превышала 90%, в тяжёлом машиностроении 60–80%, в лёгкой промышленности – 70–90%, в радиоэлектронной – 80–90%, в фармацевтике и медицинской промышленности – 70–80%. Понятно, что производителя надо поощрять.
Вроде бы тут всё строго. Между участниками должна быть кооперация: не менее 20% (а поначалу и вовсе половины) общего объёма промышленной продукции, произведённой каждым участником промышленного кластера, должно использоваться другими его членами. Должно быть не менее 10 участников, из которых хотя бы один производит конечную продукцию. В составе кластера должны быть не только заводы, но и научные и финансовые организации.
На Западе ни один кластер не складывался искусственно только из-за того, что чиновники решили кого-то куда-то согнать. Объединяться заставляли рыночные условия, которые, как известно, подвержены колебаниям: сегодня выгодно, завтра – нет (та же Силиконовая долина при нынешнем состоянии Интернета никогда не возникла бы). Целые экономические институты следят за появлением и растворением кластеров. А в России решили сделать всё наоборот: образовать десятки кластеров волевым решением. Только потому, что правительственным специалистам это показалось обоснованным.
Самый масштабный пока российский кластер – наукоград в Сколково, который часто называют «инкубатором для эмигрантов». А разрекламированный «инновационный кластер» на острове Русский опустел после саммита АТЭС. Во времена правительства Дмитрия Медведева чиновники влюбились в кластеры, на их поддержку ассигновали 25 млрд рублей.
В Домодедово решили создать образовательный кластер из пяти вузов. Кластер должен был разместиться на 40 га земли и требовал инвестиций до 60 млрд рублей. Сюда же планировалось впихнуть Федеральный центр спортивной медицины и тренировочные базы футбольной сборной ещё за 30–40 миллиардов. Ну и заодно этнографический парк «Россия», где за 50 млрд рублей будут воссозданы в миниатюре природные и архитектурные достопримечательности страны. «Госфильмофонд» построит здесь же киноцентр и аллею киногероев. В сумме получается 150 млрд рублей. И возникает ключевой вопрос: зачем? Почему бы тогда не переселить в одно место все кладбища столицы. Или, например, все японские рестораны, чтобы получился крупнейший в мире суши-кластер.
Прошло 8 лет. От парка «Россия» Московская область официально отказалась. Руководители пяти переселяемых вузов не уставали повторять, что ни при каких обстоятельствах не отдадут здания, которые сегодня занимают в Москве, даже когда идея переселения выдохлась. Станций метро, при помощи которых студенты добирались бы до новых кампусов, не построили. Зато хорошо заработали владельцы земли в Домодедово, которую выкупали на казённые средства для нового государственного приоритета.
– Само понятие «образовательный кластер» не устоялось, – говорит старший научный сотрудник Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ Василий Абашкин. – Один из основных критериев кластера – это способность торговать своей продукцией на международных рынках. Вряд ли переезд московских вузов этому поспособствует. Кластером сейчас ошибочно называют любое скопление чего-либо, а многие подобные начинания заканчиваются масштабной стройкой потенциально безжизненных зданий.
Программа создания кластеров поначалу выглядела похожей на предпродажную подготовку лучших предприятий советской промышленности. Дескать, собирают всё лучшее в кластеры и создают условия для их функционирования в условиях свободного рынка. Вроде бы не так и плохо. Но в разгар гибридной войны с Западом не прописали ограничений для иностранного капитала: любой офшор с Виргинских островов может прийти в партнёры, потом в долю, а в итоге выкупить уже накачанные инвестициями проекты.
В кластерах нет ничего плохого, если вся экономика существует в правовой рыночной среде. Но в России кластеры – плоть от плоти «философии трубы», согласно которой экспорт ресурсов может досыта накормить 5–10% населения, не больше. По этой мысли в стране слишком много лишних производств, больниц, людей, которые только оттягивают карман. И лучше сразу выделить объекты, которые можно продать, из остальной зоны опустынивания.
Этот тренд давно просекли и бизнес, и чиновники в регионах. Подготовка документов для включения в реестр кластеров Минпромторга – распространённая услуга юридических контор. Ярославский инновационный кластер по производству сыра уже в реестре министерства. На Черноморском побережье Анапы, Новороссийска и Геленджика планируют создать всероссийский медицинский кластер: больницы, реабилитационные центры – все хотят поддержки из Москвы. Форты вокруг Кронштадта под Петербургом тоже хотят развивать как кластер. А в Курской области анонсировали создание туристического кластера вокруг водяной мельницы начала XVIII века в селе Красниково: будут строить этнодеревню из 25 строений на четырёх улицах.
Вероятно, не за горами кластеры из парикмахерских или детских садов. С их появлением умные головы в правительстве наверняка посетит мысль, что размножению кластеров и всевозможных внутренних офшоров можно противопоставить устранение угроз, от которых бизнес ищет спасения в резервациях. Бизнесу нужны от государства всего-то безопасность и рентабельность. Но это означает независимые суды, политическую конкуренцию, миролюбивую внешнюю политику, открытые рынки, невысокие налоги. Но тогда изменится вся страна – и властям тоже придётся меняться.
Не сошлись станками
Поскольку в России большие проблемы с производством станков, создание станкостроительных кластеров можно только приветствовать. Один из них ожидается в Пензенской области на базе предприятия «СтанкоМашСтрой», другой – госкорпорация «Ростех» во Владимирской области с Ковровским электромеханическим заводом во главе. Но в нашей стране даже от таких новостей тревожно.
В 2014 г. президент Владимир Путин потребовал в течение 2–3 лет запустить собственное производство продукции стратегического назначения. Задачу взяли под козырёк те самые чиновники, при которых добивалось отечественное станкостроение и которые прекрасно понимали: производить станки мирового уровня мы сможем не раньше чем через 10–15 лет. А при сегодняшней системе стимулирования экономики – никогда.
Кооперация между российскими заводами практически отсутствует, каждый из них тянет на себе 17 базовых переделов. А в идеале должны быть 17 современных производств, связанных в кластер со станкостроительным заводом. Тем не менее в прошлогодних документах Минпромторга читаем, что импортозамещение в станкостроительной отрасли проходит успешно: 40–45% продукции отправляется на экспорт в 62 страны мира, в том числе в Японию, Америку, Германию, Италию. Чудеса?
13 мая 2019 г. президент Владимир Путин посетил Казанский авиационный завод имени С.П. Горбунова, где ему показали новейший станок, произведённый в Коломне на заводе группы компаний «Стан». Но специалисты отметили, что российский чудо-станок как две капли воды похож на итальянский от фирмы Camozzi. Вездесущие СМИ выяснили, что российский производитель и вправду купил итальянский станок за 131 млн рублей – незавершённый, но со всей сложной начинкой, определяющей параметры его работы. Потом его немного «довели» в Коломне, назвали отечественным станком СК6П 500 CNC и продали в Казань за 318 млн рублей – то есть почти в два с половиной раза дороже. Казанцы всем довольны – деньги ведь не свои кровные, а пришедшие по госпрограмме.
Недавно «Стан» проверяли Счётная палата и ФСБ. Из отчёта аудиторов следует, что льготные кредиты тратились на закупку станков у собственных предприятий, стоимость которых завышалась в 16 и более раз! Или такая схема: закупили на стороне за 5 млн рублей 8 станков 1962–1987 гг. выпуска со средним возрастом на момент сделки около 35 лет и продали их своему же дочернему заводу в Иваново за 212 млн рублей – то есть в 42, 4 раза дороже. А далее вишенка на торте: резко подорожавшие станки использованы в качестве залога для новых кредитов. В том же Иваново по бумагам в начале 2017 г. с опережением графика запущено серийное производство мотор-шпинделей, а Счётная палата выяснила, что производства нет и спустя два года.
На поверку на среднем российском станкостроительном предприятии трудится менее 120 человек. Меньше, чем в обычном гипермаркете, поскольку для «доводки» китайских или корейских станков больше народу и не требуется.