Почему при общем равенстве в правах на воспитание детей предпочтение отдаётся матерям?
Многим из нас знакомы случаи, когда брачные отношения дают трещину, и супруги вместе с разделом имущества начинают бороться друг с другом, решая, кому достанутся дети. Чаще всего малышей оставляют мамам, а отцы довольствуются ролью воскресного папы и финансовыми обязательствами перед ребенком. И несмотря на то, что в обществе чаще всего муссируются проблемы матерей-одиночек, отцы нередко испытывают не меньшие трудности. В процессе работы мы выявили неразрешенную проблему «отцов», которые после развода всеми силами пытаются добиться участия в жизни ребенка, но им препятствуют суды, органы опеки и мстительность бывших жен. Причем нередко безосновательно. Даже решение суда в пользу отца может оказаться банальной бумажкой, когда его исполнение сталкивается с физическим и вербальным сопротивлением другой стороны. В одном случае житель Краснодарского края, доказав в суде свое отцовство и право на воспитание сына, лишился ребенка из-за халатности ответственных органов, которые «позволили» матери без разрешения отца пересечь российскую границу и увезти мальчика в далекое южноамериканское государство. В данной ситуации органы власти, ратующие за неприкосновенность прав ребенка, оказались совершенно бессильны в попытке вернуть мальчика на родину. В другом случае несовершеннолетняя девочка, протестуя против расхлябанного к ней отношения родной матери едва не улетела к друзьям за границу, и только отец, узнавший об этом в последний момент, смог ее остановить. Самое страшное в таких историях – это травмирующая принципиальность родителей, которые не понимают, что их недальновидное поведение так или иначе отразится на психическом благополучии детей. А еще страшнее то, что ответственные органы совершенно игнорируют интересы детей и действуют по принципу наименьшего сопротивления, не разбираясь в ситуации и пуская дело на самотек.
В рамках этой большой болезненной темы мы решили поговорить с одним из отцов, которого не хотят слышать ни суды, ни органы опеки, ни бывшая супруга. Восемь лет Илья Тараба добивается права заботиться о своих детях, но ему не удается с ними даже увидеться. Возможно, накопленный опыт личной борьбы поможет нам прояснить, с какими преградами сталкивается «отец», в чем суть проблемы, как ее можно решить?
— Илья Андреевич, вы многое пережили за эти восемь лет, возможно, изучали подобные ситуации, интересовались статистикой. Как вы думаете, насколько актуальна сейчас проблема разводов и борьбы за право воспитания детей?
— Статистика показывает, что ежегодно распадается более 60 процентов российских семей. И это происходит не только сейчас. В СССР доля несчастных браков тоже была велика. То есть развод – это извечная проблема. Но именно сейчас растет количество семейных конфликтов и споров о воспитании детей, которые родители почему-то предпочитают решать в суде. Возникает вопрос, действительно ли растет количество конфликтных ситуаций между родителями? Возможно, их доля при распаде семей всегда была высокой, просто сейчас все больше таких столкновений стало доходить до судов, а это может свидетельствовать об общих негативных тенденциях.
— Кто, по вашему мнению, является приоритетным родителем в судопроизводстве? Есть ли стереотип отдавать предпочтение матерям?
— Всем известно, что Семейный Кодекс РФ наделяет одинаковыми правами обоих родителей, существует даже прямая норма. Но в действительности приоритет в вопросах, связанных с интересами детей, при возникновении разногласий между мамами и папами, отдан в нашем государстве матерям. Эта политика прослеживается во всех сферах, не только при судебных разбирательствах. У нас даже комитет в Госдуме содержит словосочетание «материнство и детство», а про отцовство - ни слова. Большинство законодательных и подзаконных актов отдельно посвящено защите мам, общественные организации непропорционально развиты именно по вопросам, связанных с материнством. И я понимаю, почему так происходит. Тут и биологические, и исторические, и социальные причины. Маме природой заложено умение ухаживать за ребенком, особенно когда он совсем маленький. Кроме того, исторически сложилось, что дети в основном находятся на попечении женщин. Это наши культурные и семейные традиции, с которыми не поспоришь. Более того, подавляющее большинство неполных семей, это мамы, которые растят малышей в одиночку. Эти и многие другие причины приводят к тому, что при общем равенстве в правах предпочтение действительно отдаётся матерям.
— Если говорить о равенстве прав, то в чем причина того, что вы восемь лет не можете добиться восстановления своего права?
— Шесть долгих лет я старался быть рядом с дочкой и сыном, старался договориться с мамой о совместном воспитании, но ситуация ухудшалась, детям становилось хуже, и я не смог оставаться в стороне. Меня особенно напугали рассказы специалистов из различных детских учреждений о том, что, несмотря на благоприятный прогноз по исправлению инвалидности дочери, фактически ребёнка лишили педагогической, психологической коррекции, а также системной медицинской помощи. Никогда не забуду слова неравнодушных людей, о том, что только я могу помочь своим детям, поэтому должен начать еще более активную борьбу за них. Я вышел в суд с иском об определении места жительства детей со мной. Сумел приобщить все доказательства злоупотреблений мамы за последние годы, были сделаны все необходимые экспертизы, показывающие проблемы у детей и указывающие на причины этих проблем. Суд первой инстанции даже встал на мою сторону. Но в итоге система не смогла справиться со своей косностью. Прежде всего органы опеки, которые играют ключевую роль в такого рода спорах. Идя по пути наименьшего сопротивления, они заняли странную позицию: если есть два родителя, то они прекрасно могут разрешить ситуацию в суде сами. После долгих колебаний, правда, добавили, что детям лучше остаться с матерью. Получается, тот родитель, который напишет больше жалоб на органы опеки и поднимет больше крика, получит от этих органов большую поддержку. Вообще, считаю, что деятельность краснодарских попечителей не имеет ничего общего с защитой интересов детей.
На этом фоне вышестоящие суды решили тоже не замечать существующих проблем. Целые тома документов, свидетельствующие о реальном вреде здоровью малолетним, так и остались в деле мертвым грузом.
С определением порядка участия в жизни детей тоже не все гладко. За 8 лет пришлось пройти 11 различных судебных разбирательств, которые проходили минимум по три инстанции по несколько заседаний в каждой, с несколькими обжалованиями в судебных надзорных инстанциях. Я провёл шесть различных судебных экспертиз на предмет получения разрешения на допуск к детям, все экспертизы я прошёл успешно. Получив исполнительный лист, я столкнулся с тем, что вторая сторона стала уклоняться от исполнения решения суда. В ход пошли самые изощренные уловки. Привлечение приставов и составление актов о привлечении матери к административной ответственности выливается в многомесячные споры и разбирательства в различных инстанциях.
Если делать вывод, то фактически, у нас в государстве нет механизмов влияния на недобросовестных отцов или матерей за неисполнение ими решений судов. Система находится в диком дисбалансе. Мотивация у людей, злоупотребляющих своими правами, налаживать диалог с бывшими своим половинами по вопросам детей напрочь отсутствует.
— Есть три варианта развития событий: победить в споре, отступить, смирившись с поражением, или заключить мировое соглашение. Какой вариант вам ближе?
— Зачастую подобные семейные конфликты длятся всю жизнь. В случае победы одного из родителей или отступления другого проблема остается нерешенной. Она уже действует на глубинном уровне, психологически травмируя ребенка и отражаясь потом на его жизни. Единственным выходом из ситуации я вижу лишь мировое соглашение, которое может смягчить негативные последствия. Вот и получается, что государственная система должна работать так, чтобы мотивировать участников конфликта идти на мировую. Но, как я говорил выше, наша система почему-то не приводит к разрешению споров, а лишь калечит участников спора.
Безусловно, ситуации бывают разные, иногда даже неидеальное решение может быть в пользу ребёнка, как говорится, при выборе из двух зол наименьшего. Но лично я мечтаю договориться со своей бывшей супругой и не перестаю предпринимать попытки, хоть все они и безрезультатны.
— Вы говорили о том, что развод - это возможная психическая травма для детей. Как вы считаете, что нужно делать для защиты психики ребенка?
— Думаю, одному родителю с этой проблемой не справиться. Нужно действовать сообща, объяснять ребенку принятое решение, вместе с ним проходить эту боль. Если кто-то из родителей начинает тянуть на себя, а второй в этот процесс включается, то ничего хорошего не выйдет. Об этом я говорил в предыдущем вопросе. Часто отцы перестают активно бороться, понимая, что их борьба лишь приведет к усугублению травм ребенка. Я считаю, нужно показывать ребенку, что оба родителя его любят, и ни один из них из его жизни не уходит, а наоборот пытается договориться о своем участии. Самая лучшая защита для ребенка – это возможность получать воспитание и заботу от обоих родителей.
— Возвращаясь к проблеме, которая коснулась лично вас. Какую цель может преследовать взрослый человек, лишая ребенка внимания второго родителя?
— Мне кажется, все это происходит прежде всего в силу имущественных и экономических интересов. Манипулирование детьми – это способ достижения личных целей одного из родителей. Какие цели он может в таком случае преследовать? В одном случае, обеспечить личные финансовые интересы и интересы ребенка. В другом - попытаться защитить ребенка от тлетворного влияния неугодного родителя. В любом случае, у каждого по-разному. Сейчас люди легко поддаются самообману, могут убедить себя, что защищают интересы детей, а на самом деле делают это инстинктивно, на уровне страха, добиваясь максимальной финансовой и психоэмоциональной выгоды от происходящего. Но вот действовать именно в интересах ребенка люди почему-то не приучены.
— Что на них, по-вашему, могло бы повлиять?
— Есть, например, институт медиации, о котором сейчас много говорят в аспекте семейных конфликтов. Это когда супруги привлекают нейтральную сторону – специально обученного человека. Медиатор усаживает их за стол переговоров и доводит до мирового урегулирования вопроса. Но это, увы, необязательная процедура, да и профессиональных медиаторов у нас почти нет. Если бы законодательством было установлена обязанность родителей пройти медиацию, прежде чем обратиться в суд, думаю, это отрезвляло бы непримиримую сторону. Это бы отсекало возможность манипулировать чувствами, хитрить и изворачиваться. Ведь от медиатора не добьёшься поблажек, он рассматривает ситуацию максимально объективно и может вскрыть дурь каждого. А так как эта процедура у нас необязательная, то чуть какая ссора – то муж или жена бегут в суд с исками. И при этом не чувствуют ответственности за последствия своих решений. Да, у нас в законе сказано, что если один родитель чинит препятствия в общении ребенка со вторым родителем, то это является основанием для передачи ребенка второму родителю. Но это мертвая санкция, она не работает. Даже несмотря на то, что это прописал сам Верховный Суд. А зачем? Оно само как-то там бурлит. Есть отдельные институты, которые что-то делают сами по себе, но при этом не работают во взаимосвязи друг с другом, нет такой инстанции, которая могла бы заставить родителей сесть за стол переговоров. Чего можно ожидать от человека, который понимает, что его никто не остановит и не осудит?
— Если говорить о детях. Я понимаю, что вам больно об этом говорить, но, какое будущее вы хотели бы для них построить?
— Здесь важно говорить о настоящем, о том, что я могу дать им в данный момент. Построить будущее они могут только сами. Прежде всего у меня есть пример собственной жизни, и я могу воспитывать их своими поступками. Я бы хотел показать, что можно быть счастливым, находясь в браке; как можно справляться с возникающими трудностями; хотел бы дать хорошее образование; поддерживать и мотивировать, чтобы они научились проявлять интерес к тем делам, которыми занимаются. Хочу, чтобы они стали полноценными и гармоничными членами общества. Я бы хотел им объяснить, что настоящая жизнь гораздо интереснее социальных сетей. И показать это собственным примером. Я вижу смысл в реальных контактах, действиях, поступках. Я не говорю уже о стандартных вызовах, с которыми дети сталкиваются в той же школе. Хочу быть всегда рядом, чтобы они мне доверяли, знали, что я могу их защитить, поддержать и окружить вниманием. Это залог хорошего будущего. Ну и, естественно, я был бы рад трудиться, чтобы предоставить им базовую финансовую независимость.
— И что могут сделать люди сегодня, чтобы «отцы и дети» не были оторваны друг от друга? Может нужно громче говорить об этой проблеме?
— Есть отдельные сообщества отцов и матерей. Но что они делают, какие цели преследуют? Если бы люди могли прийти туда со своими проблемами и получить обратную связь, необходимые рекомендации, вооружиться знаниями, чтобы справиться со своей ситуацией, но на самом деле все эти сообщества лишь приводит к большей поляризации отцов и матерей. Но система должна работать иначе. Я вижу пользу не от таких сообществ, а от изменения всей структуры регулирования семейных споров. Если все эти бедные папы и мамы будут хотя бы проходить этап медиации, потребность в сообществах обиженных родителей отпадет сама по себе.