Почему в школах запугивают детей, которые перед экзаменами и без того волнуются
№ () от 23 марта 2021 [«Аргументы Недели Иркутск», Екатерина Санжиева ]
В «Фейсбуке» недавно появился пост, который спровоцировал большую дискуссию. «Изо всех сил пытаюсь противостоять запугиванию девятиклассников предстоящими экзаменами, — пишет иркутянка. — Какого черта их пугают до слез и бессонницы? Меня утомила необходимость приводить в чувство дочь, крепить ее психику после каждого похода в школу, объяснять, что нет ничего страшного и недостижимого. Что за нагнетание?!» Оказалось, что эта проблема выходит далеко за рамки одной конкретной школы.
Тема учительского деспотизма оказалась близка многим родителям. Вот только несколько из 260 комментариев. «Миша в 5 классе. В марте будет четвертая ВПР. Их тоже пугают, что, если хоть одну из них напишут на двойку, в 6 класс не переведут. У него психи и слезы». «У моего девятиклассника на днях просто нервный срыв был: он плакал и кричал, что не сдаст ОГЭ и не перейдет в 10 класс. Говорил, что он дебил, и жизнь его не сложится. Оказывается, учителя им все твердят, что они худшие в школе, инертные, не участвуют в олимпиадах. Зачем они такие нужны в 10 классе!». «Насмерть поругалась с классной дочери, которая жаловалась на собрании, что «дети, такие-сякие, совсем не боятся предстоящих экзаменов». Пришлось сказать, что дети — молодцы, ведь при любом результате жизнь не заканчивается, и даже провал — не конец света. На что учитель вытаращила глаза и сказала, что я — плохая мать». «Мы после 9-го ушли в колледж. У нас — слабая психика обычной девчонки, а не супермена. И на ЕГЭ я не готова была подписаться после истерик перед ОГЭ. Зато в колледже сейчас отличница и впереди планеты всей». «Теперь в школе работают менеджеры, у которых задача не учить и воспитывать, а давать хорошие показатели по сдаче экзаменов. А при таких условиях запугивание — наиболее эффективное и наименее затратное для учителя средство. Работа сводится к отчетам перед руководством».
Времена, когда учитель мог треснуть по затылку линейкой ученика, прошли. Настали времена психологического террора. Корреспондент «АН» решил разобраться — почему же в школах запугивают детей, которые перед экзаменами и без того волнуются.
«Вы глупые и ленивые»
Дочь наших знакомых окончила девятый класс в позапрошлом году. У нее — свое мнение об этой истории.
— Я сильно не волновалась, — признается Наташа. — У нас хорошая школа, и в знаниях своих была уверена. Но моя любовь к английскому в 9 классе пошатнулась. На уроках мы постоянно, до тошноты писали однотипные варианты экзамена, которые к тому же никак не проверяют истинное знание языка. А учительница, всегда такая спокойная и дружелюбная, истошно кричала на ученика, сделавшего ошибку в задании: «Ты что, не хочешь сдать ОГЭ?». И мне, и всем в классе в тот момент хотелось ответить: «Да, не хотим!».
Даже от самых уравновешенных учителей приходилось выслушивать обидные речи о том, что, дескать, мы такие глупые и ленивые. Родители тоже постоянно стояли над душой: ты должна готовиться, иначе вылетишь из школы! Они страшились ОГЭ не меньше самого школьника. В итоге накануне экзаменов все были вымотаны постоянным стрессом.
Догадываюсь, почему школа так переживает из-за результатов ОГЭ и ЕГЭ. Сейчас школе, особенно престижной, очень важно место в рейтинге учебных заведений. Может быть, от этого зависит и квалификация самих учителей, какие-то премии. Получается, что на директора давят всякие департаменты, он давит на учителей, а учителя выплескивают все на детей.
Сами экзамены мы сдали довольно легко. Кто-то лучше, кто-то хуже. Все перешли в 10 класс. Стоит ли он стольких нервов и денег, потраченных на репетиторов? Однозначно нет.
Самые бесправные люди
Бывшая учительница Дарья Немирова считает, что педагоги — самые бесправные люди. С одной стороны, на них давит руководство школы, с другой — родители.
— Хорошие результаты экзаменов и проверочных — это для учителя дело жизни и смерти. Не будет работать в школе тот, у кого ученики провалили ОГЭ. Или его сравняют с землей, или летом ему придется сидеть с двоечниками. Школа попадет в какую-нибудь неблагополучную статистику, из-за чего у завуча и директора не будет премий. Учителя не просто прессуют детей. Некоторые уговаривают родителей отстающих учеников получить справки о том, что ребенку лучше сдавать экзамен в щадящем режиме. И да, они думают о результатах и статистике.
В школе остались стальные люди. Им достается и от директора, и от родителей, которые относятся к педагогу, как к обслуге. Я работала в образцово-показательной школе Иркутска. Директор требовала, чтобы все женщины надевали на занятия только юбки или платья. Брюки — ни в коем случае. Улыбка и платье — обязательный дресс-код для учителя.
В мой класс пришла девочка, мама которой «вела» ее к золотой медали. А я поставила этой девочке четверку по литературе. Мама начала мне звонить и настаивать на дополнительных заданиях, чтобы вытянуть пятерку. Я пошла на уступку. Дала задание, поставила отлично. Но родительница, видимо, заточила на меня зуб. Будучи членом родительского комитета, она предложила вывезти детей в парк. Я подумала, что если поведу класс на прогулку, то над тетрадками буду сидеть не до двух ночи, а до четырех. И отказалась. Мамаша тут же нажаловалась директору. Та долго меня прорабатывала. Сказала, что мы должны поддерживать все идеи родителей и круглосуточно быть с ними на связи. Если учитель отключил сотовый и не отвечает мамашам в «Вайбере» — это чуть ли не должностное нарушение.
Отдельная тема — дети. Многие вообще ничего не читали, не готовились к занятиям, им ничего не было нужно, кроме айфонов. Один мальчик уверял меня, что Анна Каренина — это детская писательница. А как они вели себя на уроках! Как-то один ученик включил на всю громкость телефон с непристойными звуками. Я вышла из себя и отчитала парня, назвав его идиотом. Кто-то из ребят записал это на диктофон и выставил запись в родительском чате. После этого меня вызвала директор и предложила уволиться.
«Дарья Дмитриевна, — сказала она. — Мне кажется, вы не любите детей. Мы с вами не сработаемся». И я написала заявление об уходе. Тем коллегам, кто остался в школе, я сочувствую. Школа — это ад.
Система консервативна до мозга костей
Открыто говорить о школьной кухне мало кто решается. Это и понятно. Работники сферы образования все на виду и говорить что-то «вразрез генеральной линии» небезопасно. Комментарий удалось получить у работника образовательной сферы Иркутска лишь анонимно.
— Школе не нужны плохие результаты, ведь ее рейтинг сразу упадет, — считает эксперт. — Именно из-за этого учителя вынуждены пугать экзаменами учеников, чтобы те начали учить предмет, чтобы их расшевелить. Может, это и нужно. Потому что за время «дистанционки» дети обленились и успеваемость снизилась. На что влияет рейтинг? В Иркутске он существует больше на бумаге. Это список так называемых топовых школ, которые показали лучшие результаты по олимпиадам и ЕГЭ. Дает ли он какие-то реальные преимущества или бонусы школе? Думаю, нет. Грубо говоря, отремонтируют в первую очередь не лучшую по успеваемости школу, а ту, которая в этом нуждается.
Но рейтинг придуман во многом для того, чтобы сами школы мотивировать к развитию — давать знания, готовить учеников не хуже, чем, например, в школе по соседству. Чтобы не сидели и не варились они в своем соку. И это неплохо. Здоровая конкуренция нужна. У нас в образовании работают честолюбивые люди. И для амбициозного директора нет ничего хуже услышать новость о том, что Иван Иванович обогнал его на две позиции в рейтинге.
Аттестация учителя зависит, в том числе, и от того, сколько учеников наберут высокие баллы по его дисциплине. По итогам аттестации педагогу дается та или иная квалификационная категория. Она присваивается учителю на пять лет. От нее зависит и зарплата, и премия. Поэтому учителя не хотят, чтобы слабые ученики сдавали на ОГЭ или ЕГЭ их предмет. Никто не хочет бледно выглядеть. Результаты экзаменов (а это, по сути, качество работы учителя) обсуждаются и в школе, и в департаменте. Если учащиеся покажут слабые результаты — директора будут «пропесочивать» во всех инстанциях, которые над ним стоят. А все хотят высоких баллов для хорошей отчетности. Вот и создается такая нервозная обстановка.
Мир шагнул вперед, а система образования как была, так и осталась консервативна до мозга костей. До сих пор всех чешут под одну гребенку. Индивидуальный подход? Какое там, когда нагрузка у учителей бешеная, а классы огромные! Если что-то ребенок не понял, запустил, ему посоветуют «почитать учебник». Но учебники у нас пишутся точно не для среднего ученика. Материал там излагается тяжеловесно, сложно, запутанно. Вот и идут родители к репетиторам.
Нет необходимости давить на детей. Надо их просто нормально обучать. Установка должна быть не на отсутствие двоек, а на организацию работы по устранению пробелов в знаниях. А для этого педагогу нужно выкроить время для работы с отстающими. Это сложная, ювелирная работа. Какой выход? Разгрузить учителей, сократить наполняемость классов, мотивировать педагогов на индивидуальную работу с каждым учеником. Реально это сегодня в нашей стране? Думаю, вы знаете ответ на этот вопрос.
Юлия Васильева, учитель русского и литературы, вспоминает:
«Я пришла на работу в школу в 1990 году. Меня не допустили тогда к старшеклассникам, вела я пятые классы, но в горячую экзаменационную пору и мне нашлось дело. Тогда еще не было ЕГЭ. Экзамены ученики сдавали в своей школе, писали сочинение. Старшие коллеги доверили мне быть в комиссии, на подхвате. Что меня поразило? Комфортные условия, в которых писали дети. Никто не делал им никаких замечаний. Было ощущение, что дети сами по себе, а комиссия сама по себе, хотя комиссия сидела в том же классе, что и ученики, и была призвана обеспечивать строгий порядок во время экзамена. Через два часа от начала экзамена открылась дверь, вошла чья-то мама и певуче протянула: «А стол уже накрыт». После этих слов вся комиссия встала и отправилась пить чай, а дети остались со своим преподавателем.
Позже я поняла, зачем комиссия уходит посреди экзамена: так учителю давали возможность подойти к своим детям, подсказать им что-то. Но больше всего меня поразила проверка. Коллеги доверили мне проверять только простым карандашом, боясь, что я, по своей студенческой дотошности, замечу все ошибки. А в работе, чтобы оценить ее на «три», должно быть не больше пяти орфографических ошибок! Конечно, мало кто из троечников укладывался в пять ошибок, для таких случаев учитель клал рядом синюю ручку: где запятую подставит, где буковку подрисует…
Бывали совсем анекдотичные случаи. Например, об одной работе спорили две мои пожилые коллеги. Они не знали, какую оценку поставить ученику, не читавшему «Герой нашего времени». Как вы помните, Бэла, героиня романа, — юная горянка, возлюбленная Печорина. Незадачливый ученик в сочинении назвал Бэлу лошадью Печорина. В прямом, а не в переносном смысле.
«Галина Викторовна, у ребенка стресс! — убеждала Клавдия Васильевна. — Представьте, что на месте этого ребенка ваш внук!» «Клавдия Васильевна, вы можете сколько угодно представлять, что на месте этого ребенка ваш правнук! — язвила Галина Викторовна. — Если мы будем позволять такие вещи, они нам совсем скоро на шею сядут». Конечно, недоросль не читал Лермонтова, думала я, выходя из аудитории, но не оставлять же его на второй год! Хотя бы тройку надо поставить бедолаге. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что этому ученику поставили четверку. Спор между коллегами шел как раз об этом: три или четыре поставить за «лошадь Печорина».
Зачем в школе медиатор?
Для решения школьных конфликтов будут привлекаться посредники — медиаторы. Их работа регламентируется новым законопроектом, который подготовило Министерство юстиции России. Медиаторы будут защищать учащихся от травли в школах и от множества других проблем. В законопроекте указано, что медиатором может быть только незаинтересованное лицо, которое помогает сторонам прийти к примирению. Специалисты будут включены в соответствующий реестр. Медиатор должен быть старше 30 лет, иметь высшее образование и подготовку. Школьная служба примирения позволит найти правильное решение для каждого конфликтного случая.
Ульяна Белозерцева, педагог, психолог, профессиональный медиатор:
«Проблема ЕГЭ и ОГЭ становится все более тревожащей в плане эмоционального, психического здоровья детей. Число обращений к психологу традиционно увеличивается в преддверии экзаменов. Обращаются те родители, которых действительно волнует психическое состояние ребёнка. Нарушенный режим учебы и отдыха, неспособность подростка справляться с эмоциями, невозможность расслабиться зачастую приводят к нервным срывам, паническим атакам, а иногда к психическим заболеваниям и попыткам суицида.
Подростковая психика, и без того хрупкая из-за гормональных перемен, возрастных проблем общения и развития, подвергается в период экзаменов давлению учителей и родственников: «Ты должен сдать!», «От этого зависит твоя жизнь!».
Родители и учителя, как правило, упрекают, пугают школьника или даже ставят ему ультиматумы. Не каждый ребенок способен выдержать такое давление. Он и без того переживает, осознавая собственную ответственность за свою дальнейшую судьбу. Иногда цена за «проваленный» экзамен становится слишком большой. Поэтому родителям всегда предлагаю расставить приоритеты: ЕГЭ любой ценой или здоровый ребёнок?
Важно не только напоминать подростку об ответственности, но и поддерживать его. Вместе с ним рассматривать возможные негативные варианты развития событий и пути выхода из них, варианты решений. Важно объяснить подростку, что низкий бал по ЕГЭ или ОГЭ — это не конец света. Что люди живут и совершают ошибки».
Более ста детских жизней за пять лет
По словам руководителя аппарата уполномоченного по правам ребенка в Иркутской области Татьяны Афанасьевой, вызывает тревогу количество суицидов среди несовершеннолетних в Приангарье. В 2020 году их было меньше, чем раньше, но в целом за прошедшие пять лет добровольно ушли из жизни более ста детей. Иркутская область находится на первом месте в Сибирском федеральном округе и на одном из первых — в России по количеству завершенных суицидов среди детей и подростков. За 2019 год в результате суицидов травмировано 123 несовершеннолетних, погибло 26.
Как показывает статистика, наибольшее количество самоубийств совершают подростки в возрасте от 14 до 18 лет, в период сложного переходного возраста, когда ребенок уже считает себя взрослым, но на самом деле еще не может самостоятельно принимать серьезных жизненных решений.