Все смешалось в доме Облонских. Точнее все исчезло из аптек Облонских этой весной. Так Лев Николаевич, живи он сегодня, мог бы начать роман. Напуганные пандемией модного вируса, наши граждане смели из аптек практически все лекарства, которыми, по их мнению, можно лечить ковид или использовать для профилактики этой болезни.
Немудрено, что противовирусные препараты, ряд антибиотиков, да что там лекарства, даже ряд народных средств, которые, по мнению бабушек у подъезда, немедленно убивают вирус на корню, исчезли с прилавков. Хотя и это утверждение можно считать спорным, потому что ряд экспертов утверждает, что пропали лекарства не везде, а, максимум в 20 процентах аптек, и никакого тотального дефицита и вовсе не существовало. История с дефицитом может и заглохла сама собой, но о проблеме немедленно раструбили почти все СМИ, и тут понеслось.
Поскольку народное возмущение пропажей из ритейла лекарств в и так непростое время было крайне нежелательно — стали искать виновного. И нашли. Виновными во всем оказались не производители лекарств или субстанций, не дистрибьюторы, не сумевшие вовремя подстроиться к новым реалиям, а новая система маркировки лекарств и контроля за их оборотом, оператором которой выступает Центр развития перспективных технологий (совместное предприятие USM Алишера Усманова, Ростеха и венчурного капиталиста Александра Галицкого). Однако если присмотреться к этой системе, то как ни крути, назвать ее причиной дефицита лекарств невозможно. Ну хотя бы по той простой причине, что первая волна дефицита случилась в марте, а маркировку ввели с первого июля. Логично, что она никак не могла оказаться причиной этой проблемы. Да и в прошлые годы, когда никакой системой контроля за оборотом лекарств и не пахло, ряд лекарств, в том числе жизненно важных, например инсулин, тоже регулярно исчезали из продажи.
Однако тем, кто не заинтересован во введении новой системы, причем не только в этом сегменте бизнеса, но и в смежных, которые затронула обязательная маркировка, крайне важным оказалось перевести стрелки с себя на ненавистную систему маркировки. В ход пошли приемы, до боли известные и крайне распространенные в последнее время, пресловутые fake news.
Чем же не угодила им маркировка?
Версия официальная - внедрение этой системы дорогостоящее и технически сложное мероприятие, что, в результате, непременно приведет либо к снижению прибыли бизнеса, либо к удорожанию лекарств для конечного покупателя. Приём нехитрый и, к сожалению, хорошо известный - давайте громко кричать о том, что государство, не подумав, вводит новые правила игры, а страдают и бизнес, и потребитель. Однако же, как любит говорить современная молодежь, «да, но нет». Наоборот, внедрение единой для многих отраслей системы контроля делает всю цепочку более прозрачной, эффективной и, как следствие, наоборот снижает затраты на производство и дистрибьюцию.
Мне кажется, тут и лежит ключ к разгадке.
Может быть бизнесу по каким-то причинам невыгодна прозрачность? Правда не очень понятно, какому из сегментов бизнеса, участвующих в цепочке, это невыгодно. Производителям? Дистрибьюторам? Аптекам? Давайте посмотрим на цифры. ВОЗ утверждает, что доля фальсификата на мировом рыке лекарств от 4 до 7 процентов от общего объема рынка. В России же, только по официальным заявлениям представителей ассоциации российских фармацевтических производителей, доля выявленного фальсификата не менее одного процента. Допустим, что мы далеки от верхней планки, потому что у нас контроль за оборотом лекарств налажен лучше, чем в странах третьего мира, на которые и приходится основной оборот контрафакта, но все равно цифра даже в один процент, представляется мне несколько заниженной. Возможно, дело в том, что не процент контрафакта на рынке невелик, а процент выявленного контрафакта. То есть реальные цифры фальсификата никто не готов разглашать. Даже в частных беседах представители фармы и аптечных сетей уходят от прямого ответа, но дают понять, что цифра в один процент занижена не в разы, а в десятки раз. Да дело не только некачественной или фальшивой продукции. Не первый год рынок потрясают скандалы, связанные с незаконным оборотом настоящих лекарственных средств.
Так дело доходит даже до того, что препараты, предназначенные больным раком и другими опасными для жизни заболеваниями, не доходят до потребителя, а попадают на рынок через посредников. Причем – реальная история - посредники через систему госзакупок, выигрывали тендеры, потому что их цену побить не могли даже сами производители лекарств. То есть вроде бы сами производители должны быть заинтересованы в том, чтобы контроль за оборотом лекарственных средств был максимально прозрачен. Изучив подробно уголовные дела, узнаем, что к этим преступлениям практически всегда причастные нечестные сотрудники фирм-производителей. Так что вполне возможен вариант, что именно теневой бизнес, связанный с фармацевтикой, в отличие от самих вендоров, и заинтересован в борьбе с прозрачностью, в частности с новыми правилами маркировки.
Ведь опыт внедрения маркировки в других отраслях показывает, что легальный сегмент, после ввода новых правил растет в разы, что, безусловно, устраняет с рынка нечестную конкуренцию. Государству тоже сплошная выгода - растет собираемость налогов, на рынке лекарств в перспективе доля нелегальных лекарственных средств стремится к нулю. В проигрыше один криминал. Но мы же не волнуемся за интересы криминала, правда?
Кстати, к новым правилам маркировки лекарственных средств действительно есть ряд профессиональных вопросов, но решаться они должны в рабочем порядке. Вот в этом порядке система маркировки и перешла в октябре на облегчённый уведомительный режим. Как вы думаете, появились ли лекарства на прилавке?
Можно не отвечать. Вопрос был риторическим.