Есть в русском языке слово, которое одними произносится с придыханием, а другими – с презрением, будто ругательство. Слово это – «интеллигенция». Обозреватель «АН» размышляет о феномене вместе с Татьяной АЛЕКСЕЕВОЙ – кандидатом филологических наук, доцентом журфака МГУ.
– За восемь лет до судьбоносного 1917-го появился консервативный публицистический сборник «Вехи», ставший событием года в России. «Роковые особенности русского предреволюционного образованного слоя были основательно рассмотрены в «Вехах» – и возмущённо отвергнуты всею интеллигенцией, всеми партийными направлениями – от кадетов до большевиков. Пророческая глубина «Вех» не нашла (и авторы знали, что не найдут) сочувствия читающей России, не повлияла на развитие русской ситуации, не предупредила гибельных событий», – отметил Солженицын.
– Этой моды – на оппозиционность по отношению к власти – не было в таких масштабах среди русской интеллигенции ещё в XIX веке, а в советское время эта мода достигла своего апогея. Если ты интеллигент, то непременно должен быть оппозиционером. Почему – никто не знает. Должен! Наша интеллигенция в большинстве своём останавливается на среднем понимании свободы. Первое, базовое понимание – это свобода передвижения (не сидеть в тюрьме и не быть рабом). Следующий уровень – свобода слова, печати, собраний. А высший уровень – свобода духа. Пушкин в 1836 году – накануне смерти – написал: «Иная, лучшая потребна мне свобода: зависеть от царя, зависеть от народа – не всё ли нам равно?» Свобода духа означает не равнодушие, но умение быть выше власти – делать своё дело, не зацикливаясь на своём отношении к ней.
Самое интересное, что в умах возникает и обратная «закономерность»: если ты оппозиционер – значит, ты интеллигент. Нет, этот номер не пройдёт.
– Интеллигенция дорвалась до власти в 1917-м, совершив Февральскую революцию и создав Временное правительство. Как известно, продержалось оно меньше года, и результатом его политической импотенции стал Октябрь, прокатившийся по интеллигенции катком. «Я за войну, за интервенцию, я за царя, хоть мертвеца. Российскую интеллигенцию я презираю до конца», – написал белоэмигрантский поэт Георгий Иванов. В противоположном лагере, большевистском, её оценивали точно так же. Ленин в письме Горькому высказался об «интеллигентиках, лакеях капитала, мнящих себя мозгом нации»: «На деле это не мозг, а говно».
– Даже забавно, что Ленин, сам будучи интеллигентом, называл интеллигенцию гнилой, экскрементами нации и так далее. Редкий случай, когда я с ним абсолютно солидарна.
– Вы? Солидарны?
– Да. Ленин имел в виду ту интеллигенцию, которая способна только разговаривать. Временное правительство было самым образованным правительством за всю нашу историю – а толку? Многие мои студенты убеждены, что оно обязательно бы сделало Россию счастливой. «Оно не обладало силой, не умело удержать власть», – говорю я. «Нет, – говорят они, – это роковая случайность». Такой вот у них интересный взгляд.
Вообще многократно замечено: наша интеллигенция всегда стремится быть за народ, но – без народа. Вспомним хожденцев в народ XIX века: они не хотели понять русского мужика, они хотели учить его. Неслучайно он вязал их и отдавал полиции (и правильно делал). Тургенев написал об этом роман «Новь», которого сегодня почти никто не читает и в котором он так прошёлся по хожденцам в народ, что ой.
– Видя в лице дореволюционной интеллигенции классового врага, коммунисты проводили против неё репрессии, параллельно выращивая свою, советскую. В этом они преуспели: к «перестройке» количество людей с высшим образованием увеличилось с 2, 7 до 26%. Настолько ли сходны интеллигенции дореволюционная и советская, чтобы обозначать их одним и тем же словом?
– Я бы обозначала их по-разному. Советская меньше всего была озабочена нравственным вектором дореволюционной. Представления, что у интеллигента обязательно сердце кровью обливается за чужие страдания, как писал Сергий Булгаков, – остались в прошлом. В советском понимании это высокообразованные люди, не более того. Ну а положение интеллигенции… В СССР было два класса – крестьяне и рабочие, а её называли омерзительным словом «прослойка». Рабочие – это величина, а мы – прослойка, джем в торте, взбитые сливки.
В царской России интеллигент мог никак не соприкасаться с властью, а в СССР всегда приходилось учитывать её и если не лизать ей все точки, то по крайней мере как-то лавировать. Люблю вспоминать историю с участием Ясена Николаевича Засурского (декан журфака МГУ в 1965–2007 годах, ныне президент факультета. – Прим. «АН»). В рамках творческого конкурса, предваряющего вступительные экзамены, абитуриентка написала сочинение, прославляющее Брежнева. Написала очень слабенько, но поставить ей неуд все боялись. Тогда Ясен Николаевич сказал: «Поставьте ей «зачёт», она всё равно не сдаст экзамены, у неё море орфографических ошибок». Как в воду глядел (смеётся). Кстати, это работает и в обратную сторону. Сейчас никто из преподавателей не может поставить неуд одной нашей студентке, прославившейся в качестве оппозиционной активистки, – боятся обвинений в политической предвзятости.
– Будет ли верным сказать, что советская интеллигенция, вроде бы плоть от плоти пролетарского государства, обнаружила те же самые качества, которые так не нравились коммунистам в дореволюционных интеллигентах – индивидуализм и свободолюбие?
– Лучшая часть советской интеллигенции – да, безусловно. И – совесть. При этом необязательно было переть против партии и правительства, достаточно было делать своё дело. Принцип вольтеровского Кандида «каждый должен свой сад возделывать» был очень востребован интеллигентами при советской власти. Сегодня я с горечью убеждаюсь, что этот принцип вернулся.
– Какую роль сыграла интеллигенция в событиях 1991–1993 годов?
– Колоссальную.
– Эта роль была самостоятельной? Или была ролью тарана в руках партийной номенклатуры, устроившей революцию сверху в своих корыстных целях?
– Скорее второе, как это ни печально. Когда шла прямая трансляция штурма Белого дома, я смотрела на кой-кого из этой интеллигенции, в частности на прекрасную актрису Лию Ахеджакову… Некоторые предлагали взорвать Белый дом вместе со всеми, кто внутри. Нормально, да? Мы это уже где-то слышали. «Распни Его!» Интеллигенция, которая призывает стрелять в свой народ, – не интеллигенция. Сегодня тоже хватает подобных примеров. Ксения Собчак – очень образованная… м-м… дама. Но называть свой народ быдлом (К. Собчак назвала Россию «идеальным полигоном для наблюдения за лохожителями» и «страной генетического отребья». – Прим. «АН») может позволить себе только быдло. Пушкин, несмотря на энное количество поколений Рюриковичей-предков, себе такого не позволял.
В результате событий 1991–1993 годов интеллигенция разделилась. В 1991‑м возникли два союза писателей (Союз писателей России «патриотической» направленности и Союз российских писателей «демократической» направленности. – Прим. «АН»). Это так весело было! Люди не здоровались друг с другом. «Не играй в мои игрушки, не садись на мой горшок». Они позабыли, что помимо всяких революций-переворотов есть вообще-то матушка-Россия. На неё было плевать тем и другим – слишком были все увлечены собой, своей позицией, своим местом во всей этой… заварухе. В моих глазах тогда пали многие интеллигенты.
А в 1996-м даже та интеллигенция, что была против Ельцина, в массе своей голосовала во втором туре за него – против Зюганова. Даже бюджетная интеллигенция, которая при Ельцине находилась в плохом материальном положении. Не хлебом единым! Мы не хотели возвращения коммунистических порядков. Я 1953 года рождения, и для моего поколения самое ужасное – осознавать, что мы многого не наверстаем, не успеем прочесть. К слову, проблема с чтением в СССР заключалась не только в цензуре. В книжных магазинах продавался один сплошной Брежнев, а для того чтобы подписаться на собрание сочинений Пушкина, или Гоголя, или Мольера, против которых власть ничего не имела, – приходилось занимать очередь с ночи, как за мебелью.
– Обратно в уравниловку, наверное, тоже не хочется?
– А вы думаете, сейчас квалифицированный труд всегда оплачивается лучше неквалифицированного? В МГУ зарплаты преподавателей хорошие, а во многих других вузах Москвы – 20 тысяч, уборщица получает столько же. Другое дело, что сейчас в отличие от советских времён не нужно получать согласие работодателя на то, чтобы работать по совместительству где-то ещё. Успеваешь – совмещай.
– После 1990-х самые массовые протестные акции случились в 2010-х. Многим запомнилось, как в ходе телемоста Путина с населением начальник сборочного цеха Уралвагонзавода (впоследствии назначенный полпредом президента в Уральском федеральном округе) выразил желание собрать «мужиков», то есть рабочих, и «справиться» с протестующими. Кремлёвские политтехнологи сыграли на межклассовом антагонизме.
– Это противопоставление работает с царских времён – разделяй и властвуй, сталкивай лбами. У Куприна в «Поединке» ефрейтор учит солдат, что внутренние враги – это «жид», поляк и студент. Сегодня приблизительно так же. «Жид» и поляк сменились другими врагами, а враг-студент как символ интеллигенции – остался. Однако сегодня народ на интеллигенцию не натравишь. Из-за нынешних сложностей, в том числе из-за ситуации с ковидом, народ понимает, что его тяжёлое положение – не от интеллигенции. Видит, в каких условиях работают врачи, каково учителям на дистанционке. И если ещё недавно власть намекала интеллигенции, что напустит на неё народ в случае чего, то сегодня интеллигенция может отправить власти ответное послание. Как говорится, ещё посмотрим.