В сентябре 2013 года Госдумой был принят правительственный законопроект «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». Закон о реформе РАН был подписан президентом РФ Владимиром Путиным.
В Госдуму законопроект поступил 28 июня 2013 года за подписью Дмитрия Медведева. Официальным представителем правительства при его рассмотрении председатель кабмина назначил своего заместителя по социальной политике и науке Ольгу Голодец. Руководство РАН и широкая научная общественность испытали тогда неподдельный шок.
Обоснованием законопроекта в Госдуме занималась сама Ольга Голодец. Главные ее тезисы состояли в попытке доказательства и убеждения депутатов Госдумы в неэффективности использования имущественных и кадровых ресурсов РАН. При их обосновании Голодец опиралась, как она сама говорила, на данные официальной статистики. Конкретный источник этой статистики она не указывала.
Первый тезис Ольги Голодец: «На сегодняшний день среди 95 тыс. занятых в Российской академии наук научных работников, тех, кто занимается наукой, всего 45 тыс.».
Согласно сборнику «Индикаторы науки», являющемуся самым авторитетным статистическим источником, «тех, кто занимается наукой» было не 45 тыс., а 54 тыс. исследователей. Цифра в 95 тыс. научных работников соответствовала действительности, но она включает не только 54 тыс. исследователей, но и крайне необходимый вспомогательный лабораторно-обслуживающий персонал (ЛОП). Их как раз насчитывалось на тот момент 41 тыс. работников.
В ЛОП входят три категории сотрудников:
1) техники – работники, участвующие в исследованиях и выполняющие технические функции (эксплуатацию и обслуживание научных приборов, вычислительной техники, подготовку материалов, чертежей, проведение экспериментов, анализов и т.п.);
2) вспомогательный персонал – работники, выполняющие вспомогательные функции, связанные с проведением исследований (сотрудники патентных, научно-информационных, библиотечных, планово-экономических подразделений; рабочие, осуществляющие монтаж, наладку, обслуживание и ремонт научного оборудования и т.п.);
3) прочий персонал – включает работников по хозяйственному обслуживанию, работников бухгалтерии, кадровой службы, канцелярии и т.п.
Получается, что на каждого исследователя приходилось в среднем менее одного помощника. Без них работа корпуса исследователей весьма затруднена, а иногда и вовсе невозможна. Если успех в работе гуманитариев в сравнительно меньшей степени зависит от ЛОП, то ученые-естественники (физики, биологи, химики и др.) без ЛОП проводить какие-либо экспериментальные исследования просто не смогут. Таким образом, упрек Голодец в недостаточно эффективном использовании кадровых ресурсов РАН основан на ложно трактуемой официальной статистике научных кадров.
Второй тезис Ольги Голодец: «Сегодня наша молодежь отрезана от системы Академии наук: среди сотрудников, занимающихся научными исследованиями, больше половины исследователей находится в пенсионном возрасте и старше».
У слушателей доклада могло сложиться представление, что между молодежью и системой Академии наук существует какой-то административно-управленческий барьер, препятствующий их нормальным научным контактам. На самом деле старшее поколение исследователей (члены академии, доктора и кандидаты наук) и научная молодежь (новобранцы РАН, аспиранты, студенты-исследователи) заняты наукой не обособленно друг от друга, они всегда проводили совместные исследования, общими усилиями генерировали научные проекты и добивались грантов в отечественных и зарубежных научных фондах. Весь цикл научной работы проходил в тесном взаимодействии «старших» и «младших» научных работников, несмотря на их научные звания и регалии. Обеспечивалась преемственность поколений и передача научного опыта.
Согласно официальной статистике, не половина, а одна треть (34%) исследователей РАН была в возрасте 60 лет и старше. Стоит отметить, что такая статистически негативная возрастная ситуация имела место не только в академической, но также, хотя и в меньшей степени, в вузовской (23%) и отраслевой (24%) науке.
Известно, что до распада СССР в 1987 году доля научных работников пенсионного возраста составляла всего 5% (!) от общей численности научных работников РСФСР. Что касается постсоветской РАН, то доля исследователей пенсионного возраста в ней могла бы быть существенно ниже, если бы высококвалифицированные специалисты, желающие уйти на заслуженный отдых, могли бы получать так называемую научную пенсию (70% от размера заработка научного работника на последнем месте работы). Такую пенсию получали научные работники в СССР, но она была утрачена в постсоветский период.
Третий тезис Ольги Голодец: «Сегодня, по данным нашей официальной статистики, ежегодно около 2 тыс. молодых ученых покидают Российскую Федерацию для того, чтобы вести исследования в зарубежных институтах».
«Многие молодые ученые, – отмечал нобелевский лауреат академик Жорес Алферов, – уезжают сегодня за рубеж не только из-за маленьких зарплат, но и прежде всего потому, что не могут заниматься экспериментальной наукой на оборудовании 20–30-летней давности».
В том, что ученые не только молодого, но и более старшего возраста порой вынуждены проводить некоторые экспериментальные исследования за рубежом, было виновато не руководство РАН, а состояние материально-технической базы академических организаций, на поддержание которой государство выделяет мизерное финансирование, несопоставимое с подобными затратами в ведущих странах мира.
Четвертый тезис Ольги Голодец: «Андрей Константинович Гейм, нобелевский лауреат, воспитанник Физтеха. И сегодня горько и обидно, что этот человек категорически не хочет работать в системе академии в наших исследовательских институтах. Действительно, Академия наук должна создать условия для развития науки, для реализации потенциала тех людей, которые хотят проявить себя на научном поприще».
Ученый сам рассказывал еще до получения Нобелевской премии в 2010 году, почему он уехал из СССР: «На физтехе первые пять лет дают базовое образование, а потом направляют в академические институты, включают в обычную институтскую деятельность. Образование мы получили очень хорошее, просто блестящее, а вот экспериментальная база науки представляла собой печальное зрелище… Я работал в одном из лучших академических институтов – Институте твердого тела РАН. В 90-м году получил стипендию Английского королевского общества и с тех пор в Россию возвращаюсь только на каникулы. Возможности для работы там и тут – небо и земля. А работа – очень большая часть жизни».
Организовать высококлассную и дорогостоящую «экспериментальную базу науки» и тем самым обеспечивать «возможности для работы» – это прерогатива российской власти. Пока она не преодолеет огромную дистанцию между «небом и землей» – не создаст благоприятные условия для работы – как минимум стабильную и постоянно совершенствуемую экспериментальную инфраструктуру исследований, – наши ученые будут, как и прежде, уезжать и только в редких случаях возвращаться.