Россия – одна из самых высокообразованных стран мира, что признано и российскими исследованиями, и зарубежными. У нас почти две трети взрослых граждан имеют диплом вуза или колледжа, а менее 11 классов окончили всего 5%. Однако мы едва ли не единственная страна в мире, где за образованным населением не идёт по пятам экономический рост. Объяснений несколько: например, политическая надстройка такова, что держава не будет развиваться, если даже последняя кухарка закончит Гарвард. А может быть, просто образованность наша мнимая, а за дипломами и аттестатами много пустоты.
Мы умны, а вы?
Прошлогодний доклад РАНХиГС «Российское образование в контексте международных индикаторов» разбил множество шаблонов. У нас в 2–3 раза больше образованных людей, чем в некоторых странах Евросоюза. Причём в России переизбыток технарей и недостаток гуманитариев. Хотя первые лица не устают повторять, будто слишком много умных развелось, а на предприятиях работать некому, на самом деле колледжи и прочие путяги выпускают не намного меньше грамотеев, чем вузы: 44 и 55% соответственно. В развитых странах среднее профессиональное образование получают втрое реже – 17%.
Другое дело, что прогресс сегодня скачет галопом, и выпускника практически любого учебного заведения нужно доучивать. Так и во Франции, и в Бразилии. С этим у нас большие проблемы: предприятия, особенно в госсекторе, не привыкли вкладываться в квалификацию сотрудников.
Впрочем, недообученность начинается даже не со школы – с детского сада. По-хорошему частные сады должны конкурировать с государственными и между собой, а в реальности у нас – 1% частников среди дошкольных учреждений. В госсекторе мы наблюдаем колоссальную бюрократизацию процесса, когда сотрудникам, грубо говоря, не до детей.
В большинстве стран дети идут в первый класс в 5–6 лет и остаются в начальной школе ещё 6 лет. Россияне начинают с 7 лет и учатся всего 4 года. Наш школьный курс длиной в 11 лет – это тоже минимум: в Европе учатся 12–14 лет. Да и нагрузка у нас, несмотря на родительские стоны, ниже среднеевропейской: в начальной школе, например, 599 часов в год против 799 часов. Европейский школьник имеет роскошь дольше привыкать к урокам: в первый год это сплошь игры. У нас же всё делается с очень серьёзной миной, а нехватку времени на уроки компенсируют гигантским объёмом домашних заданий. Зато в России гораздо дольше длятся праздники и каникулы. Акцент в обучении в Европе делается на социальные науки, иностранные языки и искусство, а у нас – на литературу и математику.
На обучение одного школьника в России расходуется 4, 2 тыс. долларов, а в Европе – в 2, 5 раза больше. Но это средняя температура по больнице, включающая колоссальные расходы на содержание педагогической бюрократии, непосредственного отношения к преподаванию не имеющей. По официальной статистике, в сфере образования числится около 6 млн занятых. При этом в 53 тыс. школ насчитывалось 1, 3 млн учителей, а в вузах – 340 тыс. преподавателей. Допустим, что с преподавателями колледжей и техникумов непосредственно передают знания молодёжи 2 млн человек. Получается, что остальные 4 млн – это контролёры, методисты, чиновники всевозможных РОНО и комитетов по образованию, которые есть на федеральном, областном, городском, районном и муниципальном уровнях. В сельской школе на двух учителей вполне могут приходиться директор, замдиректора, секретарь, бухгалтер, психолог и методист, которые организуют их деятельность. В развитых странах на одного учителя приходится от 12 до 15 школьников, в России этот показатель перевалил за 20 и продолжает повышаться.
Российские школьники и так учатся на 2–3 года меньше европейских сверстников, а им ещё подгружают предметы, немыслимые в развитых странах. Они должны привить детям всевозможные морально-патриотические установки, с которыми они будут лояльны любой власти и всякий протест считать грехом. Тут и военная подготовка, и семейные ценности или предмет под названием «Экстремизм и антикоррупция». В рамках урока ОБЖ приглашённым учителем может оказаться сотрудник Русской православной церкви с рассказом о том, что добрачные половые связи изменяют хромосомную цепочку женщин и это уменьшает шансы родить ребёнка, родственного мужу.
Учебный процесс превратился в чемпионат между школами. Чем выше был ЕГЭ, тем вероятнее директору разрешат набрать в следующем году два-три 10-х класса вместо одного. А это означает увеличение подушевого финансирования. И шанс для директора уйти «выше» – то есть в комитет. Ради этого он будет требовать балл ЕГЭ от своих предметников: манипулировать премиями, угрожать увольнением. А те будут гонять детей по тестам вместо системного изложения материала.
Супермаркет образования
С этим багажом молодой человек поступает в вуз. Именно большое число людей с институтскими дипломами и делает нашу страну столь завидно образованной. При этом забывается, что среди них огромное число «заочников». Каждый второй бакалавр (49%) не ходил на лекции и занятия, а просто сдал зачёты и экзамены. Собственно, за их счёт мы и рвём рейтинги. А как в России добываются дипломы, увы, печально известно.
В 1990-е многие факультеты обрели самостоятельность, а по числу вузов Россия за пару лет обогнала США. У некоторых из них единственным капиталом была лицензия на выдачу диплома государственного образца: ни помещений, ни профессуры, ни библиотек. Студент официально платил за обучение, а неофициально – за все зачёты и экзамены. После этого он мог год об учёбе не вспоминать: педагоги сами заполняли зачётки, бланки и формуляры. «Мученик науки» мог двигаться к диплому и по «серой схеме»: проплачивать 10 предметов из 14, а остальные, потенциально полезные для будущей работы, честно учить и сдавать. Для вуза это был суперприбыльный бизнес, где большая часть доходов даже не облагалась налогами. Предприниматели, неспособные самостоятельно получить драгоценную лицензию, договаривались с её обладателями об открытии «филиала» в других городах по принципу франшизы.
Это была принципиально новая схема для нашего образования. Советские преподаватели, принимавшие коньяк, почти наверняка отказались бы от денег. А нынче доценты престижных вузов сами вымогали взятки, распространяя среди студентов дорогостоящие брошюры или проводя платные семинары. А кто их не оплатит – тот не сдаст.
На взятках попадалось около тысячи работников вузов ежегодно, 400–500 привлекались к уголовной ответственности, реальные сроки получали единицы. В 2000-е в любом крупном городе в людных местах можно встретить граждан с табличками «Дипломы, аттестаты». Предложение стартовало от 300 долларов, но при проверке работодателем такой диплом «спалится» – приказа о его выдаче, понятно, нет. Но заморачивались с запросами о подлинности только серьёзные фирмы и при найме на ключевые позиции. К тому же хитрецы покупали дипломы вузов из Грузии, Литвы или Украины, проверить которые ещё сложнее. Дипломы на бланках с гербом России выдают с 1996 г., а в архивах вузов по всему бывшему Союзу пачками валялись подлинные синенькие корочки советского образца.
К 2011 г. «поголовье» студентов достигло 6 млн, хотя 10 лет назад их было на треть меньше. Тут и оказалось, что среди россиян от 25 до 64 лет самый большой в мире процент обладателей «вышки» – 55%. Среди развитых стран в среднем получается 31%.
Что государство смогло противопоставить вузовской коррупции? Во-первых, оно изменило систему приёма в вузы: отменило вступительные экзамены и ввело ЕГЭ. Теперь абитуриент приходит в вуз с определённым числом баллов, которые «сдаёт» на конкурс. Во-вторых, с 2014 г. Рособрнадзор начал чистку среди вузов-миражей, которая к началу 2018 г. сократила число юрлиц в высшем образовании примерно наполовину: из 2268 организаций осталось 1171. Фактически институтов закрылось не так много, большинство реорганизованы и слиты в причудливые «опорные вузы».
Кандидатский ноль
Однако с появлением в 2013 г. вольного сетевого сообщества «Диссернет» стало очевидно, что власть не сильно-то рвётся ворошить высшее образование. Иначе она давно создала бы бесплатный общедоступный ресурс, на котором каждый мог бы проверить подлинность диплома или диссертации. Но острый запрос удовлетворили частники-энтузиасты.
Сайт «Диссернета» похож на водяную колонку посреди деревни – каждый может наполнить из неё своё ведро. Он показывает процент заимствований в диссертации постранично. Например, с 1 по 10-ю страницу – мы наблюдаем самостоятельную работу автора, а с 11 по 101‑ю страницу он просто передрал чужой диссер. Первый же урожай принёс 25 депутатов со списанными диссертациями. Но про депутатские шалости все забыли, когда «Диссернет» обнаружил нарушения в диссертациях 68 российских судей, в том числе из Верховного и Конституционного судов. Похожая картина с научными изысканиями экс-министра культуры РФ Владимира Мединского, сенаторов, силовиков, губернаторов.
Сооснователь «Диссернета» Михаил Гельфанд говорит, что слабый уровень компетенции чиновников отнюдь не новость, гораздо хуже, когда эти нравы приходят в науку, в медицину: «Берут чужую работу, в тексте тупо заменяют болезнь или лекарство, а дозировки и способ остаются теми же. И эти люди нас потом лечить будут!»
Однако, получив в качестве «Диссернета» нежданный подарок, записные борцы с коррупцией за 8 лет так и не взяли его на вооружение. Другой сооснователь – Андрей Ростовцев объясняет: «Если на Западе чиновника уличат в плагиате – он лишится и степени, и всех постов. Примеров очень много. А у нас принято врать в глаза: я сам писал, а докажите, а вы сами кто такие. Всё сводится к аргументу «меня кто-то заказал, американцы проплатили». Сеть лжи встроена в наше государство, как коррупция».