США развертывают свое экономическое оружие, как никогда ранее, используя односторонние санкции, чтобы наказать Китай за подрыв автономии Гонконга и его отношение к уйгурским меньшинствам на северо-западе страны. Опыт отношений США с Россией говорит о том, что попытки Вашингтона добиться изменения поведения Китая вряд ли увенчаются успехом, даже если эти меры будут действовать годами.
Вашингтон внес в черный список влиятельный китайский конгломерат и чиновников из-за нарушений прав человека в Синьцзяне в конце июля, как раз, когда президент Дональд Трамп предложил запретить популярное китайское видео-приложение TikTok. В начале августа Министерство финансов США ввело санкции против главы администрации Гонконга Кэри Лэм и 10 других высокопоставленных чиновников из Гонконга и материкового Китая. США приняли решение о санкциях спустя несколько недель после того, как Китай навязал Гонконгу закон о национальной безопасности, позволяющий применять китайские национальные законы на территории Гонконга.
Механизм санкций США, как правило, нацелен на более мелкие государства-изгои. Впрочем, не всегда. Начиная с 2014 года, после «аннексии» Крыма и падения пассажирского самолета над Украиной, санкции в отношении России последовательно ужесточаются. Российская экономика до карательных мер была в два раза больше, чем все остальные страны, попавшие под санкции США вместе взятые.
Первый урок, который даёт Россия США, состоит в том, что успех далек, независимо от того, как определяется победа. Европейские и американские усилия не вызвали разворота в Крыму. Исследование санкций экономистом Мануэлем Охслином (Manuel Oechslin), ныне работающим в Университете Люцерна, показало, что их использование для содействия смене режима в автократиях имеет незначительный успех. Он приводит цифры, показывающие, что между 1914 и 2000 годами из 57 эпизодов введения санкций только 12 были по крайней мере частично успешными.
Однако санкции – это не просто принуждение правительств к переменам. Они также направлены на сдерживание дальнейших шагов, поощрение политического урегулирования и сигнализацию внутренней и международной аудитории. Однако такие эффекты сомнительны, и их трудно измерить. Очевидно, что Россия адаптировалась, ожидая, что санкции не будут отменены, и её экономика стала более самостоятельной. Китай, для которого Гонконг является не подлежащим обсуждению вопросом территориальной целостности, еще лучше подготовлен к проведению такой политики. Кроме того, не всегда легко установить точный экономический ущерб, наносимый санкциями. В Гонконге, например, трудно будет отделить последствия санкций от последствий пандемии.
Еще одно послание из России состоит в том, что нацеливание на более крупные экономики может привести к значительным непреднамеренным экономическим последствиям и большему риску ответных мер. Ничто не мешает более крупным экономикам нанести ответный удар. У Китая нет собственной санкционной бюрократии, но он может обратиться к тому, что у него есть: огромное количество туристов, редкоземельных минералов и потребителей американских продуктов, таких как Apple Inc. Он также может начать саботировать доминирование доллара и таких систем, как международная платежная сеть SWIFT. Многие американские компании в Гонконге и за его пределами могут легко попасть под перекрестный огонь.
Изменение позиции Пекина в отношении Гонконга никогда не было реалистичным. Так что даже более скромные цели Вашингтона могут оказаться недостижимыми.