Что может спасти великие сибирские реки Обь, Енисей и Лену от высыхания? Когда потанинский яд с «Норникеля» унесёт из рек и озёр Таймыра в Ледовитый океан и прибьёт к берегам Канады и Аляски? Что ждёт великую русскую реку Волгу, где с советских времён не заполнены два водохранилища, спроектированные и построенные для урегулирования уровня её воды круглый год? Об этом известный инженер-гидротехник кандидат технических наук, доктор географических наук Алексей БЕЛЯКОВ рассказывает главному редактору «АН» Андрею УГЛАНОВУ.
– АЛЕКСЕЙ Алексеевич, только что стало известно, что московский водозабор – огромное Химкинское водохранилище оказалось загрязнено каким-то чудовищным стоком.
– Канал имени Москвы очень важен для водоснабжения города. Он преодолевает водораздел между Волгой и Москвой-рекой. Из Иваньковского водохранилища на Волге насосными станциями вода подаётся в водораздельный бьеф, потом сливается через Сходненскую ГЭС в Москву-реку. Что-то идёт на водоснабжение и другие надобности. Этот водораздельный бьеф протяжённостью во многие десятки километров включает в себя и каналы, и водохранилища. Их много – Учинское, Пяловское, Клязьминское и, самое последнее, уже в Москве, Химкинское. Этот водораздельный бьеф имеет огромный объём. Туда поступает естественный сток рек – Уча, Клязьма и прочие и то, что мы забираем насосными станциями из Иваньковского водохранилища на Волге. Вода движется по каналу от Волги в сторону Москвы. Хорошо, что это загрязнение произошло в Химкинском водохранилище. Там есть водозаборы местных предприятий, но на водоснабжение Москвы оттуда ничего не идёт. Вода оттуда может просто стекать через Сходненскую ГЭС в Москву-реку. В принципе это не страшно.
– В Москву-реку, дальше – в Оку. Всё, что после Москвы, – этот яд пойдёт туда?
– Да. Конечно, его концентрация будет уменьшаться, а если ещё из водохранилищ дать какие-то дополнительные попуски, чтобы больше протекало воды…
– Чтобы она побыстрее через Оку ушла в Волгу.
– Да, побыстрее и с меньшей концентрацией. Москва сама очень сильно загрязняет воду в Москве-реке. Скажем, в Серебряном Бору вода ещё хорошая, в ней можно купаться, но ниже Москвы старые гидроузлы, и там это уже нежелательно.
– В прошлом году вы многим открыли глаза на то, что обмеление Волги зависит не от того, есть дожди или нет дождей, есть засуха или нет, а от того, что не закончен Волжский гидроузел, который должен был регулировать сток реки. В частности, что не заполнены Чебоксарское и Нижнекамское водохранилища. Что за этот год изменилось?
– За этот год не изменилось ничего. По-прежнему заинтересованные лица лоббируют низконапорный Нижегородский гидроузел. Похоже, что агентство по водным ресурсам теперь поддерживает этот проект, который ничего не решает. Дело в том, что Волга выше устья Оки и должна была быть в подпоре от Чебоксарского водохранилища. Подпор должен был распространяться до самого Горьковского гидроузла, но, поскольку водохранилища нет, подпора нет, произошли посадки уровней. То есть при том же количестве протекающей воды уровни стоят ниже. Отсюда уменьшаются судоходные глубины, и на сегодня лимитируют уже даже не русла, глубины, а пороги шлюзов. А отсюда и нынешние проекты – давайте сделаем ещё одну нитку шлюзов с более глубоко заложенными порогами, давайте подопрём здесь воду низконапорным гидроузлом.
– Что такое низконапорный гидроузел?
– Низконапорный гидроузел подпирает воду только в пределах русла, не затапливая пойм. Средненапорный затапливает поймы, а высоконапорный затапливает поймы и надпойменные террасы. Но никаких других проблем, кроме судоходных глубин, этот низконапорный гидроузел не решает. И уже построенные гидротехнические сооружения Чебоксарского гидроузла нуждаются ещё в дополнительных постройках. Требуется, например, построить ещё один водосброс, занимая земли на берегах. Потому что пропускная способность гидроузла рассчитана исходя из того, что есть водохранилище, которое аккумулирует избыточную воду. А водохранилища нет! То же касается и Нижнекамского водохранилища. Иначе как вредительским этот низконапорный Нижегородский гидроузел назвать нельзя. Делали этот проект совсем недавно, в 2017 году, на субподряде у какой-то сомнительной организации аналитического центра при правительстве. Так вот, сохранение нынешнего уровня Чебоксарского недоводохранилища обходится на много миллиардов дороже, чем заполнение водохранилища.
«Вас вызывает Таймыр»
– Уже который год в европейской части страны, где течёт Волга, зимой нет снега. С чего заполняться-то будет водохранилище?
– Я бы не взялся определённо говорить о тренде уменьшения снегозапасов. В прошлом году снегозапасы по бассейну Волги были большими, но весна оказалась растянутая. Поэтому большая часть снега просто испарилась, ушла в небо, а не в реки. Бывают годы маловодные, бывают многоводные, многоснежные. 14 июня тысяча восемьсот какого-то года в Москве были снегопады. А с другой стороны, у Пушкина, помните: «Зимы ждала, ждала природа, снег выпал только в январе». Всякое бывает.
– Есть гигантский полуостров Таймыр, где этих рек, озёр просто несчётное количество. И там есть предприятие, принадлежащее Потанину, бывшему комсомольцу, прикарманившему предприятия, которые делали зэки. Недавно 300 железнодорожных цистерн с соляркой вылилось из прогнившей бочки, которая стоит ещё с 1980-х годов, и он палец о палец не ударил. Как живёт водная система на Таймыре? Куда попадает эта вода?
– «Восток – дело тонкое», – говорил красноармеец Сухов. Так вот Север – ещё более тонкое. Здесь плоские тундровые пространства совсем недавно по геологическим понятиям освободились от моря. Эти пространства так и остались плоскими, выровненными морем. Но это зона избыточного увлажнения. То есть испарений намного меньше, чем осадков. Поэтому много рек. Но ещё это зона вечной мерзлоты. Мерзлота в определённых обстоятельствах может оттаивать. Это вызывает деформации сооружений, отсюда и этот разлив из цистерн с соляркой. Когда-то всё это строилось в расчёте на то, что мерзлота будет держаться. Но мерзлота стала оттаивать, грунт разжижился, и произошли деформации. Беда в том, что экосистемы на Севере очень медленно работают, потому что там холодно. На холоде всё медленно работает. Экосистемы плохо перерабатывают загрязнения, и они остаются в реках и озёрах. В советское время Север осваивали экстенсивно. Тогда считалось, что это работает на весь советский народ, на советскую экономику, а теперь это работает на бывшего «комсомольца» Потанина. А ему на всё плевать, он не будет тратиться, следить за состоянием оборудования. Ему нужны деньги сейчас, а потом – хоть потоп.
– Как Таймырское плато влияет на состояние водных ресурсов в более южных районах?
– Если и есть влияние, то оно невелико, потому что реки там текут с юга на север в океан. То есть пачкают океан. Океан всё съест.
– В Северном Ледовитом океане льдины и вода циркулируют как воронка. То есть через пару-тройку лет потанинский яд окажется где-нибудь в Гренландии, в Канаде и на Аляске. Получается, Потанин гадит не нам, а своим друзьям из Америки?
– В Северном Ледовитом океане вода холодная. Значит, все экологические процессы в нём происходят медленнее, он медленнее перерабатывает загрязнения. Так что океан, может, всё и съест, но не быстро. Поэтому облако этих загрязнений, пусть и в меньшей концентрации, действительно может прийти и в Америку.
Если в речке нет воды...
– Бог с ней, с Америкой. Оно всё к нам быстрее придёт. В Ледовитом океане нерестилища трески. Завтра она может оказаться на наших столах вместе с потанинским «приварком». Но давайте о более близком – о нашей жемчужине, мировой жемчужине. О Байкале. Заговорили, что появляются какие-то водоросли, которых не было, что умирает планктон, который чистит байкальскую воду и которым питается знаменитый омуль. А омулем питаются байкальские тюлени и т.д. Почему в Байкале уменьшается уровень воды и она становится всё грязнее?
– Современные предприятия, алюминиевые или целлюлозно-бумажные, не могут не отравлять воду и вообще окружающую среду. По определению. Никакими штрафами, никакой платой за отравление вод вы не компенсируете это отравление. Байкал – это не озеро. Байкал – это озеро-водохранилище. Это сделано в 1950-х годах, и мои предки к этому руку тоже приложили. Уровень воды в Байкале определяется Иркутским гидроузлом. А вот качество воды действительно оставляет желать лучшего. Байкал – это огромнейшее вместилище высококачественной пресной воды. Какое бы ни было качество воды, но если её постоянно отравлять, то рано или поздно это будет замечено.
– Раньше около прибрежных сёл плескались волны, а сегодня воды ушли чёрт знает куда. Воды в Байкале стало не на полпроцента меньше, а процентов на 10-15. Почему снизился уровень воды?
– Раньше говорили, что в Байкал втекает 365 рек, сколько дней в году. А вытекает одна – Ангара. Ангара в своём истоке подпёрта Иркутским гидроузлом. И количество воды, которое протекает через Иркутский гидроузел, им и определяется.
– То есть получается, что это водохранилище и определяет уровень Байкала, а вовсе не какие-то природные катаклизмы?
– Да, уровень определяет сброс воды через Иркутскую ГЭС. Байкал такой мощный регулятор, такой у него полезный объём, что вхолостую лишний объём никогда не сбрасывается. Нет нужды. Только через гидростанции. То есть из Байкала отбирается только такое количество воды, какое нужно для выработки электроэнергии. Но когда создавался Иркутский гидроузел, то Байкалу его отметку повысили. Но ограничили нижний уровень.
– Сибирь который год изнемогает от непривычной жары. Горят леса, мелеют реки. Что происходит с руслами огромных сибирских рек?
– Реки эти не урегулированы. Довольно крупные реки в бассейне Лены зимой промерзают до дна. Люди, которые там живут, вынуждены топить снег, чтобы просто попить. И в бассейне Енисея это случается. Если взять бассейн Оби, то сток, сформировавшийся в верховьях бассейна на Алтае, потом после слияния Бии и Катуни дальше идёт по засушливым степям. И воды от бокового притока не получает, только расходуется. Аналогичная история с Иртышом – ниже Семипалатинска и до самого Омска он не получает бокового притока. У других рек свои особенности. Но общее, что их объединяет, – на этих реках нет водохранилищ, которые регулировали бы их сток, аккумулировали бы избыточную воду и отдавали бы воду тогда, когда она нужна. Это очень многоводные реки. Но у нас почему-то словом «водные ресурсы» называют годовой сток рек. Однако воды – вплоть до зимнего промерзания рек или в летнюю межень – протекает мало. В половодные периоды – огромное количество, вызывая наводнения. В верховьях этих рек нет водохранилищ. Нечем ловить эти самые паводки. Вот они и приходят. Если бы было водохранилище, то трагического тулунского наводнения прошлого года не случилось бы. Водохранилище выше Тулуна служило бы и для водоснабжения города, и рыба бы в нём развелась, и жители Тулуна ездили бы туда отдыхать. Водохранилище – это многоцелевая вещь. Однако вся «защита от наводнений» у нас делается на основе так называемых защитных дамб. Наводнение 2002 года на Кубани показало, что такое защитные дамбы. Просто эту дамбу прорвало выше, чем рассчитывали. С обратной стороны дамбы образовавшаяся чаша была заполнена водой, которая стояла на три метра выше, чем в Краснодарском водохранилище. Вода из этой чаши стала стекать только тогда, когда дамбу прокопали экскаватором. То есть такая дамба не защищает от наводнения, а, наоборот, создаёт его. Тогда как водохранилище принимает в себя всю избыточную воду и отдаёт тогда, когда нужно. Поэтому оно и многоцелевое.
- Алексей Алексеевич, давайте вспомним мировой опыт. Расскажите, пожалуйста, об опыте Китая в строительстве и в использовании таких гидросооружений. Сколько там плотин построено?
– Янцзы – это как четыре Волги. Я точно не помню, но там около тридцати ступеней.
– А на Волге?
– Семь ступеней.
– Две из них не работают: Чебоксарская и Нижнекамская. На Янцзы не менее тридцати. Сколько вообще гидросооружений в Китае?
– В мире учитываются только большие плотины высотой больше 15 метров. Таких в Китае около 25 тысяч. Были сообщения, что эта цифра уже превышена. В Соединённых Штатах их 9200. В Японии 20 лет назад было две с половиной тысячи больших плотин, сейчас – 3100. Всюду в мире продолжается гидротехническое строительство.
– А в Российской Федерации сколько плотин?
– На сегодня 69.
– 69 тысяч?
– Нет. Просто 69. Столько же, сколько в Польше, там тоже 69. Меньше, чем во Вьетнаме, где их 80. Но больше, чем в Колумбии, где их 64.
– Без комментариев.