Любите генетику, мать вашу!

Неисповедим полёт мысли российской власти! Вечно можно наблюдать за ней, как за дровами, сгорающими в топке печи. Чего мы только не пережили: приватизация, цифровизация, стабилизация, модернизация, естественно, девальвация и «ограбизация». И вот – новая беда – генетизация. От слова «генетика».

Увы, есть твёрдая уверенность: как только будут освоены миллиарды, выделенные на эту напасть, про неё тут же забудут и найдут новую погремушку. Так уже было со всеми предыдущими полётами сановной мысли. Хотя тут исключительный случай…

Выпьем за геном

О том, что родина в опасности, генетической опасности, все вдруг узнали от Владимира Путина три года назад. Тема почему-то возникла на Совете по правам человека. Президент «отчеканил», мол, проклятые эмиссары «целенаправленно и профессионально» собирают биоматериал различных этносов, живущих на земле Русской. В 2018 г. Путин уже дал конкретное поручение разработать программу исследования нашего посконного и домотканого генома. Правительство быстренько подготовило Федеральную научно-техническую программу развития генетических технологий на 2019–2027 годы. Объём финансирования программы довольно внушительный по российским меркам: 127 млрд 075 млн руб., а насчёт источников сказано: средства федерального бюджета – 111 млрд 455, 1 млн руб. и внебюджетных источников – 15 млрд 620 млн рублей. Тут же заговорили о генетическом паспорте для каждого россиянина: «К мандатам доверия нету!»

Правительственная улита не спеша ползла, но тут грянул венценосный вирус! Улиту в Белом доме поменяли, и понеслась душа в рай. Было принято решение, не жалея ассигнаций, создать три геномных центра – как всегда, не ниже мирового уровня по четырём направлениям: биобезопасность, медицина, сельское хозяйство и промышленность. Центр по биобезопасности создан на базе Центра прикладной микробиологии и биотехнологии Роспотребнадзора в консорциуме ещё с двумя организациями Роспотребнадзора. Второй – Центр генетических технологий в области медицины – на базе Института молекулярной биологии имени Энгельгардта. Третий центр работает на базе головной организации – Курчатовского института – и выполняет работы по двум направлениям: сельское хозяйство и промышленная микробиология.

В научном сообществе к очередной затее отнеслись с осторожностью.

– Почему это сделано именно сейчас? Возможно, повлияла пандемия с её разговорами о генетике, а может, и ещё что-то. Хорошо ли, что дают деньги на эти направления? Очень даже хорошо! Но удивляет отсутствие в этом списке из четырёх генетических направлений пятого, не менее важного, – генетического изучения окружающей среды, так сказать, «генетики природы». Гены, конечно, решают очень важные задачи для конкретного человека, но среда, в которой он обитает, не менее, а, может быть, даже более важна, и её тоже нужно изучать, – ответил «АН» большой российский учёный-генетик доктор биологических наук Лев Животовский.

И приводит пример, как все виды лососей во всех реках Северной Америки были генетически описаны. И заодно описаны гидрологически и экологически все эти реки. И лес на их берегах. И сопки за лесом. И зайцы на сопках.

– Они видят не только отдельную популяцию рыбы. Они видят всю экологическую цепочку в своей неразрывности. А у нас про изучение дикой природы, в том числе генетику и экологию природных популяций, просто забыли. Значит, вместо мозаики видим монокартинку, – с горечью говорит генетик Животовский.

Другие опрошенные «АН» учёные также не понимают: почему так и с чего вдруг такое внимание?

– Если это связано со сбором биологического материала у наших жителей и его последующим экспортом за границу, то в принципе никакие эмиссары не нужны. Наш генетический биоматериал вполне официально экспортируется за границу. Получателем является некое Международное общество биологических и экологических репозиториев с совершенно непонятным финансированием и руководством. А собирает, хранит и отправляет его московское ООО «Национальный биосервис» (резидент фонда «Сколково»). Там всё сложно с юридической точки зрения, но вопрос в другом: а для чего конкретно собираются использовать биоматериал? – вопрошает доцент МосГУ Ольга Четверикова.

Вообще, конечно, интересно: говорим о биобезопасности, а верховная власть позволяет частной организации с уставным капиталом в 129 400 рублей вывозить «наш российский геном» всех этносов.

Справка «АН»

В 2018 г., по данным официальной статистики, Россию покинули 377 тыс. человек. За последние 7 лет, по оценке Росстата, из нашей страны уехали 1 млн 700 тыс. человек. Если же взять «зеркальную статистику», то картина и вовсе неприличная: в 2017 г. департамент внутренней безопасности США насчитал у себя в 6 раз больше приехавших российских граждан, чем фиксировал Росстат. По Чехии – в 12 раз, Венгрии – в 14 раз. Больше половины имели высшее образование…

Ох, рано встаёт охрана!

– Биоматериал каждого жителя планеты уникален, как папиллярные узоры. Но если кожу на пальцах можно сжечь, то ДНК-отпечаток не получится. Поэтому биоматериал может пригодиться, например, для идентификации личности, для изучения спектра генов предрасположенности или устойчивости к разным болезням, мало ли для чего ещё. Даже если он не персонифицирован, то решить эту задачу несложно. А вот зачем нужен такой банк данных частному фонду? Биологическое избирательное оружие пока не создали (хотя кто его знает!), жить вечно пока не научились, но такие банки биоматериалов всегда ценны, будь то человек или животные с растениями. Значит, какую-то важную информацию они собирают или извлекают, – отвечает Животовский.

Всё это чертовски напоминает структуру нашего экспорта, более 50% которого состоит из продуктов первичной добычи. Тут уже всё равно: нефть это из матушки-Земли или кровь из вены. Первичный продукт. Обратно к нам это возвращается в виде, например, лекарства или вакцины, которые прошли испытания на наших поте и крови. Но и стоят для нас в тысячи раз дороже.

Сами, видимо, делать не можем. Собственно российская генетика, как и многие другие фундаментальные направления науки, влачила последние десятилетия жалкое существование. Дело, конечно, не только в деньгах (хотя и в них, противных, тоже), дело в том, что взявшие власть в стране юристы и экономисты разбираются в науке, как свиньи в апельсинах. Когда начальники бензоколонки не понимают, зачем нужно кормить каких-то «яйцеголовых дармоедов», то «дармоеды» голосуют ногами и прекрасно приживаются за границей. А на родину их рвёт, лишь когда по приказу президента засияют мегагранты.

Коронавирус вдруг встряхнул болото. Оказалось, что к подобному природному или рукотворному кунштюку мы были не готовы. Спешно, через известное место, стали творить мировые центры, обеспокоились подготовкой кадров аж со школьной скамьи и так далее и тому подобное. Но разработкой любой программы, в том числе и генетической, у пятой в мире научной державы по-прежнему занимаются если не совсем тупые, то, мягко говоря, очень далёкие от предмета люди. На выходе всё равно «получается КПСС».

– Очень хорошо, что эти мегагрантные центры возглавляют учёные с мировыми именами. Но так вышло, что они в основном зарубежные, даже если и русскоговорящие, бывший наш народ. Те набрали здесь наших молодых перспективных ребят. Получили много денег через мегагранты. Закупили современное и дорогущее оборудование, химреактивы, хорошие выплаты. Это хорошо? Просто замечательно! Но через 5–7 лет гранты закончатся. Продолжатся ли они? Будут ли новые? Никто не знает. А если нет, то руководители вместе с нашими молодыми учёными уедут в ту страну, где дают деньги на науку. А если это целиком наша команда и никуда выезжать не собирается, то так и останется ни с чем, если дорогостоящие приборы не будут обеспечены и кадрами, и химреактивами. Так, урывками, науку фундаментальную делать нельзя, работа должна иметь перспективу на десятки лет вперёд. Такое под силу только государству, а не бизнесу, не фирмам, – считает лауреат Госпремии Лев Животовский.

Вновь всё упирается в проблему руководства. Чиновник, а именно они и разрабатывают госпрограммы, никогда не будет мыслить категориями десятилетия. Мозги по-другому работают: «кто знает, сколько просижу?», отчитаться, награду схватить – и на повышение. А для формального отчёта и нужны гранты, так как достигнутые научные результаты никого, кроме членов группы, не интересуют.

Если бы интересовали, всё равно пришлось бы толмачей вызывать. Ибо сложилось так, что промышленностью у нас рулит социолог, сельским хозяйством – банкир, наукой – то сельский бухгалтер, то конституционный юрист. В интервью правительственному телеканалу министр-юрист Валерий Фальков, кроме получения вакцины от проклятого вируса, не смог назвать ни одной конкретной фундаментальной или прикладной задачи для «мировых центров». Очень показательно, что генетическим «атомным проектом», по определению Путина, от министерства будут рулить экономисты, юристы и пресс-секретари. Ах да, и один физик. Ни химиков, ни генетиков, ни молекулярных биологов в руководстве Миннауки не наблюдается. Всех повывели «фурсенки».

Правда, и в Спецкомитете по использованию атомной энергии (тот самый атомный проект!) не все были физиками, но уровень был чрезвычайный и не чета нынешнему! Общее руководство было за Лаврентием Берией, научное – за Игорем Курчатовым. Замами стали: нарком боеприпасов Борис Ванников и нарком химпромышленности Михаил Первухин. А ещё Георгий Маленков, председатель Госплана Николай Вознесенский, Авраамий Завенягин и Василий Махнёв. Наличие Лаврентия Палыча, естественно, было лучшей гарантией от болтологии и прожектёрства. Да и задача была сформулирована предельно конкретно: спасти страну. Сегодня, как можно понять из слов министра, надо догнать лидеров и заодно немного потеребить бизнес, чтобы вкладывался. Не министерство, а шапито.

А как у них?

ВОЭСР подсчитали, что доля биотехнологических компаний в общем объёме расходов на исследования и разработки США – 12, 31%, а в России – 0, 53%. Рынок технологий генетического редактирования к 2022 г. достигнет 6, 5 млрд долларов. К 2020 г. в компании, занимающиеся редактированием генов, было инвестировано почти 2 млрд долларов США. Большая часть этих инвестиций была направлена в компании, применяющие CRISPR-технологии.

Прогнозируемые объёмы рынков в области сельского хозяйства в мире в части генетически модифицированных и принципиально новых (синтетических) сортов и видов растений с широким спектром полезных свойств к 2030 г. достигнут 6 млрд долларов США, депозитариев агрогенетического материала и агробиоразнообразия – 4 млрд долларов, гарантированно безопасного в санитарно-эпидемиологическом отношении мяса животных от генетически модифицированных пород – 60 млрд долларов. При этом биоинженерия и медицинская генетика, которые напрямую связаны с результатами применения технологий генетического редактирования, могут обеспечить к 2035 г. объём рынка около 3 трлн долларов США.

В Соединённых Штатах Америки в настоящее время на сельскохозяйственном рынке представлено более 20 видов растений с отредактированным геномом, в числе которых в основном злаки и бобовые культуры.

Развитие генетических технологий, включая технологии геномного редактирования, и их практическое применение являются приоритетами в ведущих странах мира.

Бег на месте общепримиряющий

Задача догнать какого-либо «далековпередибегущего» громко и пафосно ставится не впервые. Об этом говорят по всем каналам, эксперты, которые произносят «правильные» слова, кочуют из программы в программу. Голоса тех, кто говорит, что это тупиковый путь развития, хором заглушают криками «одобрямс». Спустя пару-тройку месяцев всё затихает до новой громкой инициативы.

– Как ни прискорбно говорить, но, на мой взгляд, если бы не вирус, то всё затихло бы ещё раньше. Благодаря ему выделяют деньги на генетику, вирусологию, люди будут работать. Фундаментальная наука дорогая в основном за счёт оборудования и расходных материалов (не говорю об оплате работы), поэтому еле теплилась до сего дня. Конечно, есть сильные генетические лаборатории в растениеводстве, животноводстве, вирусологии, медицине. Но это точечно, в основном либо их возглавляют учёные наши, но оттуда, либо они тесно сотрудничают с ними. Конечно, дело в деньгах, в условиях работы. При капитализме это нормально, хотя для самой науки – не очень, так как важнейшее звено – это кадры, – считает Животовский.

Многие учёные согласны с Львом Анатольевичем в том, что за приличные деньги создаются действительно вполне мирового уровня точки роста: отдельные центры, лаборатории. Даже порой делаются попытки каким-то образом тиражировать передовой опыт. Но это уже совершенно иное целеполагание, иные деньги, иные задачи. И всё вязнет…

– Это как в спорте. Если есть массовый спорт, то есть из кого выбирать в спорт высоких достижений. Или в биологии. Растение будет хорошо расти, только если почва плодородная, полив регулярный, солнышко светит. Для открытий мирового уровня нужно, чтобы было много разных учёных, много оборудования, много научных направлений, много научных журналов, одним словом, был «научный гумус», в котором бы и росли розы. Проще говоря, в стране, которая хочет заниматься наукой, должна быть критическая масса людей, которые могут ею плодотворно заниматься. У нас, к сожалению, делают всё, чтобы этой критической массы не было. Даже региональные научные издания негласно объявили мусором! А ведь в них есть прекрасные статьи и ценные материалы, – подчёркивает генетик.

Собственно, даже сухие цифры говорят о нашем незавидном месте в мировой генетике. Всего на просторах нашей необъятной родины генетические исследования проводились в 80 научных институтах и 40 вузах. Причём в 45 из них есть 80 биоресурсных коллекций генетического материала. Казалось бы – неплохо. Но по столь любимым чиновниками публикациям в западных журналах, индексированных в базах данных WoS Core Collection, пару-тройку лет назад мы занимали, трам-тарарам, – 17‑е место! 395 публикаций по генетике против почти 7 тыс. у США. 76 тыс. американских учёных опубликовали в 2017–2018 гг. статьи в этой области. И 7 тыс. наших. 22 «генетических» патента у России в 2017 году. 9106 – у США. Можно ещё и про деньги, которые вкладываются у них и у нас, но это уже совсем грустно.

Аргумент генетика Льва Животовского

– ЧЕЛОВЕК, как хомо сапиенс, каким ГМО его ни корми, маленькими порциями яда ни трави, как вид, вероятно, не исчезнет, просто эволюционно поменяет свои признаки. Лет этак через пару тысяч, это не такой уж большой срок. Вероятно, смотреть на него будет противно. А мы показались бы противными красавцу кроманьонцу, жившему десять тысяч лет назад.

Возьмём норвежскую сёмгу, красивая, красная лежит на прилавке. Чтобы стать такой красивой, рыбке надо есть розово-оранжевый пигмент астаксантин, который вырабатывают микроскопические морские водоросли. Этими микроскопическими водорослями питается различный планктон – криль: всевозможные рачки, мелкие креветки, которые, в свою очередь, поглощаются лососем в морской период его жизни. Пигмент из водорослей передаётся планктону, а из планктона – рыбе. Это в дикой природе.

В Норвегии же для своей аквакультурной сёмги, чтобы придать мясу цвет, раньше скармливали криля. Но это дорого, а химия шагнула вперёд. И мы сейчас едим синтезированный пигмент.

Поэтому лучше брать нашего отечественного дикого лосося: чавычу, нерку, кижуча, кету, горбушу. Вот только и изучать их тоже надо – и экологию, и генетику.

На старт

Пытаться запустить научную машину с такого низкого старта за такие смешные деньги в мировом масштабе (125 млрд да на семь лет!), да чтобы она привезла в светлое генетическое будущее? В ту самую заветную пятёрку научных стран мира? Это либо наивные подростковые мечтания, либо сознательное, циничное «освоение» ста с лишним миллиардов рублей из госбюджета. Или любимое занятие наших (да и не только наших!) министерских клерков, которое называется «нарисовать фасад». Например, когда на маршруте высокого чина полуразвалившиеся бараки скрывают свежеразрисованными огромными фанерными щитами.

Когда вчитаешься в «паспорт» 57-страничной «Федеральной научно-технической программы развития генетических технологий на 2019–2027 годы», понимаешь, что присутствуют все три мотива.

Например, в «целевых индикаторах» записано: доля наших научных статей и патентов в области генетических технологий должна вырасти. Но на сколько – ни слова.

Должно быть разработано и адаптировано не менее 36 генетических технологий для обеспечения биобезопасности и технологической независимости, а также для использования в медицине, сельском хозяйстве и промышленности. Каких? Где? Чего? Вновь ни слова.

Создать и модернизировать не менее 65 объектов исследовательской инфраструктуры, включая центры геномных исследований мирового уровня и лаборатории. Обучить не менее 3 тыс. человек. Разработать не менее 6 опытных образцов научного и лабораторного оборудования, а также не менее 20 генотерапевтических лекарственных препаратов, не менее 30 линий растений и животных, включая аквакультуру, созданных с помощью генетических технологий.

И вы это серьёзно? Вполне-вполне? За 125 лярдов, если бизнес раскошелят? Ай да молодца! Ай да, понимаешь, Пушкин!

Понятно, что безумные деньги, крутящиеся в этом бизнесе (см. «А как у них?») не дают покоя нашим бизнес-чиновникам. И ещё они почему-то считают, что, закачав пару сотен миллиардов во что-то научное, они немедленно должны получить триллионные прибыли. Или на крайний случай получить шквал статей или патентов для отчётности. Но наука, особенно наука фундаментальная, это не Конституция, её ни монаршей волей, ни поправками, ни деньгами не исправишь. Да и играть в игрушки с генетикой и геномным редактированием надо аккуратно. Долгосрочные последствия этого далеко не Божьего промысла пока мало предсказуемы.

В Федеральной программе по развитию генетических исследований, которую с весёлым азартом продвигает в жизнь Минобрнауки, столько подводных камней, что одной статьёй охватить невозможно. Поэтому «продолжение следует»…