Как я уже писал месяца полтора назад, ковид-эпидемия — в значительной степени социальное явление. При высоком уровне патогенности, уровень смертности от вируса достаточно низкий. Поэтому все страны мира, имеющие дело с этой проблемой, делятся на два фундаментальных класса — те страны, которые эта проблема волнует (такой вот уровень смертности), и те, которые она не волнует. Ну, умерли — не повезло, не досталось места в больнице — что поделать. Такая жизнь. Назовем эти два класса стран — первый и второй мир.
В странах второго мира таким образом ситуацию понимает не только правительство, но и само общество. Оно привыкло к невысокой цене человеческой жизни и к невысоким требованиям к системе здравоохранения. Эти страны представляют какую-то статистику по пандемии, потому что это принято и этого требуют международные организации. Но эта статистика практически не имеет отношения к реальности. Потому что «реальность» в этом разрезе никого не интересует, а система здравоохранения все равно не способна организовать нормальный учет и не заинтересована в этом.
В странах первого мира (где проблема пандемии волнует правительство и общество) есть в свою очередь две группы стран — авторитарные (как Россия и Китай) и либеральные (Европа и Америка). В целом, их реакция на вызов пандемии похожа: и те, и другие признают проблему и стараются продемонстрировать населению, что способны эффективно с ней бороться.
В методах борьбы, впрочем, есть очевидные различия. Правительства либеральных стран, сочетая запреты (карантин) и «пряники» (денежную поддержку или ее обещания), уповают на паттерн «доверия»: люди считают (должны поверить), что народ и правительство заодно борются с общей напастью. В авторитарном пуле правительства гордятся своей эффективностью в отношении репрессивных мер, но прижимисты в «ништяках» (раздаче компенсаций). Недостаток на этом направлении они компенсируют своими возможностями по ограничению информации и фальсификации статистики. Сочетание двух техник — репрессий и фальсификации — должно создать впечатление их эффективности: мол, вы видите, что без наших запретов и принудительных мер было бы гораздо хуже.
Как и в некоторых других социальных перспективах, Россия на этой карте — это не одна, а две страны. Одна (Москва, Питер, прилегающие области, мегаполисы) — это нелиберальная (авторитарная) страна первого мира. Такова Москва, где борются с пандемией почти также, как на Западе, но уповают преимущественно на запреты и контроль, а статистику смертности изящно фальсифицируют. (Собственно, Москва и признала, что их методология учета позволяет занижать ее в два-три раза.)
Опять же, очень похожая ситуация с российскими выборами. Есть три типа территорий с точки зрения фальсификации их результатов: есть территории, где сфальсифицировать можно не так много — здесь что-то впихнуть, там устроить карусель, но в целом это 5 — 8% максимум. Есть места, где правильные бюллетени можно впихивать в урны пачками, а потом еще при их подсчете немного мухлевать. А есть участки, где никто никогда не считает бюллетени, просто вписывают нужные цифры в протокол. Потому что никто никогда не проверит.
Поводом к этому рассуждению стал пост Алексея Захарова, в котором поднята проблема, которую мы в своем кругу дебатируем уже больше недели. Дело в том, что в Европе и Америке отношение количества умерших от ковида медработников к общему числу умерших составляет 1 к 200, а в России 1 к 14 (подсчеты Алексея Захарова). То есть либо российские медработники почти в 15 раз хуже защищены, чем на Западе, либо масштаб эпидемии, тяжелых (больничных) случаев и смертности занижен в 15 раз. Выбирайте любой вариант. Но суть в том, что по многим регионам у нас вообще нет никакой содержательной статистики о фактическом положении дел. Только отписки, на которых даже статистический анализ построить невозможно.
Это положение России как архипелага двух миров является трагической константой ее политической истории. И коронавирус — наш социальный лакмус — еще раз это показал.