Последние события показывают, что вирусология активно вторглась во все сферы, в том числе и в экономику. Уже ясно, что даже, когда будет объявлено о конце пандемии, мир не будет прежним. И хотя вирус у нас ещё не разгулялся так, как в Европе, мы уже задумываемся, что останется после него. Об экономических последствиях, сбережениях с максимальным и минимальным риском, о том, на какие товары и услуги поднимется спрос, а так же почему Волгоград не стал жить лучше, как это планировалось ещё в 2013-м году, «Аргументам недели» рассказал доктор экономических наук, профессор кафедры экономики и предпринимательства Волгоградского государственного технического университета Даниил Фролов.
- Какие структурные изменения ждут экономику в связи с последними вызовами?
- Есть разные сценарии, разные прогнозы. Вплоть до «схлопывания» целых отраслей – туризм, индустрия развлечений, спортивная индустрия, транспорт... Многим отраслям предрекают серьезный спад – автомобилестроение, хайтек, многие другие, особенно «завязанные» на Китай. Но, мне кажется, что это излишне пессимистичный вариант. С другой стороны, не стоит думать, что пандемия закончится и все будет по-прежнему. Здесь можно провести аналогию с атакой террористов 11 сентября 2001 года. Больше таких крупных терактов с тех пор не произошло, потому что правительства во всем мире приняли серьезные меры. Но наша жизнь стала другой: теперь мы обращаем внимание на подозрительные предметы и т.д. Скорее всего, такая же ситуация будет с новыми вирусами: общество достаточно быстро адаптируется. Быстрое распространение вирусов – это обратная сторона глобализации (как и неконтролируемая миграция, терроризм и т.д.). Многие отрасли придется переформатировать, в частности, автоматизировать производства, замещать работников цифровыми технологиями. Это очень серьезные изменения, особенно для рынка труда. Правда, эти изменения уже происходили до коронавируса, просто коронавирус их ускоряет.
- Самое наглядное и очевидное для обывателя, что случилось – ограничение хождения налички и вообще её вымещение. Если раньше нам показывали, как удобна бесконтактная оплата, то сейчас уже дают понять, что это необходимая мера. С какими ещё очевидностями мы столкнёмся?
- В экспертной среде есть мнение, что ограничение использования наличности связано со стремлением Центробанка не допустить ажиотажной скупки валюты. Наличность ограничивается, а по безналичному расчету банки отказываются продавать валюту. Насколько я в курсе, ВОЗ не давала официальных рекомендаций по этому поводу. То есть это в большей степени техническая уловка. Что же касается последствий для обычных людей, на мой взгляд, их будет немного. Сильно сомневаюсь, что мы увидим банкоматы с обеззараживанием банкнот или распыление специальных средств на входах в ТРЦ и магазины. Возможно, нам придется привыкать носить маски с повышенной степенью защиты в общественных местах. В Японии это уже давно практикуется. Может быть, это даже станет модным.
- Вирус – это, конечно, опасно (этот или другие). Но если резко упадет потребление товаров и услуг – это не бОльшая опасность для экономики? Ведь проблем со здоровьем и даже смертей может быть больше.
- Конечно, коронавирус нанес колоссальный удар по мировой экономике. Сокращение производства в Китае ведет к «эффекту домино» по всей цепочке поставок. Весь мир зависит от Китая: например, там производится до 80% составляющих различных лекарств, поэтому парадоксальным для обычного человека образом вспышка коронавируса может привести к падению производства лекарственных препаратов. Спад производства в Китае ведет и к снижению спроса на топливо, что подталкивает вниз цены на нефть. Спад в экономике – это банкротства, понижение и задержки заработной платы, сокращение рабочих мест, снижение уровня жизни. И, естественно, снижение доходов означает – в масштабе страны – снижение затрат на здоровье, начиная от лекарств и заканчивая отдыхом. Плюс негативные ожидания и депрессивные настроения – это тоже факторы запуска или обострения самых разных заболеваний.
- Смещение потребления: вместо того, чтобы купить третьи кроссовки, люди покупают третий килограмм гречки или делают запас лекарств. Это масштабно повлияет на экономику или как слону дробина?
- По большому счету это просто временный эффект, вызванный негативными ожиданиями. Но, безусловно, прогнозируемый спад и мировой экономики, и российской экономики приведет к росту спроса на товары в низкоценовом сегменте.
- Если бы не коронавирус, какая бы тема информационной повестки, была бы сейчас главной, как вы думаете? Что экономически важного происходит, пока мы заняты паникой?
- Очень много всего происходит. В общемировом масштабе происходит мощнейшая цифровизация и автоматизация рабочих мест. Возникает новое явление, которое получило название «пост-работа», я сейчас пишу статью об этом. Речь идет не просто об автоматизированных производственных линиях и не о промышленных роботах. Все больше людей в сфере услуг – от работников банков и страховых компаний до юристов и даже журналистов – вытесняется цифровыми технологиями, т.е. искусственным интеллектом, нейросетями и т.д. Становятся массовыми трендами частичная занятость, неполный рабочий день, почасовой найм, самозанятость. Постоянная работа со стабильной зарплатой уходит в прошлое во всем мире, к сожалению. Что с этим делать – совершенно непонятно. Обсуждается даже идея всеобщего базового дохода, т.е. регулярной выплаты каждому гражданину определенной суммы, независимо от того, работает он или нет, просто по факту гражданства. Есть мнение, что результатом станет новая модель потребления – отказ от погони за новинками и акцент на экономию и долговечность. Это вызовет серьезные изменения во всей модели современного капитализма, поощряющего избыточное потребление и потребительские кредиты.
Это глобальный тренд, а для России, конечно, более актуальна тема разрыва соглашения ОПЕК, ведущих производителей нефти. На рынке нефти идет ценовая война и перспективы выглядят очень туманно. Сейчас уже ясно, что результатом будут огромные убытки для российской экономики. Невовремя это наложилось на пандемию.
- Тем, у кого есть сбережения, во что их вложить? Или уже поздно метаться?
- Трудно давать такие советы. Есть же разные стратегии инвестирования: как минимум, могут быть вложения с высоким риском и потенциально большим выигрышем или вложения с минимальным риском, но и с очень небольшой выгодой. Но исходить я бы советовал из умеренно-пессимистичного сценария развития событий. Мировая экономика переходит в режим рецессии, относительно умеренного спада производства. На фоне ценовых войн на нефтяном рынке на экономике России это скажется отрицательно. Стоит ожидать ослабления рубля. Но конкретные сценарии требуют уже более детального обсуждения. Главное для современной экономики – это оптимизм. Паника, паранойя, депрессия – очень плохие факторы для экономического роста. Это данные эмпирических исследований. Поэтому нужно учиться «выжимать» из себя оптимизм, надеяться на лучшее.
- Вы были автором стратегического плана экономического развития Волгограда. Одного из первых таких планов в 2013 году. Насколько я понимаю, эти планы не воплотились. Что пошло не так? Это региональная проблема или федеральная, или общая?
- Стратегический план, который я разрабатывал, прошел общественные слушания, но принят так и не был, поскольку сменился губернатор и к тому же вышел федеральный закон о стратегическом планировании с новыми требованиями. В итоге на основе этого стратегического плана была подготовлена стратегия развития Волгограда до 2030 года. Она была высоко оценена экспертами, стала бронзовым призером Конкурса городских стратегий – 2017 в Санкт-Петербурге. Но все задумки остались на бумаге. Это общая проблема, общенациональная. Во-первых, нет бюджета развития, то есть определенной части регионального бюджета, которая направляется не на текущие нужды, а на перспективные проекты. Без бюджета развития любая стратегия становится просто декларацией о намерениях. Во-вторых, стратегия требует консолидации элит, объединения всех влиятельных сил города и региона. То есть это должна быть разделяемое всеми понимание перспективы развития – от губернатора до владельца среднего и даже малого бизнеса. Это очень сложно осуществить на практике. В итоге научные рекомендации часто «повисают в воздухе». Но мы не сдаемся. Сейчас в техническом университете мы запустили большой исследовательский проект под названием «Город для миллениалов и центениалов». Это проект междисциплинарный, участвуют и экономисты, и социологи, и математики, и архитекторы, и многие другие, в том числе привлекаем ученых из Уральского отделения РАН и зарубежных коллег (в частности, известного специалиста по городской экономике Рольфа Штайна из Берлина). Речь идет о том, чтобы сделать карту изменений города, ориентируясь на запросы и ожидания новых поколений его жителей. Поздние миллениалы – это люди, родившиеся в 1990-х, центениалы – рожденные в 21 веке. У них совершенно своеобразные представления об учебе, о работе, о том, каким должен быть город и т.д. Наша область ведь по недавним данным вошла в пятерку в России по убыли населения. И уезжает чаще всего молодежь. Поэтому мы сейчас работаем очень активно, готовим аналитический доклад с выкладками и рекомендациями для руководителей российских городов.
Последний вопрос интервью – это, конечно, тема для большой беседы. Очень надеемся, что Даниил Петрович и в дальнейшем найдет время и возможность делиться информацией и анализом ситуации с нашими читателями.