Институты благородных девиц: как барышни стали кисейными
8 ноября 2019, 16:48 [«Аргументы Недели», Валерия Шавельева ]
Институты благородных девиц: каким было женское образование раньше и почему институтки были совершенно не приспособлены к жизни.
«Кисейная барышня» – это ироничное прозвище по сей день получают чувствительные и инфантильные натуры нисколько неприспособленные к жизни. А началось все в восемнадцатом веке, когда был открыт первое в России учебное заведение для девушек – Смольный институт благородных девиц. Именно их – институток, в те годы прозвали кисейными барышнями из-за выпускных платьев, сшитых их кисеи.
Но почему же попытка «дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества»не увенчалась успехом, а породила по большей части поводы для острот?
Воспитательное общество благородных девиц, позднее переименованное в Смольный институт, открылось в Санкт-Петербурге в 1764 году. Основали учебное заведение по инициативе личного секретаря императрицы Екатерины II Ивана Бецкого, чтобы оно отвечало одной из основных задач Российской империи тех лет – воспитать образованных дворян или
«новую породу или новых отцов и матерей, которые могли бы детям своим те же прямые и основательные воспитания правила в сердце вселить»
И эксперимент удался, «новую породу матерей» все-таки воспитали, вот только последствия оказались совсем не такими, о коих грезили Екатерина и деятель русского Просвещения. Но обо всем по порядку.
В институте благородных девиц женским образованием (которого на тот момент фактически не было) решили заняться особенно тщательно, потому девушек забирали из семей на перевоспитание еще в шестилетнем возрасте. При этом родители давали расписку о том, что позволяют не отпускать их домой в течении следующих двенадцати лет. И, разумеется, видеться с детьми они могли, но только в специально установленные дни и под строгим надзором. Даже на каникулы ездить к семье благородным воспитанницам не позволяли. Зато общаться можно было письмами, которые, увы, тщательно вычитывали и подвергали цензуре. Тоска же по дому порицалась и даже высмеивалась.
Становились кисейными барышнями в основной массе дочери потомственных дворян и высших чиновников, но, если для поступления у девицы было недостаточно средств, а род был знатным – можно было получить стипендию от государства или обучаться на частный капитал благотворителя. Позднее открылось и отделение для мещан— их селили в отдельном корпусе.
Было у поступивших и свое возрастное разделение, которое подчеркивал цвет платья. Младшие носили коричневые наряды цвета близкого к кофейному – за это их прозвали «кофейницами» или «кофульками». У тех, кто постарше цвет платья был голубым. Следующие узнавались по серой одежде. Выпускницы носили белый. Трактовка выбора цвета, кстати, была тоже весьма интересной: от приближенности к земле до высокого стремления к совершенству и благородству.
Чему же учили в Смольном?
За все время существования института, система образования постоянно менялась и, к слову, поддавалась критике и сомнениям в высших кругах. Наукам, например, там учили посредственно, зато много времени уделяли танцам, рисованию, музицированию, манерам и умению преподнести себя. Но в расписание все-таки входили арифметика, история, иностранные языки, география, грамота, кулинарное искусство и другие предметы. Кстати, упор делали и на слово Божье. Все потому, что воспитанницы института должны обязательно уметь поддержать разговор о религии.
Условия же у смолянок были в некотором роде спартанскими: их скудно кормили, температура в спальнях не превышала 16 градусов (а зимой 8), чтобы барышни закалялись. Спали девушки на жестких кроватях и умывались невской ледяной водой. Устав тоже был строгим, зарабатывали наказание (к счастью, не физическое, они были исключены) за любой проступок. Самым страшным считалось пристыжение девушки перед всем институтом:
- за сквернословие на шею провинившейся вешали большой картонный язык
- за неряшливость к платью прикалывали порванный чулок
- иногда заставляли есть, как падших женщин – стоя.
Наказывали, к сожалению, за любую мелочь. Например, пятно на платье, непослушная прядь в прическе или порванный чулок.
Такие методы на самом деле были унизительными, поэтому «мовешками» или дурнушками, прослыть никто не хотел, а именно такие прозвища давали тем, кто нарушал правила. Более того, смолянки всеми силами стремились стать «парфетками» – совершенствами во всех отношениях.
Гулять же девушкам разрешали только по расписанию. Строго на территории института. Зимой по двору выкладывали доски. Ходить можно было только по ним, чтобы не испачкать обувь и не занести грязь в дом. Читать барышням позволялось тоже странным образом. Книги им выдавали только предусмотренные программой, но и в них вырывали страницы, которые смущали юные умы. Всем этим девиц старались оградить от внешнего мира, делая институт благородных девиц – единственной для его воспитанниц реальностью.
Большую роль в жизни барышень также играл театр.Ученицы не только перевоплощались на сцене, играя и мужские, и женские роли, но и наблюдали за другими. В первую очередь все это им нравилось потому, что сильно отличалось от их серых будней.
Преподавали девушкам незамужние дамы, чаще всего старше 40 лет. Мужчин к преподавательству практически не допускали, но если случалось, то они были пожилыми, обязательно женатыми или с дефектами. В итоге выходило, что воспитатели, от которых зависел реальный режим жизни в институте, как правило, не имели педагогического образования и методом обучения избирали уклад монастырского приюта или казарменный режим.
Также были плюсы. Например, после окончания Смольного, было гарантировано трудоустройство. Девиц изначально воспитывали так, чтобы в будущем они стали фрейлинами— придворными дамами царского двора. Если же кому-то не находилось места при дворе, они оставались преподавать будущим кисейным барышням.
Но что в итоге?
Девушки, окончившие институт благородных девиц, сыграли не последнюю роль в просвещении русского общества. Они были блестящими педагогами, матерями и чаще всего посвящали себя служению людям. Но, увы, в быту оказывались совершенно беспомощными. Многие же только и могли, что хорошо говорить на иностранных языках, хлопать ресничками и падать в обмороки (чему от скуки учились с малолетства).
Одна из выпускниц Елизавета Водовозова вспоминала:
«Тотчас после выхода из института, я не имела ни малейшего представления о том, что прежде всего следует условиться с извозчиком о цене, не знала, что ему необходимо платить за проезд, и у меня не существовало портмоне».
Не помогли и уроки кулинарии, которые проходили так: повар разрешал барышням нарезать овощи или мясо, а потом позволял следить за тем, как готовит все это сам. К плите институток не допускали.
Немудрено и то, что девушки совсем не умели вести себя и с мужчинами, зачастую выходя замуж за первого, кто позовет. Также они не знали, как отличить достойного человека от недостойного, и приходили в ужас от внешнего мира в целом. И хотя в каждом правиле есть исключения (вспомним хотя бы знаменитую институтку княгиню Прасковью Гагарину – первую русскую воздухоплавательницу), большинство выпускниц Смольного так и оставались несчастными на всю свою жизнь. Если, конечно, не находились «рыцари», готовые спасать «невинное дитя».
Валерия ШАВЕЛЬЕВА