«Не могу сказать, что мне создают препятствия»

Последние две недели вся Россия с тревогой следит за тем, как проходит ликвидация последствий страшного паводка в Приангарье. Корреспондент «АН» встретился с главой региона Сергеем Георгиевичем Левченко еще до этой трагедии. В интервью губернатор Иркутской области откровенно рассказал, за что он благодарен президенту, чем уникален Байкал и куда продают его водные ресурсы, каковы масштабы воровства при незаконной вырубке леса, а также — когда взлетит новый российский самолет.

— На протяжении многих лет предпринимаются действия, связанные с сохранением экологии Байкала — объекта всемирного наследия. Какая роль в этом у правительства Иркутской области, как взаимодействуете по этому вопросу с федеральными органами?

— Байкал — озеро, где сосредоточено самое большое количество пресной воды в мире. Чтобы осознать этот факт, представьте: если больше нигде на Земле не станет пресной воды, то ресурсов Байкала, из расчета на каждого человека по два литра в день, всему мировому сообществу хватит на пять тысяч лет!

Люди, которые живут на берегу или рядом с Байкалом, привыкли относиться к нему как к чему-то божественному, сакральному, как к живому существу. Может быть, поэтому до сих пор и сохранен Байкал, ведь во многих других местах — взять ту же Европу — в 70-е годы прошлого века на многие водоемы без слез смотреть было невозможно, и только сейчас там начинают что-то изменять, чистить. А у нас все-таки не дали испортить, хотя попытки были, тот же БЦБК (Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат — прим. ред.) тем не менее радикального влияния не оказал.

Существует федеральная целевая программа — «Охрана озера Байкал и социально-экономическое развитие байкальской природной территории на 2012-2020 годы». После моего избрания, осенью 2015 года, в конце года мы начали анализировать, как выполняются самые насущные проблемы. И увидели, что по итогам 2012-2015 годов с точки зрения ликвидации экологического ущерба от деятельности БЦБК не было сделано ничего. Естественно, мы активно занялись решением вопроса: провели совещания с учеными и технологами, которые предлагали свои варианты утилизации шламоотвала Байкальского ЦБК. Это очень сложная технологическая проблема — там сосредоточенно пять тысяч тонн отходов, расположенных достаточно близко к Байкалу, а учитывая возможность селевых сходов, эту проблему решать надо быстро.

Дело в том, что, когда в 2012 году эту программу принимали, реальной технологии утилизации еще не было. Сейчас появились технологии, которые уже опробованы на других, не менее сложных участках — на «Черной дыре», в Белом море, где находятся отходы от военной промышленности. Там технологии (пиролиз, термолиз и др.) сработали, и наконец появились методы, которые мы можем применить. Дело движется. Однако без взаимодействия с правительством, минприроды, муниципалитетом, подрядчиками, контролирующими органами, начиная с прокуратуры, ничего не сдвинется, потому что это запутанный клубок.

На очередной встрече с президентом в позапрошлом году я предложил, чтобы роль оператора над Байкальским ЦБК из федерального проекта передали региону. Владимир Владимирович заметил, что такого еще не было: программа — федеральная, а оператор — региональный. Я ответил, что проверил юридическую чистоту и не нашел ни одного препятствия, и тогда президент дал свое согласие. Распоряжение президента — это очень серьезное дело, но исполняется все небыстро: передача управления как минимум шестью миллиардами не вызывала большого энтузиазма, поэтому мы потратили целый год на убеждения и наконец переделали документы. Правительство решило назначить единственного исполнителя в лице государственного предприятия — Росгеологии.

— Получается, что президент проникся ситуацией и принял такое нестандартное, но в данном случае крайне важное решение.

— Да. Кроме отходов шлам-лигнина там находится еще промплощадка, где в железобетоне залито более 150 различных объектов, и, если посчитать все вместе, это 4,5 миллиона кубометров. Я предложил президенту уничтожить эти отходы разными путями: вывозкой, пиролизом, чтобы там оставался пепел и чтобы не возить отходы за сотни километров, потому что центральная экологическая зона в среднем — около 200 километров от берега Байкала. Представляете, 4,5 миллиона вывозить?! А здесь все демонтируется, дробится до маленьких фракций и складируется. Железобетон — это нейтральная вещь, она не химическая. Сейчас там с точки зрения и технологической, и организационной, и подрядной все сложилось.

И еще я выступаю категорически против продажи земельных участков из состава территории бывшего БЦБК, чтобы потом не выкупать их у всех этих частников. Надо закрыть государственными средствами эту «дырку», чтобы прибайкальская земля была в руках государства!

— С какими еще природоохранными проблемами приходится сталкиваться жителям Байкала и властям Иркутской области? В СМИ было много шума по поводу задержания министра лесного комплекса Сергея Шеверды, и вы высказывали в связи с этим обеспокоенность. Что можете сказать по этому поводу? В целом как развивается лесная отрасль в регионе?

— Во-первых, объективно результаты деятельности нашего министерства лесного комплекса — самые лучшие в стране. Начнем с того, что в нашем регионе — самый большой запас лесных ресурсов РФ, и, естественно, если у нас что-то происходит, исходя из наших масштабов и объемов, это сразу влияет на показатели всего министерства, на лесфонд и т.д. В среднем мы рубили 33-35 миллионов кубометров леса в год и продолжаем рубить примерно столько же все последние годы. Пять лет назад только в областной бюджет, я не говорю про федеральный, весь лесной комплекс платил 3 миллиарда рублей. А сейчас, по результатам деятельности министерства и всего правительства, за прошлый год в бюджет поступило 10,5 миллиарда при той же рубке.

Если говорить о так называемых незаконных рубках, в прошлом году в отчете Государственной думе о них говорил Дмитрий Анатольевич Медведев, приводя в пример Иркутскую область. За год мы снизили в два раза незаконную рубку, это огромный объем: был миллион кубометров, а осталось полмиллиона. За прошлый год удалось сократить на 20% количество круглого леса, который отправляется за рубеж на экспорт, т.е. еще несколько лет, и мы снизим эти показатели до нуля. В два раза уменьшилось число лесных пожаров. Подчеркну, что все показатели кратные, а не 3-5% — таких достижений нигде больше нет.

Я сейчас сравнил результаты с предыдущей деятельностью в нашем регионе, но могу сопоставить показатели и с другим регионом — Красноярским краем, там рубят чуть меньше леса. У них в краевой бюджет от всей рубки поступает в размере 1 миллиард 600 миллионов, а у нас, напомню, 10,5 миллиарда.

Тут возникает вопрос, и не только по Красноярскому краю — если за все предыдущие годы у нас было 3 миллиарда, а сейчас — 10,5 миллиарда, то где оседала эта разница? Это в общей сложности — десятки миллиардов! Нельзя же наивно полагать, что пришли каких-то два лесоруба и что-то противозаконное сделали.

В конце 2015 года мы провели инвентаризацию всех компаний, занимающихся добычей леса, выяснили, что из 524 предприятий, получивших официальные разрешения на рубку, 300 не зарегистрированы. Их нет в природе! Мы добились, чтобы они зарегистрировались, стали платить белую зарплату, налоги, начали заниматься переработкой и уборкой. Это сразу повлияло и на пожары, и на незаконные рубки, и на все остальное. Более того, Сергей Борисович Иванов, который курирует в том числе и экологию, в позапрошлом году доверил Иркутской области пилотный проект — чипирование леса. Вывоз круглого леса за прошлый год снизился на 20% — в результате увеличения налога, переработки и других факторов. На уровне Рослесхоза принято решение распространить наш опыт еще на четыре лесных региона.

Наши результаты — лучшие не только по сравнению с предыдущими показателями, но и по сравнению с другими регионами. Мы не случайно об этом говорим, потому что есть заинтересованные в том, чтобы все вернуть на круги своя, не проводить расследования — почему и в каких карманах оставались эти деньги, кто замалчивал и т.д. Вообще странно, что государственные структуры, которые должны были следить, а также общественность, СМИ — все молчали. А сейчас предъявляют претензии к министру, обвиняют в том, что он дал разрешение на санитарные рубки в Туколони. Три недели назад мы попросили специалистов ОНФ, лесопатологов, специалистов от нашей общественной региональной палаты съездить туда. Если сказать, что в результате санитарной рубки все эти 120 га леса погибли, это не будет большим преувеличением.

Есть привычные для нас болезни леса, с которыми мы боремся постоянно, но недавно появились и новые заболевания, которых раньше не было. Например, шелкопряд с Дальнего Востока и из других регионов. Общий ущерб по Сибири, зафиксированный специалистами при помощи космомониторинга, составляет 720 миллиардов, и это только в одном регионе. Поэтому мы считаем, что необходимо оценить ущерб от того, что вовремя эти рубки не проводились, и выяснить, что послужило причиной. Те, кто сегодня предъявляет претензии к министру, на мой взгляд, выглядят неубедительно, потому что не могут представить конкретные выводы компетентных экспертов — лесопатологов: все зашифровано.

Через неделю в Туколонь запланирована еще одна поездка федеральных специалистов. Я буду просить, чтобы специалисты посчитали ущерб от того, что санитарно-гигиенические мероприятия здесь не проводились, и подозреваю, что цифры будут намного серьезнее.

— Действующие природоохранные нормы не раз становились причиной жалоб местных жителей, которые отмечают невозможность нормальной хозяйственной деятельности в прибрежных зонах. Как совмещать жесткие экологические требования и хозяйственную деятельность?

— В некоторых населенных пунктах люди живут сотни лет: строят дома по-сибирски крепко, из лиственницы, чтобы ни дикий зверь, ни лихой человек не зашел. А сейчас принимают решение создать на этом месте национальный парк. В результате семья, многие поколения которой проживают в доме уже сотни лет, не имеет права ни его оформить, ни взять ипотеку, ни пристроить ничего, не имеет права даже провести электроэнергию!

На общероссийском уровне с этой проблемой уже столкнулись два года назад, когда на одной из прямых линий к президенту обратился житель острова Ольхон — бывший капитан и сказал, что на острове очень плохая дорога — порядка 40 километров, и необходима нормальная дорога с асфальтовым покрытием. Президент поручил это сделать, но оказалось, что для этого нужно нарушить все сегодняшнее законодательство. По закону мы не имеем права бурить, даже проводить исследование грунтов. А как в таком случае реализовать проект? Мы не имеем права в прибрежной территории до 100 километров делать карьеры и везти туда щебень, который нужен для строительства дороги. Мы вообще не имеем права на реализацию проекта, так как строительство таких объектов без согласования запрещено. Только когда вышло распоряжение президента о внесении изменений, стало возможно строительство участка дороги.

Мы представили предложение о вырезке из территории национального парка территорий поселков и линейных сооружений, той же самой дороги, линии электропередачи. Учитывая, что там используется часть площади национального парка, мы им это компенсировали.

Также в этом месте нельзя построить серьезные объекты федерального уровня — для Академии наук и Минприроды, хотя это место, где лучше всего с точки зрения количества солнечных дней и отсутствия облаков следить за всем земным шаром. Выделены огромные суммы — десятки миллиардов рублей для этих проектов, но и этого делать нельзя. А мы все согласовали и представили еще в прошлом году. И пока тишина.

— Вода Байкала в последние годы становится все более ценным коммерческим ресурсом: возникают новые проекты по освоению озера, но вместе с тем растет общественная обеспокоенность, особенно заметная в отношении «китайской угрозы». Все-таки возможно ли освоение байкальских водных ресурсов без ущерба для озера и общественной истерики?

— Если говорить о технической стороне, вода Байкала пригодна для употребления, и, конечно, глупо возить жителям Иркутска, Бурятии продукцию из других стран. Однако если вы приедете, то увидите, что в любом магазине ассортимент, привезенный за тысячи километров, гораздо больше, чем воды Байкала. У нас четыре предприятия разливают воду. Во-первых, технологи посчитали, ее можно разливать в определенных количествах. Во-вторых, конечно, любое предприятие на берегу Байкала должно соответствовать всем экологическим нормам. Байкальский ЦБК закрыли, и сегодня на берегу Байкала нет ни одного промышленного предприятия, и это правильно.

Что касается нашумевшего проекта, то этот объект был записан в числе двухсот четырех объектов в соглашении между лидерами наших государств России и Китая еще в 2009 году. В соответствии с этим соглашением дело двигалось, проводились общественные слушания. Проект начался еще до того, как я стал губернатором, поэтому не могу полностью его оценивать, но замечу, что есть объективные обстоятельства — изменение природоохранного законодательства. Моя команда обратилась к контролирующим органам с инициативой о проведении тщательной проверки на предмет соблюдения природоохранного законодательства, и там выявили четыре нарушения, которые не позволили нам дальше развивать этот проект.

Это совсем не означает, что в других местах нельзя запускать подобные проекты, просто необходимо соблюдать нормативы. В СМИ писали, что «губернатор приложил к этому руку», и мне пришлось разбираться со многими изданиями, демонстрировать им весь перечень документов. Оказалось, что в эксперты они взяли людей, которые непосредственно сами были причастны к тому проекту, поэтому они пытались обвинить региональную власть.

То есть брать воду можно, но в определенных местах и в определенных количествах. Для того чтобы и жители Иркутской области, и все россияне могли пить воду из Байкала — самую чистую в мире.

— Наша газета постоянно пишет о проблемах в российской авиации. К сожалению, ситуация в гражданском самолетостроении на данный момент кризисная. Корпорация «Иркут» — один из флагманов отрасли. После всего негатива по «Суперджету» что вы можете сказать о перспективах МС-21, к которому «Иркут» имеет непосредственное отношение? Какие перспективы у линейки самолетов «Су» и «Як»?

— МС-21 — один из немногих успешных проектов за последние десятилетия в стране. Было сделано многое для того, чтобы этот самолет спроектировать, применить все новейшие разработки, задействовать около пятисот российских предприятий в этом комплексе. Было проведено множество испытаний, и то, что самолет получился, — это факт. Другое дело, что, когда создается передовой самолет, настраиваешься на то, что будут применены самые лучшие технологии, например, углепластиковые крылья, хвостовое оперенье. Ведь замахнулись на лучшие в мире показатели — по тяге, по экономии и т.д., но, к сожалению, не успели к назначенному числу. Это же наука, исследования, и не всегда все получается. На первые самолеты было принято решение купить роллс-ройсовские двигатели. В сравнении с подобными самолетами типа «Боингов-737» МС-21 гораздо более инновационный и с точки зрения материалов, и других технологий, но эксплуатация была отложена в связи с санкциями. Это, наверное, можно отнести к обстоятельствам непреодолимой силы. Сегодня мы уже понимаем, когда примерно будут двигатели, намеченные планы по производству около 70 самолетов остаются, и я думаю, что через некоторое время мы пополним парк нашей гражданской авиации.

Я бы не хотел критиковать «Суперджет», но он на 80% импортный, а у нас самолет — на 100% наш, российский. И гораздо более высокого уровня. Мы имеем дело с «Суперджетами» — у нас две региональные компании, и одна из них имеет лучшие эксплуатационные показатели — самые высокие в России. Наши результаты используют для исследования возможности доработки «Суперджета», чтобы он летал большее количество часов в сутки. И мы имеем лучший опыт.

— А что касается «Су» и «Яков»?

— Это проекты, которые мы дорабатываем. Су-30 МКИ — это, по сути, пятое поколение, и, хотя каркас самолета остается прежним, уже введено множество инноваций. На основе той информации, что у меня есть, этот модернизированный самолет является самым лучшим, и это не квасной патриотизм.

Як-130 постепенно снимается с производства, хотя мне кажется, он еще может послужить для обучения летчиков. Он прост в управлении, оптимален. Его еще и продавать можно, и сбрасывать со счетов преждевременно.

У «Иркута» есть сложности — загрузка завода очень неравномерная, многое зависит от потребностей вооруженных сил в этих самолетах. Определить, сколько нужно произвести самолетов на следующий год, никто не может, поэтому мы не можем заранее сказать, сколько их продадим в другие страны. Я думаю, что правильно, что руководители нашего завода взяли на вооружение и стали развивать эту линейку «Яков» — Як-152, который вот-вот выйдет уже на конвейерное производство. Этот самолет очень хороший, он будет востребован. С учетом неравномерной загрузки завод для себя проработал очень хороший вариант — капитальный ремонт, в том числе и самолетов зарубежных стран. На мой взгляд, с организационной точки зрения, с технической и технологической, завод может являться примером по многим показателям. Он модернизируется — сейчас заканчивается строительство логистического центра, в который будут поступать все те части из пятисот предприятий. Чтобы не было такого — из-за нехватки одной гайки простаивало все производство. Также специалисты разработали способ изготовления на месте жгутов, которые пучком по всему самолету идут под обшивкой. Это серьезные организационные достижения.

— Не могу не спросить: вы, как губернатор от КПРФ — оппозиционной партии, избранный не по плану Кремля, ощущаете ли какую-то настороженность или затруднения в общении и взаимодействии с федеральными органами власти?

— Я не могу сказать, что мне создают препятствия, потому что я представитель оппозиционной партии, но и на любой запрос я не получаю сразу позитивный ответ — приходится доказывать. Но доказывать не с партийной точки зрения, а с профессиональной, финансовой, экономической, производственной — тут опыт у меня есть. Я был и генеральным директором предприятия, и городом руководил — Ангарском, доля которого в экономике Иркутской области составляла 40%; был и партийным руководителем, и общественным. С деловой точки зрения мне удается разговаривать со всеми, ну кроме некоторых ваших коллег из средств массовой информации. Но я не помню, чтобы в каких-либо федеральных ведомствах, министерствах, в правительстве или в администрации мне сказали: вы представитель другой партии, поэтому мы чего-то вам не дадим. Я прекрасно понимаю, что не все, что нам хочется как региону, возможно решить, не всегда у нас совпадают точки зрения, но везде я вижу человеческое, профессиональное уважение и ко мне, и к региону. К тому же наши результаты говорят сами за себя. По сравнению с 2015 годом, сегодня мы добавляем во все бюджеты больше на 180 миллиардов. Эта цифра разительно отличается от сумм многих других субъектов, где все бюджеты составляют 40, 50, 60 миллиардов, а мы внесли только добавки на 180 миллиардов. Поэтому, мне кажется, в первую очередь оценивают профессионализм команды нашего масштабного региона.