Психология человека военного, да еще ежедневно подмигивающего «старухе с косой», сильно отличается от психологии диванного эксперта. Страх смерти притупляется из-за постоянного риска, и тебя уже больше волнует вопрос: не когда ты погибнешь, а как? И что будет потом: признание или забвение?
А если на тебе еще и подписок о секретности как у дворового Тузика блох, то вопрос остается только один – что будет с семьей? Помогут ли? Да и то волнует, пока в работу, которая называется «воевать», не включишься. А дальше мышечная память, моментальное качание ситуации, рефлексы и опыт. Не до мыслей. Наверняка капразы на дне Баренцевого моря не думали о подвиге, выпихивая гражданского представителя промышленности из горящего отсека глубоководного аппарата. Просто у него не было ни опыта, ни рефлексов, ни мышечной памяти. Наверняка они не думали о смерти. Столько раз проносило косую мимо…
А подводники из Главного управления глубоководных исследований ВМФ общаются с ней на каждом выходе. Будь то «боевой» - к чужому подводному кабелю хитрую аппаратуру поставить или обломки совершенно секретного вражеского спутника с начинкой поднять, когда рядом чужие боевые пловцы дельфинируют. А у тех тоже боевая задача – не дать русским ни одного обломка. Так что режутся в случае столкновения молча, но насмерть. И никто кроме отцов-командиров и семьи не узнает как и за что погиб. А на гражданском выходе, когда новые «изделия» испытывают, рискуют еще больше. На то они и новые, чтобы быть непредсказуемыми. Судя по всему, и погибли они на таком «гражданском» погружении, раз представитель промышленности, как признали в Минобороны, был.
Вряд ли бы мы и узнали об этой трагедии, как не знаем о многих других подобных и похожих, если бы не такое количество погибших и имена, известные Самому. Ведь такие капразы награждаются закрытыми Указами, но обычно лично Главковерхом, не в толпе.
14 старших офицеров, выбывших навечно, это колоссальный удар для ВМФ. Их в таких погонах, с такой репутацией, опытом и чутьем, которое с неба не валиться, буквально на пальцах руки. Конечно, всегда есть молодая смена, но ей еще сотни раз надо слушать команду «Погружение!». И не раз: «Осмотреться в отсеках!». И только тогда придет опыт, рефлексы, мышечная память и спокойное отношение к смерти своей неминуемой.
После четырнадцати раз повторенного троекратного залпа кадровики начнут шерстить личные дела капитан-лейтенантов на «заполнение штатного расписания». Один из тысяч будет приглашен на разговор. Один из тысяч получит возможность пройти испытания. И уж совсем единицы встанут в строй части. И услышат команду «Погружение» на легендарном «Лошарике», мечте всех подводников.
В глубоком тылу, подальше от линии фронта, тыловые крысы пишут на наградных листах «недостаточно подвига». Подвиги классифицированы и ранжированы. Этому дала, этому дала, а этому не дала… Сейчас те же тыловики мучительно ждут отмашки – объявлять ли всероссийский траур? Сам то, понимаешь, ничего не сказал! Поперек батьки в траур лезть не гоже. Да и 14 сгоревших – это так, масштаб региона. Но если вдруг партия скажет, то мы, конечно, мы завсегда…
А по телевизору пока команды не было, обсуждают украинских моряков, Зеленского в Оттаве, жгут прокладки и прикладывают в «эти дни» шашлык от Мираторга, орут в ситкомах и анонсируют какую-то … «Что там за шум, Бэрримор? Б….и, сэр!».