Депутат Госдумы Смолин: Образование – это такой процесс, где личность воздействует на личность

Советская школа оставила у всех неизгладимые воспоминания, в основном позитивные. Еженедельник «Аргументы недели» решил сделать подборку  впечатлений известных людей о своих школьных годах. 

Свои вопросы мы задали депутату Государственной Думы от КПРФ, первому заместителю Председателя комитета по образованию и науке, доктору философских наук, профессору, академику РАО, СМОЛИНУ Олегу Николаевичу.

- Олег Николаевич, какие наставления учителей оказали на Вас наибольшее влияние и помогли в жизни? 

- Мои учителя не любили делать наставлений. Образование – это такой процесс, где личность воздействует на личность. Мои учителя воспитывали меня по преимуществу личным примером. Могу сказать одно: если бы моим учителям кто-нибудь рассказал, что образование – это услуга, они приняли бы это за оскорбление, потому что они понимали, что образование – это личностные отношения, где старший делится частью своей личностью с младшим. 

При этом, я был отнюдь не паинькой, бывало, вредничал или проявлял интеллект, пытаясь загнать учителя в угол. Много лет спустя я узнал, что моя учительница литературы, оказывается, когда готовилась к урокам нашего класса, специально пересматривала классику, понимая, что ей предстоят споры со мной. Думаю, что в современной школе, где учитель тянет 30, а то и за 30 часов, представить себе специальную подготовку учителя для одного ученика, вряд ли возможно. Я очень хорошо помню те уроки, где мои учителя нарушали официальные правила педагогики и методики. Например, учительница литературы два урока подряд читала нам чеховскую «Чайку», просто читала. Я с тех пор посмотрел много «Чаек» в лучших театрах, но такого впечатления, как тогда, я уже больше никогда не испытал. Она вкладывала в чтение свою личность. Поэтому наставлений я особо не помню, а вот личности моих дорогих учителей помню всю оставшуюся жизнь. 

- Какие литературные произведения оказали на Вас сильное впечатление и позволили открыть что-то новое в самом себе? 

- Мне даже трудно сказать, но я думаю, что большая часть русской классики, которую до сих пор перечитываю. В школе моим любимым поэтом был не Александр Пушкин, а Михаил Лермонтов. Став старше, стал больше ценить Александра Сергеевича. Я очень любил тургеневского Базарова, и это, я думаю, неизбежно для юности. Я прочитал от корки до корки «Войну и мир» Толстого. 

Вообще для понимания: в школьные годы знал только из Пушкина более 20-ти стихотворений и отрывков, включая 2 письма из «Евгения Онегина»; поэму Лермонтова «Мцыри» знал наизусть. Т.е. меня учили литературе, а не готовили к единому государственному экзамену. Точно так же у нас было модно читать, в том числе мы иногда читали на уроках под партами, например, «Айвенго» или «Спартака». Глядя на современных ребят, которые по разным причинам читают с трудом, я думаю, что  неплохо было бы позаимствовать современной школе советский опыт. 

 - Подвиг какого героя Великой Отечественной войны врезался Вам в память и стал примером в детстве? 

 - Наверное, все-таки это генерал Карбышев. Может быть, потому что  это исключительно мужественное, безупречное поведение офицера, воспитанного еще в дореволюционной армии, потом в Советском Союзе. Я был доволен, когда недавно в моем родном городе Омске провели опрос и лицом города, именем города был признан генерал Карбышев. 

- Личность какого известного человека, Вашего современника, оказала влияние на Вас в детстве и повлияла на дальнейшую жизнь?

 - Таких людей много. Однажды я попал на поэтический концерт, где выступали поэты-шестидесятники, среди них был Роберт Рождественский. До сих пор остаюсь любителем и почитателем его глубокой поэзии. Роберт писал так, как думал… 

 - В Советское время было очень много  хороших, добрых фильмов и песен. Какие фильмы тех лет Вы рекомендуете своим детям и внукам? 

- Я бы порекомендовал своему внуку практически всю советскую классику. Но если мы сейчас говорим о школе, то в первую голову я бы назвал фильм «Доживем до понедельника». Это настоящее образование, нарушающее формальные, бюрократические правила. Ведь, с точки зрения современной методики, урок, который провел учитель Павел Мельников, рассказывая классу о любви лейтенанта Шмидта – это провальный урок. На самом деле, с точки зрения настоящего образования – это выдающийся урок, поскольку учитель делился с детьми частью своей личности. Я считаю, что советская киноклассика и классика мультфильмов – это прекрасное средство формирования личности молодого человека. Ведь все, что писалось и снималось у нас для детей, делалось так же, как для взрослых, только лучше. 

Именно такой подход формирует те самые духовные скрепы, про которые все сейчас говорят, и которых сейчас так не хватает. 

- Какие песни Вы напеваете для поднятия настроения? 

- Я по преимуществу люблю песни  лирического и немножко грустного содержания. Однажды на мой юбилей пришел Иосиф Давыдович Кобзон, светлая ему память, он пел песни на моем юбилее, подставлял мне микрофон и с удивлением говорил: «Надо же, все знает!».  Я действительно знаю много десятков, если не за сотню песен из советской классики, не считая бардовской музыки и русских романсов. Я хочу сказать, что одна из любимейших песен, если говорить о поднятии настроения, это, конечно, «Я люблю тебя, жизнь!». 

- У каждого у нас обязательно в детстве были какие-то шалости, происходили какие-то веселые, курьезные истории, Вы можете вспомнить такую историю и поделиться с нами? 

- Шалостей было более, чем достаточно. Однажды, когда мы были в 7-м классе школы-интерната, наши девчата-одноклассницы решили над нами пошутить. Они пригласили нас, якобы, помочь разобрать ноты и заперли в своей девичьей спальне. Допустить, чтобы над нами экспериментировали, закрывая на ключ, мы, естественно, не могли. И тогда с товарищем Юрой, который был более рисковый, чем я, тут же скрутили из простыней веревку и стали спускаться из окна на землю. Кончилось это сломанной рукой. Но зато, пока на правой руке был гипс, я научился более или менее играть на фортепьяно левой рукой. 

Я вспоминаю свою школу с благодарностью. У нас были очень скромные материальные условия, скромное питание, более, чем скромная, одежда, но в этой школе было все, что необходимо для многостороннего развития личности. Сейчас это выдвигается как задача, но эта задача была известна еще древним грекам.

В обычной провинциальной школе для незрячих ребят были: филиал музыкальной школы, шахматная секция, спортивные соревнования, возможность индивидуально позаниматься в спортивном зале, когда этого хотелось. Была мода на спортивность – мы сами заливали каток вместе с учителем физкультуры, сами прокладывали лыжню. С нами, незрячими ребятами, учитель физкультуры и учительница географии ходили в поход! Сейчас, говорят, вряд ли кто-нибудь решился на что-то подобное. Мы подготовили неимоверное количество литературных вечеров, и до сих пор я был бы готов посоревноваться с выпускниками школ с литературным уклоном по знанию классической русской литературы, в особенности классической русской поэзии. Не говорю уже о том, что учительница физики для нас вела факультатив по теории относительности Эйнштейна, а учитель математики выдавал мне специальные математические задания повышенной трудности. 

В дискуссии со знаменитым педагогом Евгением Ямбургом, я ему сказал: 

- Евгений Александрович, представляете, в обычной коррекционной школе у меня были вот такие условия? И это было нормой.

Он меня спрашивает: 

- Стоп, Олег Николаевич, сколько человек было у вас в классе?

Отвечаю: 

- От 10 до 12. 

- Так Вы учились не в коррекционной школе, вы учились в элитной школе!

Было бы очень хорошо, чтобы и сейчас каждая коррекционная школа могла давать своим детям такое же элитное образование.