В декабре 2018 г. «Левада-центр» представил результаты социологического исследования «Счастье: личное, гражданское, общечеловеческое», проведённого нынешней осенью. Россиян можно поздравить: несмотря на падающий уровень жизни, счастливых людей в стране аж 74%. Это значительно больше, чем в куда более сытые и спокойные нулевые годы, когда счастливчиками считали себя менее половины граждан. А в 2017 г. россияне рассказали социологам, сколько денег им нужно для счастья. По версии ВЦИОМ, это чуть более 105 тыс. рублей в месяц, а один из рекрутинговых порталов пришёл к выводу, что 159 тысяч. Впрочем, на Западе исследователи так и не смогли установить чёткой корреляции между уровнем дохода и уровнем счастья. А в России о такой зависимости даже подозревать не смели.
Невроз отложенной жизни
В целом в рейтингах чёрт ногу сломит. Самый авторитетный доклад о Всемирном индексе счастья ежегодно публикует ООН. И в нём Россия за прошедший год просела на 10 позиций, закрепившись на 59‑м месте среди 156 стран. Другое дело, что эксперты ООН не людей на улицах расспрашивают, а оценивают объективные критерии: социальную поддержку, уровень зарплат, доступность медицинской помощи. Хотя счастье в общем-то – вещь субъективная: не имей 100 рублей, а имей 100 друзей. Можно ездить на «бентли» и быть абсолютно несчастным из-за невозможности превратиться в бабочку-подёнку. А кому-то и на войне в кайф.
С другой стороны, спросить людей об их ощущениях тоже можно по-разному. Пойти в солнечный день на набережную опрос проводить – все будут счастливы. А начать тёмным утром дёргать прохожих, которые на работу спешат, – совсем другой результат получишь. Исследователи отмечают, что россияне часто не понимают разницы между счастьем и радостью. На вопросы о причинах счастливого состояния берлинцы вспоминают о молодости, здоровье или стабильности, а нижегородцы – о том, что «скоро отпуск» и что «наши выиграли в хоккей».
Как отмечает заведующий Международной лабораторией позитивной психологии личности и мотивации НИУ ВШЭ Дмитрий Леонтьев, на показателе счастья отражаются социальные потрясения и нестабильность. В условиях, когда правила игры устойчивы и перспективы ясны, люди обычно ощущают себя счастливее. Те, кто живёт без оглядки на других и занимается своим делом, счастливее тех, кто постоянно сравнивает себя с другими. Но это не всегда работает в России, где установка «лишь бы не было войны» долгое время оставалась пределом желаний: нет войны – и ладно. А нынче с телевизионных экранов мы слишком часто слышим, что бойня может начаться в любую минуту. К тому же россиянам очень близок «невроз отложенной жизни». Психологи на материале исследования работников северных территорий России отметили распространённый паттерн: люди зарабатывают в трудных условиях, чтобы затем уехать в тёплые края и вот тогда уже начать получать от жизни радость.Хотя психологический эффект от переселения в новую квартиру невозможно проследить уже через три месяца.
– Наибольшая доля несчастных, около трети, зафиксирована среди людей с доходом в 60–70 тысяч рублей на человека, – говорит психолог Людмила Крапухина. – Эти граждане «с претензией на средний класс» подражают стандартам потребления элиты, но не имеют для этого достаточных ресурсов. Покупают в кредит ноутбук, поездку в Таиланд и шёлковый костюм, а запутавшись в выплатах, могут уйти в запой или начать воровать. У нас закредитованность мешает счастью даже чаще проблем со здоровьем, в Европе – наоборот. И нигде, кроме России, нет столько людей, не знающих, счастливы они или нет, – до 25%.Там, где есть жёсткое расписание, есть боязнь не успеть, «засыпаться», а для счастья необходима неспешность и осмысленность повседневной жизни.
По словам руководителя исследовательской группы «Циркон» Игоря Задорина, россияне отучены думать в категориях развития на 10 лет вперёд и дальше. Но ведь именно в России родилась поговорка «Где я, а где завтра?» А если верить великому Гомеру, именно переживанию людьми своей смертности завидовали боги Олимпа.
Любви и счастию назло
В советские времена считалось, что «чувство глубокого удовлетворения» свойственно всему населению страны. Однако на фоне распада СССР, галопирующей инфляции и бандосов в малиновых пиджаках неудовлетворёнными жизнью считали себя 75% населения, а хорошее настроение было нормой лишь для 3% соотечественников. В 2000 г. мы оказались на третьем месте снизу по рейтингу «Журнала исследований счастья». Исследователи отмечают, что на Западе счастье зависит от здоровья, богатства, жизненной активности, на Востоке – от ситуации в стране, в семье, в коллективе. А у России – везде «особый путь».
Русская культура оказалась первой, где естественное стремление человека к счастью подвергнуто философской критике в трудах Бердяева, Розанова, Соловьёва. А в фольклоре счастье воспринималось как побочный продукт страдания. И разве не вызывающе звучит пушкинское «счастья нет, а есть покой и воля»? Кстати, Пушкина не зря называют единственным ренессансным человеком в русской литературе, сочинявшим шедевры от творческой избыточности. Едва ли не все его коллеги по цеху – конченые невротики, проецирующие собственные комплексы на героев. Чего стоит один лишь лермонтовский разворот души: «Я жить хочу! Хочу печали. Любви и счастию назло».
Лишь с 2002 г. в России отмечен рост субъективного счастья, однако процесс пошёл очень медленно, а счастливой себя чувствовала преимущественно молодёжь до 30 лет, которая не стеснялась жить для себя.
Откуда же тогда сейчас столько счастливчиков – почти три четверти страны? Ведь уровень безработицы растёт, покупательная способность рубля снижается, кругом – враги. Есть подозрение, что именно сегодня назло супостатам россиянину неприлично быть несчастным.
Кроме того, в российских регионах, похоже, начинают считать процент счастливых людей одним из критериев эффективности управления. В Чечне, например, счастливы 100% населения, а Москва среди субъектов РФ – на 56-м месте. Зачем же тогда в Первопрестольную стремятся со всей страны? И в чём же «русское счастье»?
Существует мировой рейтинг «Годы счастливой жизни». Из данных опросов выводится коэффициент удовлетворённости жизнью в каждой стране, умножается на среднюю продолжительность жизни, и получается ответ – сколько лет в жизни голландца, индийца или аргентинца можно считать счастливыми. Средний россиянин, например, счастлив 29 лет, а канадец – целых 60.
В США придумали оценивать значимые для индивида стороны жизни в долларах: крепкое здоровье – 200 тысяч долларов, удачный брак – 100 тысяч и т.д. Американский психолог Эд Динер из Иллинойсского университета предложил организовать постоянное слежение за уровнем счастья в стране, отобрав несколько семей из различных социальных слоёв. Возможно, в Штатах так и поступят – общество обеспокоено падением уровня счастья в стране по сравнению с 1945 г., хотя покупательная способность населения выросла в разы.
Россиянин же, согласно опросам, только привыкает жить для себя. Не для построения социализма, не для процветания своего завода и даже не ради детей. И в этом чувствует себя очень круто: вот не буду машину менять на новую, зато поеду в Австралию, потому что жизнь одна. Не хочу напиваться водкой на Новый год – и наплевать, что скажут гости. Но, почти научившись не зависеть от чужих мнений, россиянин по-прежнему сравнивает себя с соседом. И даже в Австралии не забывает, что у того появилась новая тачка.