Центрально-Восточная Европа отмечает столетие грандиозных событий: в 1918 году из-за крушения империй на карте мира возникли независимая Венгрия, Югославия (Королевство сербов, хорватов и словенцев), Чехословакия и Польша. Как будто специально к столетнему юбилею региона сборная Хорватии потрясающе выступила на чемпионате мира по футболу, дойдя до финала (из бывших соцстран Европы чемпионат не выиграл пока никто, а стать вице-чемпионом последний раз удалось Чехословакии 56 лет назад). Финал Франция – Хорватия имел очевидный идеологический подтекст: западноевропейский леволиберальный мультикультурализм против восточноевропейского правого консерватизма. Страны бывшего соцблока выходят на авансцену Европы и демонстрируют альтернативный вариант её развития, считает доктор исторических наук Любовь ШИШЕЛИНА, заведующая отделом исследований Центральной и Восточной Европы Института Европы РАН.
– ЭТОТ регион называют по-разному: Восточной Европой, Центральной, Восточно-Центральной, Центрально-Восточной…
– Иногда уже в самих терминах заключается отношение к теме. На момент вступления в ЕС в 2004 году (Хорватия вошла в ЕС значительно позже соседей, в 2013 году. – «АН») эти страны называли себя Восточно-Центральной Европой, а теперь они называют себя Центральной Европой. Евросоюз не желает считать их европейским центром, пусть даже просто географическим, и именует их Восточной Европой, рассматривая эти страны как своих учеников. Мы же с коллегами предпочитаем термин «Центральная Европа», а восточноевропейскими странами называем Украину и Беларусь.
– В Центральной Европе отсутствует та крайняя толерантность по отношению к разного рода меньшинствам, которая считается у нас главным недостатком жизни на Западе. Всеми странами региона руководят консервативные партии?
– Либо консервативные, либо социалистические, но в любом случае тяготеющие к традиционализму. А либеральные партии, побеждавшие на гребне первых свободных выборов после крушения соцблока, ушли со сцены. Сегодня их представляют люди, которые имеют двойное гражданство либо одной ногой стоят в Западной Европе, пытающейся использовать их в своих целях. Либералы в Центральной Европе едва проползают в парламент и ни на что не влияют, их время прошло. Брюсселю не нравится, что этот регион идёт по пути самостановления, национального строительства, – отсюда и обвинения в «правизне». Как известно, чем громче обвинишь, тем проще тебе воздействовать на обвиняемого через общественное мнение.
– Значит, в Центральной Европе всё сильнее позиции евроскептиков?
– Да, но я бы сказала, что люди этого региона – в принципе скептики.
– Есть мнение, что долгое присутствие региона в соцблоке привило людям иммунитет к любой политической пропаганде, в том числе и к теперешней брюссельской.
– Скептицизм заложен гораздо глубже. Им свойственен критический дух как народам, находящимся на пересечении цивилизаций – Запада и славянства, католицизма и православия. Попытка жёсткой привязки к одному из этих двух миров вызывает отторжение. Им комфортнее ощущать свою инаковость по отношению к обоим полюсам.
– Тогда почему же они так притянулись к западному полюсу?
– Евросоюз для них никогда не являлся самоцелью, а только лишь средством. Средством для обретения стабильности и экономического благополучия. Альтернативы Евросоюзу на рубеже столетий, когда они совершали этот шаг, не было (Россия не могла дать им этого). Они не видели в ЕС культурный и духовный образец, всегда полагались на свою – центрально-европейскую – историческую идентичность. Сейчас регион уже не стоит с протянутой рукой перед Западом, чувствует себя уверенно. Бжезинский прогнозировал, что для достижения среднеевропейского экономического уровня народам Центральной Европы потребуется 30 лет после вступления в ЕС. Между тем уже сегодня, когда и 15 лет не прошло, большинство регионов Чехии и Словакии превосходят многие южноевропейские страны, а Пражский регион – в топе Евросоюза. Неудивительно, что Центральная Европа ведёт себя по отношению к Брюсселю всё смелее. Теперь уже едва ли обратишься к ней так уничижительно, как это сделал когда-то Жак Ширак: «Вы упустили великолепную возможность держать язык за зубами!»
– Получается, регион воспользовался западными подачками, а теперь, окрепнув, решил покусать кормящую руку?
– Это ещё вопрос, кто кем сильнее воспользовался. С одной стороны, центральноевропейцы получили серьёзную финансовую поддержку ЕС и доступ к инновационным технологиям. С другой стороны, экономическое развитие Центральной Европы оказалось подчинено транснациональным корпорациям, и от расширения рынка Евросоюза на восток выиграли прежде всего западные компании. Слабое место – социальная поддержка: в центральноевропейских странах она на данный момент хуже, чем в западноевропейских (и кстати, в бывшем соцблоке), что вызывает недовольство людей. Порой и в самих западноевропейских странах к ним относятся как к второсортным людям: например, в Германии работники из Центральной Европы не получают того соцпакета, который получают германские граждане. Где-то общий котёл, а где-то всё порознь. С этой точки зрения, ЕС остаётся очень условным объединением. Быть периферией Европы или Европой второго сорта центральноевропейцы не хотят – и не будут.
– Ещё до Второй мировой озвучивалась идея центральноевропейской конфедерации. Она отчасти вытекает из феномена Австро-Венгерской империи, включавшей в себя и чехов, и словаков, и частично поляков. А в наше время эта идентичность уже воплотилась в форме Вишеградской четвёрки (В4), которую с 1991 года образуют Венгрия, Чехия, Словакия и Польша. Заметим: В4 на два года старше Евросоюза.
– Мы считаем эту четвёрку ядром (или регионом первой скорости) Центральной Европы. Что любопытно, название для объединения утвердил американский госсекретарь Беккер. Америка думала, что создаёт в лице четвёрки оплот трансатлантических ценностей, а та сегодня заявляет: мы – истинная Европа, альтернатива трансатлантическому глобализму Запада.
В4 начиналась по всем законам европейской интеграции – с формирования общего рынка, единого экономического пространства. Затем последовали поиски региональных закономерностей, позволяющих выделить этот Вишеградский регион, – силами культурологов, историков, экономистов, политологов. К 2013 году В4 превратилась в седьмую экономику Европы и пятнадцатую экономику мира с территорией 5, 3 миллиона квадратных километров (это больше любой европейской страны, кроме России и Украины. – «АН») и населением 64, 3 миллиона человек (пятое место в Европе. – «АН»). Четвёрка всё больше полагается на саму себя: растёт удельный вес взаимных поставок. И вступление Словакии в зону евро не стало этому помехой.
– Да, кстати, о Словакии. Её социал-демократические власти, реагируя после чешских выборов на усиление правых и центристских партий в регионе, заявили, что Словакия остаётся «европейским островом» в Вишеградской группе и в Центральной Европе. Так ли всё гладко внутри четвёрки?
– Тем не менее новоизбранный премьер Чехии по традиции совершил свой первый визит именно в Словакию. В4 собирается перед каждым саммитом ЕС и вырабатывает единую позицию по всем принципиальным вопросам. Политические разногласия внутри четвёрки, носящие, как правило, временный характер, не противоречат общей тенденции к возобновлению взаимодействия народов бывшей центральноевропейской империи, Австро-Венгрии. Значит, в единстве этого пространства есть историческая логика.
– Уже второй раз мы вспоминаем бывшую Австро-Венгрию. Но где же в нашем разговоре современная Австрия?
– А вот вам сюрприз: в 2015 году В4 обзавелась «спутником» в лице… Австрии! После встречи премьеров Австрии, Словакии и Чехии в чешском Славкове-у-Брна (известном нам как Аустерлиц) образовался Славковский треугольник, и три страны регулярно встречаются в этом формате. Как известно из курса истории, немецко-говорящая Австрия не стала частью Германии и обратила свой взор восточнее. И сегодня, возглавляемая партией консервативного направления, она вместе с Вишеградской четвёркой декларирует возвышение центральноевропейских ценностей. Этому региону предстоит стать экономическим центром, ну а культурным центром он стал очень давно.
– Культурный центр? Вы считаете?
– Я считаю.
– Честно говоря, я стеснялся затронуть эту тему, не желая показать недостатки эрудиции…
– Хорошо, я кое-что вам напомню. Не будем уходить в совсем уж далёкие времена поляка Коперника, обратим внимание на Нобелевскую премию. Более полусотни её обладателей – выходцы из стран В4 и Австрии. У поляков (в нынешних границах Польши) 14 нобелевских лауреатов, а в десятимиллионной Венгрии – 13 (у России и СССР – 16. – «АН»). В частности, венгр А. Сент-Дьёрдьи получил Нобелевку за открытие витамина С. Что касается литературы, то её у нас гораздо меньше переводили, потому что специалистов по западноевропейским языкам у нас гораздо больше, да и сам Запад сильнее заботится о популяризации своей культуры. Хотя чех М. Кундера и поляк С. Лем дошли и до наших читательских масс. А музыка! Ф. Лист – венгр, Ф. Шопен – поляк, А. Дворжак и Б. Сметана – чехи. Продолжать можно долго.
– Как в регионе относятся к России?
– Там немало аналитических центров, которые получают финансирование от Запада и, соответственно, вещают о российской угрозе. Однако широкие слои населения неподвластны русофобской пропаганде и прекрасно понимают, что современная Россия и СССР с его танками в Будапеште и Праге – два совсем разных государства. Больше того, сильная Россия и стабильность в Восточной Европе являются залогом дальнейшего усиления центральноевропейцев – сейчас им не хватает восточного крыла, с опорой на которое они могли бы удерживать равновесие, оппонируя Западу. К тому же вишеградские страны как никогда озабочены обеспечением стабильности энергопоставок из России (в результате сложных геоэкономических манёвров эти государства превратились из прямых получателей газа в зависимых от других получателей). Данная проблема является для В4 важнейшей наряду с отражением реальных (а не мнимых) угроз на границах: это нестабильность в восточном соседстве и нашумевшая миграционная волна с южного направления. Вишеградской четвёрке удалось остановить всю Западную Европу в навязывании Евросоюзу бесконтрольного приёма беженцев из зон конфликта в Африке и на Ближнем Востоке. Политический вес Центральной Европы растёт на глазах. Её голос будет становиться всё громче, а её пример – всё привлекательнее.
К сожалению, значение этого региона в российских внешнеполитических концепциях раз от раза уменьшалось, а в последней концепции мы не нашли его вовсе (тогда как у далёкого Китая есть специальная региональная программа).