Между компом и молотом

Вопрос не праздный: нынешняя власть уже не скрывает, что её идеал – апгрейд Советского Союза. Конечно, полную занятость при рыночной экономике не обеспечить, цены не зафиксировать, а образование и медицина давно не являются бесплатными. Но всё же инфляция держится на уровне 5%, две трети медицинских услуг по-прежнему предоставляются бесплатно, а 33 млн россиян получают зарплату в бюджетных организациях. При этом можно без спроса ездить за границу, иметь там собственность, заниматься предпринимательством. Полки магазинов ломятся даже в условиях санкций, а дефицит автомобилей сменился нехваткой парковочных мест. Но в судах 99% приговоров по-прежнему обвинительные, Госдума всё больше напоминает брежневский Верховный Совет, а с Западом возобновилась холодная война. Но не просчиталась ли власть, поставив все фишки на советскую закваску подданных? Ведь чтобы ставка сыграла, в их крови должна присутствовать не только сентиментальная ностальгия по Гагарину, олимпийским победам и грозным воинским парадам. Нынешние 30-летние должны быть ментально похожи на своих отцов и дедов с их застольной культурой, производственными драмами и словом «надо».

Дежавю

Если посмотреть результаты свежих социологических опросов, то может показаться, что они проведены в Союзе. «Левада-центр» зафиксировал максимальное с 2014 г. число россиян, считающих, что присоединение Крыма принесло России больше пользы, чем вреда, – 70%. Одобряют присоединение 86% опрошенных, причём этот показатель стабилен на протяжении 4 лет. Хотя эйфория «русской весны» давно прошла, а факты о разворовывании дотаций в Крыму не являются табу для СМИ. В то же время отмечен рост позитивных ассоциаций, вызванных деятельностью КГБ. В январе 2018 г. с репрессиями чекистов ассоциировали вдвое меньше россиян, чем в 1997 г. (12%), а с разведкой и защитой[end_short_text] интересов государства – вдвое больше (41%). По словам ведущего научного сотрудника Института социологии РАН Леонтия Бызова, более 60% респондентов связывают проблемы страны с деятельностью внешних врагов России (США, ЕС или пятая колонна) и лишь 30% – с внутриполитическими аспектами.

По данным Фонда «Общественное мнение», две трети россиян поддержали бы возвращение смертной казни. А 88% верят, что наша армия способна обеспечить безопасность страны от любого противника. 66% опрошенных ФОМ считают, что срочная служба – это школа жизни для мужика. 75% россиян за стабильность, которая важнее реформ. Целых 81% негативно относятся к США, 55% – к Украине. 42% населения поставили Сталина на первое место в ряду величайших людей страны, хотя в конце перестройки так считали лишь 8% сограждан. И всё это вроде бы говорит о стабильности российской власти, эффективности пропаганды и тоске по «сильной руке», которая отмечалась и при Советах.

По словам главы «Левада-центра» Льва Гудкова, первые попытки замерить и обобщить информацию, что есть советский человек, относятся к 1989 году. Тогда социолог Юрий Левада сформулировал тезис, что Союз разваливается по мере ухода поколений 1920–1940-х годов рождения, для которых в понятие «советский» вкладывались смыслы «новый», «передовой», «независимый», «морально устойчивый». А молодёжь застойных десятилетий была уже прозападно ориентированной. Но замеры 1994 г. показали, что советский человек никуда не исчез. Оказалось, что демократические преобразования большинство россиян считают «бардаком», предпринимателей – «ворами», а вместо благополучной европейской страны с растущим уровнем доходов видят Россию сильной державой, от которой многое зависит в мире. Левада был вынужден пересмотреть свою идею «уходящей натуры». Он объяснял: появляющиеся у молодёжи тренды должны пройти притирку с государственными институтами. А те не изменились: спецслужбы обеспечивают кадры и структуру управления, власть не подотчётна обществу, система образования консервативна, суды работают на защиту интересов власти.

– Левада характеризовал «советского человека» как созданного из системы запретов, а не мотивации к достижениям, – говорит историк Сергей Ачильдиев. – Но как же тогда передовая советская наука, культура, полёты в космос и первые места на Олимпиадах? Социологи часто преувеличивают влияние государства на жизнь людей. Одним из плюсов советской системы была возможность заниматься своим делом, не доказывая каждые 20 минут свою эффективность. Никто не требовал от математика выйти на самоокупаемость, иначе его кафедру через полгода закроют. При всех гонениях на инакомыслие врач мог оперировать, а писатель писать. Кто-то скажет: посмотрите, какую ахинею публиковали в советских литературных журналах. Но эта ахинея часто была этапом роста писателей, которыми мы теперь гордимся. А если бы не широкий ассортимент тех журналов, они бы и писателями стать не решились. Выбирая сферу деятельности, человек чаще исходил из своих природных склонностей и реже из предполагаемого дохода, находящегося в диапазоне 150–200 рублей. Главный нынешний страх – потери работы, статуса и куска хлеба, боязни не прокормить детей и не найти денег на операцию для родителей – советского человека практически не тревожил. И ностальгия по СССР, которую испытывают многие россияне, связана с этим ощущением определённости, а не с бытовым комфортом и местом страны в мире, которое в реальности мало кого беспокоило.

Не думай о потомке свысока

По мере того как социология в России становится всё более придворной, растёт и число исследований, где нынешний россиянин выглядит копией своих отцов и дедов. По данным опросов, ответственность за происходящее в собственной семье чувствует 93% россиян, в доме – 47%, в городе – 18%, в стране – 11%. В 2000 г. втрое больше людей ощущали ответственность за Россию (34%), а нынче способными влиять на происходящее в стране считают себя только 5% россиян. По мнению социологов, это и говорит о сохранении советской психологической модели, при которой человек не проявляет лишней инициативы и лоялен к начальству.

Не менее любопытный тренд, отмеченный даже в крупных частных компаниях: у молодых сотрудников главный мотив – не деньги, карьера или ответственность, а интерес. Интерес даже не к задачам, а к времяпровождению на рабочем месте: покурить, пообщаться, пофлиртовать – точь-в-точь как в рязановском «Служебном романе». Немалое число молодёжи уверено, что удачные знакомства или родственные связи куда важнее для карьеры, чем собственная эффективность. Кто из сверстников сам заработал на крутую тачку, а кому помогли родители? Кто из молодых предпринимателей создал свой бизнес сам, а кто получил его по наследству? То-то же!

Вместе с тем логично задаться вопросом: а как 26 постсоветских лет могли не оставить широкого и глубокого следа в менталитете людей? Ведь россияне пережили невиданный всплеск алкоголизма и наркомании в 1990-е, испытание заграничными поездками и потребительским бумом в нулевые. В корне изменили жизнь Интернет и мобильная связь, де-факто положившие конец монополии на информацию. Размер зарплаты лишился верхнего потолка, при этом никто не гонит тебя на работу: есть деньги – живи как хочешь. Возможно ли при таких фундаментальных изменениях остаться прежним? Или всё дело в интерпретации фактов?

По данным опроса «Левада-центра», каждый седьмой россиянин 35–44 лет живёт с родителями. Но, даже если бы нашлись деньги на собственное жильё, с родителями всё равно остались бы 17% россиян. Хотя в 2003 г. таковых было лишь 13%. Доля тех, кто при наличии средств однозначно съехал бы, за 14 лет сократилась с 68 до 47%. Ещё круче результаты прошлогоднего опроса аналитического центра НАФИ: каждый шестой россиянин никогда не жил отдельно от родителей. Среди 25–34-летних так и не съехали от предков 23% – почти четверть россиян в расцвете лет.

Почему в 1989 г. многопоколенных хозяйств в России насчитывалось 20%, а в 2010 г. – 32, 5%? Ведь рост почти в полтора раза не может быть случайным! Казалось бы, всё должно быть наоборот: рухнула советская система занятости, и провинциальная молодёжь уезжать от родителей просто вынуждена – работы-то дома нет никакой!

-Тут наши тенденции мало отличаются от развитых стран, -говорит социолог Алексей Казакевич. -В Испании с родителями живут 67% молодых людей от 18 до 29 лет, в Италии – 60%. Даже в мегасамостоятельных Штатах 10 лет назад в отчем доме обретались 27, 6% американцев в возрасте от 18 до 34 лет, а сегодня – уже 31%. Экономике это обходится недёшево: в США рынок не досчитался более 2 миллионов новых домохозяйств. Однако на Западе пассивность взрослых часто провоцирует поддержка государства, а в России – её отсутствие. Молодой норвежец может сидеть на больничном года два, если у него, к примеру, депрессия. И всё это время ему будут выплачивать 80% зарплаты. Россиянин живёт с родителями, как правило, от безысходности: ни работы, ни денег, ни пособий, ни льгот. Можно уехать за счастьем в большой город, но для этого надо быть цепким и инициативным, много работать, считать каждый грош, развивать себя, воздерживаться от спиртного – такая задача не каждому по плечу. При СССР мобильность населения была ниже сегодняшней, потому что провинциала чаще устраивала ситуация дома. А если колхозник после армии решал уехать в город, он просто устраивался на завод и получал место в общаге – не надо платить 30 тысяч за квартиру. Из данных исследований может показаться, что россиянин по сравнению с советским человеком стал слабее и ленивее. На самом же деле просто изменились условия. А о пассивности-активности говорят совсем другие критерии.

Их поменяли местами

В советские времена власть особенно гордилась тем, что верхи не слишком отличались от низов по уровню зарплаты и менталитету. А что сегодня? Насчёт зарплат можно поспорить, а с менталитетом во многом всё по-старому.

ИССЛЕДОВАТЕЛИ Высшей школы экономики проинтервьюировали более 30 депутатов Госдумы и сотню московских бездомных. Казалось бы, это полюсы общества, элита и дно, государственная мудрость и шариковский примитивизм во взглядах на развитие державы. Тем не менее ответы в обеих группах оказались до неприличия схожими. Вот 59-летний бомжара уверен, что все в мире должны завидовать России, потому что «у неё есть и совесть, и общение, и христианство». И в такт ему бредит депутат: «Русский человек – он гений от рождения».

Кто-то скажет, что думцы просто мимикрируют под среду, обещая вывести Россию в пятёрку ведущих экономик мира. Они же не виноваты, что им достался электорат, уверенный, что государство вот-вот начнёт заботиться о бедных людях. Откуда такая уверенность? Изнутри, электорат «так чувствует». Ностальгия по СССР, нескончаемые обиды на Запад, который «хочет нас развалить» – всё это настолько похоже у обитателей ночлежек и российского парламента, что, если их поменять местами, кажется, ничего не изменится. «Должна быть социальная политика, как в Швеции и Норвегии: там заботятся прежде всего о людях» – вы думаете, это депутат сказал? Нет, бездомный. Зато парламентарий ставит стране неутешительный диагноз, словно не имеет к болезни никакого отношения: «Политическая элита России работает в своих собственных интересах, а не в интересах большинства граждан. А народ не верит, что эту ситуацию можно каким-либо образом изменить, и сам ничего для этого не делает».

 

Жизнь других

Социологи давно заметили: Союз чаще идеализирует молодёжь, которая его не застала, чем зрелые люди, успевшие хлебнуть первомайских демонстраций и очередей за колбасой. У последних ощущение травмы встречается не реже, чем ностальгия. К примеру, именно в «благополучные» застойные годы выросло число детдомов, откуда иностранцы забирали ребят в семьи чаще нас самих. А после «закона Димы Яковлева» разгрузили эти детдома миллениалы – «беспринципное» постсоветское поколение.

В социологии «миллениалами» (или поколением Y) называют родившихся в 1982–2000 гг., пришедших на смену «реформенному» поколению Х, появившемуся на свет в 1968–1981 годах. Согласно классическому определению Карла Маннгейма, поколением считаются те, кто переживают одни и те же влияния, а не проживающие один и тот же хронологический период. Как отметил Левада, в 1990-х годах советский человек никуда не исчез, несмотря на воцарение потребления и утрату «советских координат». Зато в начале нулевых, когда первые миллениалы окончили школу, молодой человек вдруг стал другим. Хотя на дворе не наблюдалось значимых политических и социальных изменений, произошёл разрыв преемственности поколений, совершенно непохожий на обычную проблему отцов и детей.

Автор одного из самых свежих и подробных (15 тыс. респондентов в возрасте от 15 лет) исследований миллениалов – профессор Вадим Радаев из НИУ ВШЭ. Уверенность, что с «новыми взрослыми» происходит что-то особенное, развилась у Радаева с пониманием, что они почти не пьют алкоголя. Это был важнейший индикатор перелома, поскольку до миллениалов каждое последующее поколение пило больше предыдущего.

– Я предположил, что это отложенное потребление, и миллениалы ещё своё выпьют, – говорит Радаев. – Но маркетологи часто идут впереди социологов: производители алкоголя выяснили, что пик потребления алкоголя молодыми пройден, причём на уровне значительно меньшем, чем предыдущими поколениями. Можно радоваться, что молодое поколение выбирает здоровую жизнь, но и неизвестность пугает: в ближайшие годы уйдёт в прошлое традиционная алкогольная культура, рычаги и особенности которой многим так близки.

Вырождается и табачная культура с традиционным «стрелянием» сигаретки у незнакомого человека: миллениалы курят на 20% меньше предыдущего поколения. Причём сокращение почти целиком произошло за счёт мужчин: девушки курят даже чуть больше своих родителей. Зато оба пола предпочитают активный досуг, но сбор грибов не сопряжён у них с употреблением спиртного. Они если и не соблюдают строгих диет, то хотя бы задумываются, что и когда едят.

Полнейшей туфтой оказалось представление, будто миллениалы не вылезают из компьютеров – они как раз очень активны в реальных встречах. Да и сотни френдов в соцсетях и форумах – это тоже общение. Кроме того, миллениалы читают больше книг, чем предыдущее поколение.Да-да! А стоны издателей на снижение продаж литературы мало о чём говорят: при цене бумажной книжки от 500 до 1 тыс. рублей, тексты чаще скачивают из Интернета или передают «бумагу» друг другу. Да и на родительских полках полно Пушкина и Гоголя. И это не говоря о том, что чтение блогов и телеграм-каналов не менее информативно с точки зрения формирования мышления.

На миллениалах споткнулась даже теория акселерации: в XX веке каждое поколение было крупнее предыдущего, но сейчас этого не прослеживается. А из того факта, что они позднее своих родителей идут работать, вступают в брак и заводят детей, вовсе не следует, что они «тормоза». Зато они дольше и усерднее учатся: мало им институтов, платят деньги за дополнительные программы и познавательные мероприятия вне вузов. А в своих детей настроены вкладывать деньги, воспитывая индивидуальность. Они даже сделали самыми распространёнными именами Егора, Никиту, Василису и Диану, которых в советские времена ещё поискать. Их родители, может, и не поверят, но миллениалы разборчивее в сексе, чем они сами, среди них значительно меньше контактов по пьяной лавке. Впрочем, и самих контактов меньше.

Не прослеживается в молодых и «возрождения веры». Социологи фиксируют снижение религиозности независимо от конфессии, и не видно факторов, способных эту тенденцию переломить. Зато миллениалы – вполне себе карьеристы. Но есть важный нюанс: большинство работает ради повышения благосостояния, а вовсе не для «реализации своих возможностей». Они составляют 35% потребителей на рынке, а по одежде – все 40%. Им, как ни странно, наплевать на бренд, но они готовы переплатить, если часть средств пойдёт на какое-нибудь хорошее дело. Они хотят чувствовать себя комфортно во всех смыслах, и их трудно, как советских предшественников, развести на слово «надо». Зачем надо? Кому надо? Хотя миллениалов сложно затащить на огород, у них не наблюдается недостатка энергии, чтобы «наследовать землю». Они с юных лет не боятся ездить по всему миру без групп, гидов и туров. Зачастую имея минимум денег в кармане, живут в хостелах с 12 соседями-иностранцами в комнате, устраиваются на ночлег к незнакомым людям другой культуры. Кто скажет, что в них «пропал дух авантюризма»?

– Отмирают лишь знаковые и дорогие для более старших поколений привычки и ритуалы ХIX–ХХ веков: от религиозности до табакокурения, от будничного потребления алкоголя до регламентации жизни по схеме «школа-институт-семья и работа», – констатирует Вадим Радаев. – Основные же фундаментальные вещи – от желания познавать до стремления к материальным благам – сохраняются в неприкосновенности.

Общая каша

Хотя советский человек совсем не имел доступа к потребительским кредитам, у него ещё со времён крестьянской общины прослеживалась тенденция всё делать, беря пример с соседа. И вот наступило торжество рынка, где каждый сам за себя.

ПО ДАННЫМ ВЦИОМ, в течение одного только 2015 г. доля россиян, считающая недвижимость самым надёжным вложением, менялась с 55 до 39%. При том, что никаких особенных потрясений рынок не претерпевал. Ещё недавно считалось, что кредиты – это кабала. А в 2017 г. уже 60% россиян выплачивают банкам нехилые суммы: на Чукотке, например, размер долга на одного заёмщика достиг 482 тыс. рублей. Что ещё важнее, есть субъекты (Алтай, Бурятия, Тыва, Коми), где доля заёмщиков среди взрослого населения приближается к 100%! Логика следующая: а чего не взять, если все берут? Всех ведь в тюрьму не посадят, из домов не выгонят. А потом дела в стране наладятся, зарплаты поднимут – и я всё верну.

 

Не ошибиться страной

Вдумчивый читатель возразит: мол, получившийся портрет не похож на моих молодых знакомых. И действительно: есть ведь юные казаки, которых учат в школе седлать коня и ходить строем «за веру, царя и Отечество». Есть верующие молодые горожане, заводящие по пять детей и не пропускающие ни одной воскресной службы. А разве мало среди родившихся в 1982–2000 гг. беспутных алкоголиков и наркоманов? Но честная социология никого из них не отрицает. Она лишь отслеживает влияния и тенденции, прогнозируя, каким будет наиболее распространённый городской тип. Получается, что неплохо начитанный, способный самостоятельно разобраться в проблеме, равнодушный к алкоголю, религии, пропаганде и авторитетам, центрированный на себе, своём здоровье и детях, неагрессивный, стремящийся к личному комфорту и счастью.

Что он мало похож на советского человека, заметно без лупы. Вопрос в другом: может ли нынешняя власть опереться на миллениалов? После недавних президентских выборов ВЦИОМ радостно сообщил, что поддержка кандидата Владимира Путина среди избирателей 18–24 лет оказалась выше средней – 86%. И нет ничего удивительного, что прагматичная молодёжь охотно идёт работать в госструктуры со стабильной зарплатой и не хочет радикальных перемен, сопровождающихся ростом цен и массовыми увольнениями.

Но не нужно забывать, что те же миллениалы составляют костяк оппозиционных митингов, а выборы 18 марта значительная их часть просто проигнорировала. К тому же они ещё очень зависимы от начальства на работе и в вузах. А из жизни пока не ушла дорогая их сердцу стабильность, на фоне которой можно сидеть в кафе, юзать смартфон и получать на карту зарплату. Важно, что они всё понимают. И неизвестно, как они отреагируют, если российский Интернет завтра отключат от мирового, выезд за границу нужно будет согласовывать, а детей заставят молиться перед уроком. И даже если сегодня они гордятся, как Россия пикируется с Западом, то останутся ли они патриотами, если для них или выпестованных детей, не дай бог, всерьёз загремит «Вставай, страна огромная»?

Кремлёвским идеологам нужно быть очень осторожными, пытаясь воодушевить народ по лекалам комсомольской юности. Простая вещь: надо оценивать, что думает собеседник, а не то, что он говорит. И тут с советских времён мало что изменилось. На референдуме за сохранение СССР проголосовало 77, 8% населения союзных республик. Дело было 17 марта 1991 года. А в августе они приняли всё как есть.