Как известно, в Польше принят закон о запрете пропаганды коммунизма. В частности, местным властям он даёт право сносить памятники, имеющие, по выражению главы польского МИДа В. Ващиковского, «знаки советского доминирования»: красные звёзды, серп и молот… Но речь, как правило, идёт о мемориальных досках, монументах, обелисках в честь советских воинов, павших в Великую Отечественную на польской земле. У российской стороны это вызвало законное возмущение. И. Эренбург
О «советской пропаганде»
Безвозвратные потери Красной армии при освобождении Польши – 600 212 человек.
Когда звучат слова «советское доминирование», «коммунистическая символика», подразумеваются коварные большевики, продолжившие царскую политику угнетения свободолюбивой Польши. Но павшие в 1944‑м советские солдаты меньше всего думали о польских проблемах. Был враг, схватка с ним тогда продолжилась на здешней земле. Люди сложили головы, в их честь были воздвигнуты памятники с сообразной той эпохе символикой. Трогать эти памятники сейчас под предлогом, что символика «не та», – дело постыдное.
Герой Советского Союза Владимир Николаевич Подгорбунский – один из 600 212 погибших на территории нынешней Польши.
36 лет тюрьмы
По логике Владимир Подгорбунский должен входить в пантеон наших великих национальных героев, имена которых знает каждый. Но… Нет, имя его не забыто – но и не восславлено особо. Может, анкета подкачала?
Он родился в 1916-м в Чите в семье учителей. В Гражданскую отца, красного партизана, расстреляли белые. Потом скончалась мать. Мальца определили в детский дом – увы, мало похожий на знаменитые «республику ШКИД» или «детколонию Макаренко».
Через много лет в беседах с членом Военного совета 1‑й гвардейской танковой армии генерал-лейтенантом Н. Попелем Володя (Подгорбунский себя именовал только так, и другим предлагал звать его Володей) вспоминал: «В нашем детдоме «Привет красным борцам» воровать научиться было легче, чем письму и чтению. На день триста граммов черняшки, тарелка кондёра. А на рынках – молоко, сметана, мёд, кедровые орешки... К девятнадцати годам я имел тридцать шесть лет заключения. Количество приводов учёту не поддаётся...» Посмеиваясь, добавлял, вспоминая прошлое: «Против советской власти я ничего не имел, выступал лишь против личной собственности, обычно в мягких вагонах черноморского направления».
Насчёт «36 лет заключения» – явно бравировал. Всё же по законодательству больший срок поглощает меньший. Но что сидел – факт. И побеги из мест заключения утяжеляли наказание. 1937 год тоже встретил в лагере. Но уже крутилась в голове мысль, что глупо прожить жизнь по принципу «вышел – украл – сел». У «социально близких» зэков-уголовников был шанс досрочно освободиться «по зачётам». Стал ударно трудиться: «Вкалывал за двоих, и считали мне день за три». А тут ещё и неожиданная (или закономерная?) встреча. Ведь 1937-й – разгар репрессий! В лагере судьба свела Подгорбунского с «политическим», который некогда, как и отец Володи, партизанил на Дальнем Востоке. Сдружились. «Мудрый был старик. Когда умирал, взял с меня слово, что стану порядочным человеком. Написал я письмо Калинину. От него – запрос в лагерь». В общем после личного вмешательства «всесоюзного старосты» Подгорбунского освободили.
С блатной карьерой было покончено. Вскоре после выхода на волю Володю призвали. Служил в танкистах, получил воинскую специальность механика-водителя. К 1941-му работал на фабрике в Иваново. А дальше – война.
Звёздный час Владимира Подгорбунского – операция по освобождению г. Казатин Винницкой области, важного железнодорожного узла. В ночь с 27 на 28 декабря 1943 г. разведгруппа Подгорбунского при поддержке сапёров (всего 29 человек) на броне двух Т-34 неожиданно ворвалась в город, обойдя его с тыла. Пронесясь по улицам, уничтожила восемь орудий и два взвода пехоты, посеяла панику среди немецкого гарнизона и выскочила на привокзальную площадь. Сапёры подорвали выходные стрелки – это парализовало станцию. Танки расстреляли стоявший под погрузкой эшелон противника, в том числе вагон со штабом немецкой дивизии. На путях застрял готовый к отправке состав с военнопленными и людьми, угонявшимися в Германию. Лишь к 10 часам утра немцы смогли кое-как организовать сопротивление. Но в город уже входили наши части.
«С точки зрения элементарных тактических расчётов – задача для двух танков и небольшой группы автоматчиков непосильная, – рассказывал тогда известному журналисту-«правдисту» Ю. Жукову командир бригады полковник Ф. Липатенков. – И всё-таки это реальность. Подсчитано и удостоверено…»
За взятие Казатина Подгорбунский получил звание Героя Советского Союза.
«Газет я не читаю…»
Сначала он попал в пехоту. И выяснилось: у человека – врождённый солдатский талант. Подгорбунский начал воевать с ходу, умело и удачливо, будто для того и родился. Строчки из наградных документов говорят за себя: «подбил танк»… «взял ручной пулемёт у убитого красноармейца и огнём рассеял до взвода вражеской пехоты»… В нещедрое на награды лето 1942-го уже имел медаль «За отвагу».
Тогда же он подал заявление в партию. Хотя честно признавался: «Газет я не читаю, международное положение чувствую сердцем...» Скорее, как и для большинства фронтовиков, партбилет стал знаком единения с судьбой страны в трудный для неё час.
Убыль в командных кадрах была велика, вскоре Володе присвоили первое офицерское звание. Летом 1943-го он попросился в разведку.
Особый шик
К тому времени уже служил в 1-й механизированной бригаде 1-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта М. Катукова – будущего маршала бронетанковых войск. Вообще же дрался на Калининском, Брянском, Воронежском и Первом Украинском фронтах.
О Подгорбунском сохранилось немало мемуарных свидетельств – человек яркий, он запоминался каждому, с кем сталкивался (потому у нас сейчас есть возможность приводить запомнившиеся разным людям его характерные фразы и словечки). Рассказывать о его подвигах можно долго. В справке сказано об операции по взятию Казатина. Но похожих историй множество! Подгорбунский был легендой 1‑й танковой армии, его называли «гением разведки», об этом старшем лейтенанте знало всё командование. Катуков, когда требовалось, вызывал Володю к себе – и даже не приказывал, а просто беседовал, ставя очередную, казалось бы, невыполнимую задачу. Замкомандарма полковник П. Дынер (они с Подгорбунским как-то провели уникальную операцию по эвакуации из-под носа у противника наших стоявших на нейтральной полосе подбитых, но ремонтопригодных танков) разводил руками: «Чудо, да и только. По запаху определяет, есть немцы поблизости или нет!»
К тому же воевал Володя с каким-то особым шиком – это порождало легенды, не на пустом месте, однако, появлявшиеся.
Вот его разведгруппа врывается в немецкий блиндаж. Двух немецких офицеров бесшумно кончают финками, третьего скрутили, заткнули рот. Всё? Но в углу играет патефон – немцы слушали, отдыхая. Володя хладнокровно запускает пластинку снова.
А его залихватская манера вопреки всем мыслимым нормам не сдавать награды, уходя за линию фронта? Зато однажды именно на этом и сыграл: скинув маскхалат, внезапно во всём их блеске показался перед немцами, те попытались захватить нахала – и сами нарвались на засаду разведгруппы.
Давно завязавший с блатным прошлым, Подгорбунский, однако, не скрывал его. Более того, доказывал: профессия разведчика сродни профессии вора – тоже, дескать, требует смётки, реакции, наблюдательности. Н. Попель как-то оказался свидетелем его занятий с бойцами. Произнеся положенное «я тогда был тёмный и несознательный, врагу своему не пожелаю воровской жизни», Володя припомнил случай: одна гражданочка в поезде сильно боялась за чемодан, и, когда легла спать, ноги положила на него. Подгорбунский на соседней полке делал вид, что спит. Дождавшись, когда соседка заснула, бесшумно подошёл к ней, двумя руками осторожно приподнял её ноги, а чемодан вытащил за ручку зубами. Потом «медленно, очень медленно» опустил ноги спящей на полку. Велел одному из бойцов лечь на траву и наглядно продемонстрировал, что такое «медленно, очень медленно». Резюмировал: «От страха и сверхбдительности люди дуреют», это, мол, и можно использовать, надо лишь проявить терпение. «Разведчик без терпения – как сосиска без горчицы».
С «гением разведки» как-то пожелал встретиться член Военного совета фронта Н. Хрущёв. Подгорбунский никогда ни перед кем не заискивал, перед Никитой Сергеевичем тоже держался в своей обычной манере. Но тот проявил житейскую мудрость: «Блатная накипь постепенно сойдёт, пустяки... А человек незаурядный».
Гибель
Погиб он уже гвардии капитаном в Польше 19 августа 1944 года. На Сандомирском плацдарме сложилась тяжёлая ситуация: надо было восстановить связь между разрозненными подразделениями, начальство вспомнило о «гении разведки». А тот лежал в госпитале после тяжёлой контузии и был уже, собственно, комиссован. К тому же недавно женился – на Анечке Беляковой из стоявшего рядом банно-прачечного отряда. Разведчики приехали в госпиталь с подложной справкой, дававшей возможность выйти. Анна Константиновна Подгорбунская потом вспоминала: муж сказал, что, если она хочет, чтобы остался, – он останется. Но она ему такого сказать не могла…
Бронетранспортёр разведгруппы во время поиска попал в засаду. Раненый, обгоревший командир прикрывал отход товарищей…
Его изуродовало осколками, и тело опознали потом по Звезде Героя.
Ныне Володя покоится в Сандомире в братской могиле №218. Польские власти подчёркивают – воинских захоронений закон о декоммунизации не касается, они защищены международными соглашениями. Но память наших павших уже потревожена.
Хотя, повторим, Володя Подгорбунский и такие, как он, Польше ничего плохого не желали – и не сделали. Лишь погибли здесь – кстати, в борьбе с общим врагом.