Встреча с премьером Приморского краевого академического драматического театра имени Максима Горького, которую автор и её ведущий, директор библиотеки Александр Брюханов озаглавил как «Пространство для одинокого человека», собрала – в очередной раз – полный зал. Славский вновь «игрой сердца пронзал», даже невзирая на всю неприспособленность, тесноту и, извините, отстой так называемого «большого читального зала» краевой библиотеки. Народный Артист заслуживает лучшей площадки для своего творческого вечера (как, впрочем, и сама краевая библиотека)…
Театралам Владивостока на редкость повезло – вот уже более трёх десятков лет они имеют возможность практически ежедневно видеть на подмостках главной сцены Александра Славского. Свою первую главную роль он сыграл в спектакле «История одной любви» по повести Анатолия Тоболяка – первом спектакле, поставленным Ефимом Звеняцким в качестве режиссера на сцене театра имени Горького. Повторю сказанное мною когда-то в адрес Ларисы Белобровой – во многом стараниями именно этого творческого союза краевому театру драмы в 1997 году было присвоено звание академического.
Творческий вечер Александра Славского, как это отметили и публика, и товарищи по сцене, принявшие участие во встрече – прилетевшая на эти дни во Владивосток заслуженная артистка России Лариса Белоброва, народный артист России Владимир Сергияков, артисты академического театра Валентин Запорожец и Дмитрий Самотолкин – так вот, творческий вечер стал хорошим продолжением юбилея артиста, чей завораживающий талант продолжает радовать зрителя.
Сергей СЕМЁНОВ
ЗАВОРАЖИВАЮЩИЙ ТАЛАНТ
Народный артист Российской Федерации Александр Славский родился в Артёме. Вместе со своим не менее знаменитым земляком, заслуженным художником Российской Федерации Сергеем Черкасовым, он – общественное достояние этого города. Артист родился в большой шахтёрской семье. Разговоров о театре он не помнит. Говорили всё больше о забое, об угольных комбайнах, открытой выработке. Почему сцена? Артист и сейчас бессилен что-либо объяснить. Он и в театре-то, пока жил в Артёме, побывал всего один раз. Побывал, и как говорится, запал. В институте мастером его курса был Евгений Михайлович Шальников. Матёрый актёрище. Фальстаф на сцене и в жизни. Всё лучшее, что у него было, Шальников вложил в своего ученика. Всё дурное – тоже. Славский – его порождение. Он и «чудит», случается, так же, как чудил его мэтр. А уж «чудить», «срываться» Евгений Михайлович был большой мастак.
У Славского этого тоже хватает. Газеты пишут о его вздорном характере, его ссорах с прессой. Но разве обо всём этом вспоминаешь, когда на сцене его Иванов? Когда ты видишь перед собой человека, у которого сейчас в с ё решается? Жить ему или не жить? И ты захвачен только этим. Только это подлинно. И ничто другое...
Спектаклю «Иванов», созданному по пьесе А.П. Чехова и до сих пор идущему на сцене Приморского академического театра им. М. Горького, в 2015 году исполнилось 20 лет. Поставленный режиссером Ефимом Звеняцким в 1995 году, он не был рассчитан на столь длительную сценическую жизнь.
В «Иванова», видимо, была заложена некая «художественная» прочность, которая и обеспечила ему столь завидное сценическое долголетие. Что это за «художественная» прочность и какова её суть, думаю, не сможет ответить ни постановщик, ни артисты, ни самый опытный и проницательный театральный критик. Поскольку «тайна сия велика есть»...
То, что к тайне этой причастен исполнитель заглавной роли, народный артист России Александр Славский, отметивший 60-летний юбилей, сомнений не вызывает. Его Иванов – часть этой тайны. Может быть, самая притягательная её часть. Славский играет Иванова, охватывая всего Чехова. Всю чеховскую мысль о человеке. И потому главной, смыслообразующей фразой, объясняющей нам чеховского героя, становится вот эта: «Земля моя глядит на меня, как сирота»... Идей нет. Душа пуста. Жить не для чего.
Правда, тогда на премьере и на первых спектаклях интонация у этих слов была иной. Не такой безнадежной. Артист был молод. Быстро вышел в «премьеры». Справедливости ради нужно сказать, что и до «Иванова» Славским было сыграно много чего. Главным образом, на сцене драматического театра в Комсомольске-на-Амуре. Это 1979-1985 годы. Список ролей, сыгранных в «городе на заре», открывался Раскольниковым в «Преступлении и наказании».
На сцену Приморского драматического театра им. М. Горького Александр Славский (а распределится он в этот театр в 1977 году по окончании ДВПИИ и отработает в нём два сезона) вернётся в 1985 году. Он обратит на себя внимание крошечной ролью Егорушки в «Самоубийце» Н. Эрдмана (1988). Егорушка, родной, единокровный брат булгаковского Шарикова, талантливо проиллюстрирует одну из основных тем спектакля – тему торжества «грядущего хама». Торжества хамства. Идеологического и бытового, коммунального.
Но даже после этого блестящего эпизода артист Славский лично для меня ещё долгие годы будет оставаться «вещью в себе». Уже будут сыграны без меры романтизированный «сукин сын» Молдаванки Беня Крик («Биндюжник и король» по И. Бабелю, 1989). И молодой Клавдий, выглядевший сверстником своего племянника, принца Датского («Гамлет» В. Шекспира, 1991) - такой же рефлексирующий, мучающийся содеянным. И трагифарсовый Георгий Стибелев («Екатерина Ивановна» Л. Андреева, 1996), и сыгранный чуть-чуть «под Мастроянни» антрепренёр местной театральной труппы Антонио Булгарелли («Мафиози», 1997. Первая редакция спектакля, постановка Юлия Гриншпуна). И тот же Иванов... Спектакль будет показан в американском Сан-Диего. Его сыграют, как экспортный товар первой свежести (берёзы, лики святых, белые одежды героев). То, что Иванов у Славского будет пока эскизом, наброском к сегодняшнему Иванову – последнему интеллигенту в нашей, раздираемой противоречиями России, – американцы не поймут. Пресса напишет о тонкой и выразительной игре Александра Славского, и о самом спектакле, который показался рецензенту, похожим на белый сон о России...
К 1994 году, когда артист получит свое первое звание – заслуженного артиста России, его послужной список будет выглядеть весьма внушительно. А ощущение, что он всё ещё некая «вещь в себе» не проходило. Должно было что-то произойти. Какой-то прыжок из кулис. Какое-то выкрикнутое в сердцах слово, которое прорвёт, наконец, в артисте эту оболочку «вещи в себе». Оно прозвучит, это слово. Им станет пушкинская реплика: «Точно ли царевича сгубил Борис?». В артисте Славском она отзовётся какой-то новой искренностью, новой подлинностью. Словно бы полыхнет вспышка, которая по-новому высветит его актёрскую суть.
Годунов. Первый не из Рюриковичей самодержец! В этом затканном в золочёную православную парчу спектакле артист примерял на себя шапку Мономаха, и руки у него дрожали так, что можно было почувствовать дрожь далекой истории. Сияние трона перебивалось сиянием васильковых глаз убиенного царевича Димитрия, и потому жизнь Бориса превращалась в муку. Поставленный на приморской сцене в год 200 летнего юбилея поэта (1999), спектакль «Борис Годунов» и был спектаклем о муках монаршей совести. Он повествовал сразу о двух Борисах. Один поднимал руку на ребёнка. Другой – тот, что из нашей современной истории, – отдавал приказ стрелять в не покорившийся ему Верховный Совет.
Пушкинский персонаж двоился. Ассоциации прямее не придумать. Годунов был сыгран артистом с «пристрастной» мыслью. Или лучше сказать, с «пристрастным сердцем». Не знаю, чего тут было больше: пристрастной мысли или пристрастного сердца, но пушкинский Годунов раскрыл артиста во всей полноте его актёрского облика. Он больше не воспринимался «вещью в себе». После Бориса в каждой своей роли артист выходил на сцену с ощущением этого нового, усвоенного им театрального опыта...
Александр БРЮХАНОВ
журнал «Страстной бульвар,10», №4, 2015