Последние несколько месяцев шли бесконечные споры и на федеральных каналах, и в газетах, и на радио о состоянии нашего здравоохранения и о вреде или пользе так называемой оптимизации. Наши руководители здравоохранения рассказывали взахлёб о том, какие блага она принесёт народу. Но знаменитые учёные, уважаемые профессора, рядовые врачи и руководители Лиги защиты пациентов предупреждали, что такая «оптимизация» приведёт к гибели всего хорошего, что было в нашем здравоохранении.
Оптимизацию я испытала на себе, точнее, её прелести.
9 месяцев назад я легла в Глазную больницу на Тверской (так до сих пор называют её москвичи). Мне предстояло заменить хрусталик. Поскольку я теперь пенсионерка, то операцию делала по квоте, оплачивала только сам хрусталик. Когда я поднялась на 5-й этаж, то была поражена убогостью того, что увидела. Стёртый линолеум на полу, давно не крашенные стены, облупленные двери в палатах. Ещё один неприятный сюрприз ждал меня именно в палате. Когда я вошла и села на кровать, поняла, что на ней не то что лежать – сидеть невозможно. Продавленная сетка была покрыта свалявшимся за десятилетия ватным матрасом, а подушка состояла просто из двух комков ваты. Приходилось поздно вечером, когда уходит сестра-хозяйка, собирать с пустых кроватей в других палатах матрасы и одеяла, а утром пораньше относить их обратно.
Оказалось, что на всё отделение один туалет, причём находится он на полутёмной лестничной площадке. А поскольку уровень пола на площадке не совпадает с уровнем пола в туалете, то при входе в него положена серая бетонная плита. И всё это для людей с ослабленным или почти утраченным зрением. Я постаралась спокойно воспринять все эти обстоятельства, понимая, что ничего изменить нельзя. А может быть, можно? Кто ответит на этот вопрос? Такое безобразие в самом центре города, на Тверской, в одной из лучших когда-то больниц! Кто довёл её до такого состояния?
А в июле 2015 года у меня случился сосудистый криз. Приехали «скорая помощь» и очень хороший и внимательный доктор. К сожалению, я была в таком состоянии, что даже не спросила ни её имени, ни фамилии. Медсестра по её назначению делала мне уколы, но лучше не становилось. Доктор сказала, что нужна госпитализация. Диспетчер дал ей направление в 23-ю городскую больницу. Мне поставили капельницу, вдвоём они подсадили меня в машину, и мы поехали. Боже, что это была за езда!
Машина трещала и скрипела, переваливалась слева-направо, вперёд-назад. В итоге меня растрясло за 10 минут езды так, что стало не просто тошнить, а выворачивать наизнанку! Вот так я и въехала в приёмный покой с капельницей в одной руке и с пластиковым пакетом в другой. Потом оказалось, что все мои соседки по палате ехали точно на таких же таратайках! Где же те новые машины для служб «скорой помощи», которые были обещаны нам всем по Национальной программе развития здравоохранения? Кто ответит на этот вопрос?
В приёмном покое довольно быстро взяли анализ крови, сняли кардиограмму и сделали компьютерную томограмму мозга. После этого отвезли в палату. Мне повезло – досталось место в палате, а то ведь чуть ли не десяток больных лежали в коридоре. Поскольку я себя очень плохо чувствовала, я ни на что не обратила внимания. Тут же пришла врач, сделала назначения. Утром стало получше, и я огляделась. Шесть кроватей, все тяжёлые больные. Стены в палате оббиты, провода вырваны, светильники с открытыми проводами без крышек, связи с пультом нет. В палате есть туалет и умывальник. НО! Отличные новые функциональные кровати, и это примирило меня с действительностью. (Я помнила кровати на Тверской!) Через несколько дней мне поздно вечером опять стало плохо, так что я даже потеряла сознание и упала посреди палаты. Соседки меня подняли и побежали искать дежурную сестру. Заглядывали во все палаты, все подсобки, нигде не нашли, но зато нашли на сестринском пульте аппарат для измерения давления. Оказалось, что у меня сильно упало давление, они спросили, что надо делать, я сказала – нужен кордиамин. Наконец нашли медсестру, и она дала мне лекарство. Наутро я попросила врача сделать мне МРТ сосудов головного мозга. Она ответила, что Федеральный фонд медицинского страхования не внёс эту диагностику в стандарт обследования при моём заболевании. Это обследование платное, стоит 6 тысяч рублей. Я понимала, что врач тут ни при чём. Помогли подруги.
Вопрос к Фонду медицинского страхования: почему, когда я работала, моё предприятие регулярно платило за меня взносы в этот фонд, а теперь он требует от меня оплаты за необходимое обследование? Почему пациенту с сосудистым кризом не положено обследование сосудов мозга? И какой непрофессионал сочинял эти стандарты?
Кстати, Эдуард Гаврилов, которого мы часто видим на федеральных телеканалах и который является директором фонда независимого мониторинга «Здоровье», считает, что эти стандарты, разработанные страховщиками, вызывают немало вопросов. Совершенно правильно он также считает страховые общества коммерсантами, которые не занимаются защитой прав пациентов. Уверена, что фонд должен вернуть мне 6 тысяч в связи с необоснованно разработанными стандартами. Мой полис оформлен в МАКС-М.
Но вернёмся в больницу. Я бы очень хотела, чтобы министр В. Скворцова, заммэра Л. Печатников и руководитель московского здравоохранения А. Хрипун заглянули в эту 8-ю неврологию в 5-м корпусе городской больницы №23! Все коридоры заполнены кроватями, на которых лежат и мужчины, и женщины. Спросила у дежурного врача другого отделения, что происходит, почему всё переполнено? Он ответил: оптимизация, позакрывали много больниц и отделений, теперь везут всех сюда. А, между прочим, тот же господин Л. Печатников рассказывал нам байки на федеральных каналах, как он обнаружил пустые койки в ряде больниц! Потому эти больницы и закрывали.
Понимаю, что неврология – одно из самых тяжёлых отделений: здесь лежат больные с эпилепсией, постинсультники, спинальники и вот такие, как я, с сосудистыми кризами. К врачам у меня претензий нет. У них нечеловеческая нагрузка: один врач в отпуске, осталось два врача на 60 тяжелейших больных. Ни в субботу, ни в воскресенье обходов не было. Если кому-то плохо, то вызывают дежурного из терапии, также и ночью, и даже после 17 часов. У врача было неловко спрашивать о его зарплате, но одна из санитарок нам сказала, что всего 34 тысячи, т.к. сняли все надбавки. Но это только со слов третьего лица. У самой же санитарки – 14 тысяч. А они немолодые женщины, ещё должны возить каталки с больными из корпуса в корпус. В нашем 5-м корпусе семь этажей, много разных отделений, в том числе и кардиология. Но реанимации нет. Она в 4-м корпусе. 5-й стоит на пригорке. Значит, надо эту каталку с больным скатить вниз, да так, чтобы она у тебя не вырвалась, перевезти её через проезжую часть, а потом катить на горку к 4-му корпусу. И это они делают и в проливной дождь, накрыв больного тремя одеялами, и в мороз, и, самое страшное, в гололёд.
Господин Печатников! Мы в каком веке живём? Кто позволил так издеваться над людьми?
Теперь о еде. Прекрасно понимаю, что в связи с кризисом ассортимент продуктов очень скудный и порции незначительные. В 23-й больнице работают две бригады поваров. Из тех же продуктов одна бригада готовит так, что есть можно, вторая… как свиньям! Как же нужно ненавидеть людей, чтобы так готовить, ведь это даже нарочно не сделаешь! Вы когда-нибудь видели овсяную кашу, свалявшуюся в комок и похожую на застывший клейстер? Или гречневую размазню, состоящую отдельно из воды и отдельно плавающего продела? Кто контролирует такое приготовление? Кто даёт возможность работать таким «поварам» в больнице? Было ли что-нибудь хорошее? Да. Отличная новая диагностическая аппаратура в каждом кабинете, повторюсь, отличные кровати.
Можно ли всё привести в порядок и дать больным людям приемлемые условия существования? Оказывается, можно. Мы с моими соседками отправились на экскурсию на 3-й этаж, наше отделение было на 4-м. Там находится одно из отделений Центра патологии речи и нейрореабилитации. Не новое здание этого центра, где всё по последнему слову науки, а наш 5-й корпус, только этажом ниже. Там тоже лечатся по полису ОМС. Но в их палате на двоих есть отдельно душ, отдельно туалет, все удобства, как в хорошей гостинице, а в нашей нет. Я знаю, что ещё Ю. Лужков создавал этот центр, стараясь сделать его соответствующим требованиям времени. Почему же так не повезло 8-й неврологии и кто за это в ответе?
Как видите, задуманная нашими руководителями от медицины «оптимизация» дала очень горькие плоды! С моей точки зрения, произошло это потому, что о больных никто не думал, думали только об экономии, только о деньгах. Деньги заслонили реальных людей.
По профессии я радиожурналист, многие годы проработала в Гостелерадио СССР. По работе встречалась с разными министрами здравоохранения, разными руководителями городских служб, врачами. Но такого цинизма по отношению к больным, как у нынешних руководителей, не встречала никогда!
P.S. Врачи, прочитав эту заметку, скажут, что пациентки с такой фамилией у них не было. Правильно! Это мой журналистский псевдоним. Просто не хочется, чтобы многочисленные друзья и знакомые знали о моих болезнях.