Алексей ВАРЛАМОВ известен читателю как автор добросовестных и занимательных биографий серии «Жизнь замечательных людей», он описал судьбу Михаила Булгакова, Александра Грина, Михаила Пришвина, Алексея Толстого, Андрея Платонова. Однако в прошлом году вышло чисто художественное сочинение Варламова – роман «Мысленный волк», уже вошедший во все «премиальные списки» нынешнего сезона. Действие этого произведения происходит сто лет назад, с 1914 по 1917 год, и повествует о главном русском историческом безумии и его энергичных героях…
Кроме того, Алексей Варламов с недавнего времени назначен исполнять обязанности ректора Литературного института имени М. Горького.
- Вы написали много биографий, а отчего теперь ушли в художественную литературу?
– Сочинение книг о замечательных людях – само по себе прекрасное увлекательное занятие, но оно и сковывает автора: надо идти за фактами. Факт – король биографии. Для меня в биографиях невозможен диалог, то есть домысливание того, как бы разговаривал в тех или иных случаях мой герой. Поэтому остаточный писательский зуд, тоска по вымыслу – всё это накапливалось и привело к сочинению романа. Но некоторые мои герои серии ЖЗЛ появляются и там: Михаил Пришвин, Григорий Распутин, Александр Грин.
– Вы считаете, что «писательскую программу» писателя обычно запускает другой писатель. Пришвина запустил Василий Розанов, самого Розанова – Достоевский, а вас кто?
– Если ответить полусерьёзно, то Николай Носов. Я прочёл «Незнайку на Луне» и обнаружил, что это всё, больше книг о Незнайке нет, ужас! Решил, что надо писать самому и сочинил в 8 лет «Незнайку на Марсе»… В 80–90-е годы я работал в прозе, печатался в толстых журналах, потом пришёл к биографиям. Но тяга к выдумке-то осталась. Так что в «Мысленном волке» много фантазий.
Волк не дремлет
– «Мысленный волк» – это некое зло, которое вошло в Россию благодаря соблазну в умах. Один из главных соблазнов – философия Ницше, заразившая интеллигенцию. Через его сочинения мысленный волк и проник в Россию. Кто же этот «волк»?
– Мысленный волк – не моё изобретение, я нашёл его в православной молитве, созданной Иоанном Златоустом. Там есть такие слова: «От мысленного волка звероуловлен буду». Так поэтично! Мысленный волк для меня – символический образ. Человек может контролировать слова и поступки, но не может контролировать мысли. А для многих мысли и являются как соблазн и начинают действовать в человеке помимо его воли. Когда большое число людей начинает попадать под влияние скверных мыслей, тогда развращается народ. Человек должен бороться с помыслами, и удаётся это ему или нет, – в этом сердцевина духовной жизни. В моём романе Распутин говорит: «Надо чистить мысли, как зубы, каждый день». Сто лет назад мысленный волк проник в сознание многих русских людей и в общем скушал Россию. Меня поразило: лето 1914 года, Россия вступает войну с небывалым энтузиазмом. Общество ликовало, уверенное, что война будет длиться месяца три и закончится полной победой наших. Через четыре года Бунин пишет в дневнике, что все ждут прихода немцев. Вот страшный маятник русского сознания! От погрома немецкого посольства в Петербурге до ожидания тех же немцев как спасителей от большевизма. Шараханье из крайности в крайность. И это сумасшествие было повальное, и нельзя сказать, что сегодня воздух от него свободен.
– Мы не пустим волка.
– Надо знать, кого не пускать. И раньше проникали в Россию разные соблазны и ереси, но она как-то умела от них избавляться, а вот философия Ницше оказалась тем соблазном, который образованное сословие российское преодолеть не смогло. Русская интеллигенция в значительной части стала проводником идей Ницше.
– Одним из главных адептов Ницше был ведь Максим Горький.
– Горький, Ленин, да вся «большевистика» – это русское ницшеанство, с яростной жаждой уничтожить всё «старое», то есть христианское, во имя «нового». Я не обвиняю никого. Кто мы такие, чтобы обвинять, и кто знает, живи мы тогда, что бы мы делали? Но если Достоевский писал, что сердце человека – место, где встречаются Бог и дьявол, то можно добавить, что они встречаются, очевидно, не только в сердце. В голове тоже.
Потеряли меру и взорвались…
– Соблазн, откуда бы ни пришёл, пал-то на нашу почву, в наши умы.
– Очень отошли русские люди тогда от середины к крайностям. Отпали от меры всех вещей. Один герой у меня делает ставку только на технику, природа – враг, человеческую сущность надо переделать полностью, даже размножение остановить. Другой уверен, что всё спасение в природе, природа – божество. Третий считает, что не спасёт ни техника, ни природа, этот мир несовершенен, и надо уметь видеть иной, другой мир. Все законоучители, все своего рода сектанты. Все борются за душу одной девочки, и всё кончается трагически.
– Но больше всех вашу девочку Улю притягивает Григорий Распутин, изображённый вами с неожиданной симпатией и сочувствием.
– Да, я оказался в полемике со сложившейся традицией изображения этой фигуры. Я ведь написал его биографию в серии ЖЗЛ и чувствовал неудовлетворённость этой книгой. Хотел всё-таки для себя понять истину. Я не решал для себя заранее, «плохой» Распутин или «хороший», – и пока писал «Мысленного волка», как-то по-человечески его полюбил. Пришёл мужик, явно очень талантливый, явно очень обаятельный, который, конечно, скурвился в столице, но кто бы не скурвился в этих исторических обстоятельствах. В то время, когда от государя все отворачивались, он был с государем, стоял на позициях веры. И его ужасно, злодейски убили. Он у меня живой, семейный, заботливый человек, волнуется о своих дочерях, хочет, чтобы они были образованные, культурные, он не был враг культуры. Особенность этого времени в том, что Россия была энергетически переполнена, страшно «заряжена», и люди были явлением этой энергетической перенасыщенности. Отсюда – взрыв…
– Когда вы погружались в эпоху столетней давности, в самое пекло истории, что вы думали о современности и нынешних «волках»?
– Как бы хорошо было не доходить до крайностей ни в чём! Ни во что не бросаться безоглядно. Очень уж мы возбудимый и податливый народ. Человек должен знать про себя, какой он есть, если он болен – надо знать чем, заботиться о себе, понимать свои слабые уязвимые места. Притормозить, в какой-то момент взглянуть на себя со стороны, спокойно и трезво. «Чуть помедленнее, кони!» Пассионарность любого народа, как учил Лев Гумилёв, после подъёма начинает спадать, и не надо эту пассионарность искусственно подогревать и нагнетать ненужную скорость. Надо от краёв смещаться к середине.
– Греки говорили: «Ничего слишком»!
– Они были абсолютно правы.
Таинственный питомник на Тверском
– Алексей Николаевич, раз вы исполняете обязанности ректора Литературного института, этот институт существует и действует по-прежнему?
– Да, и по-прежнему находится в знаменитом историческом особняке на Тверском бульваре, дом 25. По преданию, здесь родился Герцен. Здесь обитали великие русские писатели, недолгое время – Мандельштам и Пришвин, а самый великий писатель ХХ века Андрей Платонов жил во флигеле. Конечно, именно этот дом насмешливо изображён в «Мастере и Маргарите» Булгакова как писательский дом и ресторан «у Грибоедова». Это уникальный вуз, подобного которому нет в мире. В мире популярны разнообразные писательские курсы, где учат писать, но у нас другое – институт нацелен на то, чтобы давать людям широкое гуманитарное образование, создавать среду, в которой мог бы развиваться талант. Если он есть. Литература – дело одинокое, но в молодости бывает очень полезно пройти через коллектив, оказаться среди таких же, как ты, которым спокойно не живётся. Важно бывает понять, что ты не один такой урод. Так что у нас не курсы, а полноценное пятилетнее образование, мы выпускаем прозаиков, поэтов, драматургов, публицистов и переводчиков.
– Много выпускаете?
– На очном отделении человек 50–60, на заочном поменьше. Знаете, многие люди находят потом себе применение. Профессия «писатель», конечно, редкая, но в обществе есть потребность в литературной работе, в людях, которые умеют письменно выражать свои мысли. Сейчас же кругом ставят галочки, сдают ЕГЭ, заполняют анкеты, но нужны и профессионалы слова, умеющие связывать слова в предложения.
– По крайней мере из ваших выпускников получаются квалифицированные читатели, что уже немало. Как руководитель, вы что-то будете менять?
– По натуре я человек не революционный. Надо во всём сперва разобраться. Лучше не делать ничего, чем делать глупости. Первое время уходит на выяснение, где сильные места, где слабые. Я сам, к сожалению, не учился в Литинституте, я филфак закончил.
– А кто из современных писателей учился? Вроде Виктор Пелевин?
– Да, он одно время учился, но не доучился.