Николай Сванидзе: у истории есть сослагательное наклонение

С начала Первой мировой войны прошло ровно столетие. Самое время задуматься о  тех драматических событиях. Как мы оказались огромной частью этого конфликта? Почему Первую мировую, несмотря на миллионы погибших, огромное число сломанных судеб, немалые финансовые потери, сегодня часто называют «забытой»? И какой урок эта война нам преподнесла?

Над этими вопросами сегодня размышляет историк и тележурналист Николай Сванидзе.

– Насколько справедливо мнение о том, что Первая мировая разделила историю нашего государства, да и остальных стран, на до и после?

– Более чем. Роль Первой мировой колоссальна, но в нашей стране недооценена. Зато другие народы к ней относятся иначе.  Дело в том, что англичан, французов, американцев в Первой мировой погибло больше, чем во Второй. Мы тоже потеряли немало своих граждан, но это не сопоставимо с количеством погибших в Великой Отечественной. Поэтому Первая мировая у нас в тени.

А в Западной Европе слагают легенды на эту тему, ставят памятники. Люди  помнят своих героев. Я был очень удивлен, когда в Лондоне повсюду наблюдал мужчин  и женщин, детей с красными маками. Это символ Первой мировой, появившийся благодаря стихотворению канадского военного врача, посвященного его боевому другу.

Если бы не Первая мировая, то не было бы революции, тяжелого и великого, чудовищного 20-го века, не пришли бы к власти итальянские фашисты и германские нацисты. А значит, не случилась бы Вторая мировая война.

– Была ли у Николая возможность не вступать в войну? Если забыть о том, что история не терпит сослагательного наклонения,  можно ли предположить, что было бы, если бы он все же этого не сделал?

– Я, кстати, не считаю, что у истории нет сослагательного наклонения. Да, ее невозможно переделать. Но думать о том, что было бы, если бы кто-то в тот момент поступил иначе, не женился, не родился  – это очень интересно. Ведь очень много точек разветвления, после которых история могла идти совершенно по другому пути.

У Николая II, конечно, была возможность не начинать войну. Вовсе не обязательно было идти на поводу у сербских националистов, которые спровоцировали начало этого конфликта. Но Российскую империю все сильнее охватывала идея панславизма. Наши цари всегда мечтали водрузить русский православный флаг над Константинополем, который тогда, как и сейчас, принадлежал Турции. Считалось, что Россия – наследница Византии, православный оплот мира. И если Константинополь будет нашим, православным, то это станет венцом всей русской истории. И, конечно, целью были проливы. Победа над Турцией, которая была союзницей Германии, означала бы, что выход в Средиземное море  стал бы нашим.

Все это подействовало на Николая II и заставило вступить в войну. Как впоследствии выяснилось, это была трагическая ошибка. В тот момент Россия активно развивалась и была одним из самых экономически перспективных государств мира с очень быстрым приростом населения. По многим прогнозам, к концу 20-го века, если бы не было войны, репрессий, у нас было бы 600 млн. население. Мы стали бы прямыми конкурентами Соединенных Штатов по уровню экономического развития. Конечно, могли возникнуть и другие проблемы, но в тот момент Россия попала в капкан своих исторических иллюзий, великодержавного тщеславия.

– Были ли те, кто пытался предотвратить войну или те, кто мог, но по каким-то причинам этого не сделал?

– Пожалуй, никто уже не мог. Все европейские монархи почему-то к войне отнеслись очень легкомысленно. Каждый считал, что это будет прогулка, которая завершится именно его персональным триумфом. Какие были для этого основания? Да никаких. Но все считали именно так. Они не думали, что это будет страшная мясорубка, миллионные жертвы, что это кончится развалом трех империй – Российской, Австро-Венгерской и Германской. И в результате Европа станет более опасным, проблемным регионом мира,  а в итоге все это перейдет во Вторую мировую.

Все хотели победить и вернуться домой, овеянными славой под аплодисменты своих народов. Однако уже первый год войны показал, что этим иллюзиям не суждено сбыться. Абсолютно все воюющие стороны были разочарованы, никто не чувствовал себя в шоколаде. Но уже было поздно.
Безусловно, были те, кто не хотел войны. Распутин, например…

– Роль Распутина в судьбе России преувеличивают или, наоборот, недооценивают?

–  Это очень сложная историческая фигура. Распутин сыграл немалую роль в падении русского престола, внес большую лепту в снижение авторитета русской монархии.

К войне он был настроен очень рационально, считал, что воевать вредно для государства.  Распутин, как мог, использовал свое лично влияние на царскую чету, чтобы донести до правителей свои мысли. Но у него не получилось.  

– Видите ли Вы какие-то параллели с тем, что происходит в мире сегодня? В действиях политических лидеров того времени и нынешних, настроениях в обществе, отношениях между странами?

– Прямых параллелей, как известно, в истории вообще нет. События не повторяются. Отмечу лишь безответственное отношение к опасности большой войны. Когда цели и возможные приобретения преувеличиваются, а угрозы и неизбежные потери преуменьшаются. Еще Ключевский говорил о том, что история ничему не учит, но она строго наказывает за невыученные уроки. И об уроках Первой мировой стоит задуматься.

–  Кстати, об уроках. Многие считают, что сегодня дети плохо знают историю. И это несмотря на огромное количество электронных и печатных источников информации. С чем это связано?

– Пожалуй, дети сегодня действительно знают историю хуже, чем в советское время. За те вопросы, за незнание которых я ставил «двойки» в конце 80х, сейчас я уже не ругаю. И не удивляюсь. Интернет не помогает учить историю. Это не значит что Всемирная паутина –  зло. Потому что технический прогресс не может быть злом, но сам по себе не ведет к увеличению тяги к знаниям. Интерес к истории воспитывается государством. Но не занудливым перечислением наших подвигов и натаскиванием по датам и именам.

История – это детектив без окончания. Поколение за поколением уходят из жизни, и так и не знают, что будет дальше. Существует огромное количество возможных разветвлений сюжетов и вариаций. Безумно интересно на эти темы рассуждать. Но для этого нужна некая степень заинтересованности государства в исторических знаниях детей. Должны быть талантливые учителя, которым будут платить хорошие деньги, не какие-то единые, «правильные», а разнообразные учебники. У нас сейчас тяга не к истории, а скорее к историческим мифам. А нужно развивать тягу к реальной истории, потому что она увлекательнее любого мифа.