Украина: второй раунд

Фактическая капитуляция украинского президента Виктора Януковича перед оппозицией, отменившего по ее требованию ранее принятые законы а также отправившего в отставку «антикризисное» правительство Николая Азарова, свидетельствует не просто о поражении представителей одной политической силы на Украине от другой. По сути, это означает неприятие значительной частью украинского общества идеи о совместном проживании с Россией.

Трудно не заметить, что массовые протесты на Украине проходят отнюдь не под социальными, а под политическими лозунгами. Причем большинство из них были в поддержку сближения с Евросоюзом, а не с Таможенным Союзом, являющимся российской интеграционной моделью.

Создание последнего стало важнейшей задачей Владимира Путина, своего рода идеей фикс по реинкарнации подобия Советского Союза. Следует особо заметить, что для Владимира Путина «собирание» отпавших в 1991 г. территорий стало своего рода его миссией, с реализацией которой он мог рассчитывать на вхождение в историю наряду с великими строителями российской государственности. Кроме того, подобные внешнеполитические достижения должны были упрочить и внутреннее положение в России, поскольку после череды советских старцев, «неудачника» Горбачева и такой неоднозначной фигуры, как Борис Ельцин, успех Путина на постсоветском пространстве должен был показать российскому населению долгожданное появление настоящего сильного правителя» способного на деле восстановить великую державу.

Казалось бы, до последнего времени совсем неудачными эти попытки назвать было нельзя. Так, привлечение в ТС Белоруссии и Казахстан, а потом и Армении, стали важными «достижениями» Кремля.

Благодаря формальному присоединению к этой модели они, с одной стороны, не теряли суверенитета, а с другой стороны, получали как прямые, так и косвенные экономические преференции от России, которая в том числе порой и в ущерб собственным отраслям экономики выбирала подобное взаимодействие. Москве подобные геополитические игры стоили недешево. Достаточно напомнить о том, что с наиболее бедными бывшими советскими республиками ей приходилось расплачиваться крупными суммами как прямых льготных кредитов, на практике оказывавшихся дорогими подарками местным правителям, так и помогать косвенно.

Расчет состоял в том, что постепенно, через углубление экономических связей с Россией, под эгидой которой происходила подобная интеграция, удастся добиться и «политического сближения».

В последний год Москва заметно усилила свои действия на данном направлении. Тем не менее, несмотря на все эти достижения, создание Таможенного Союза без Украины, одной из «колыбелей» российской государственности и важной в прошлом части как Российской империи, так и Советского Союза, фактически теряло смысл. Её присоединение к российской интеграционной модели должно было стать важнейшим приобретением, самой яркой жемчужиной в российской «короне».

В 2013 году «битва за Украину» между Западом и Россией вступила в решающую фазу. Тот же ЕС после наблюдаемых разочарований с прибалтийскими государствами, а также рядом восточно-европейских стран, особенно Болгарией и Румынией, которые явно не вовремя стали для него экономической обузой и источником массовой миграции неустроенного населения, казалось бы, должен был усвоить урок в плане интеграции со слабыми по уровню развития странами. И наступать для него на одни и те же грабли в отношении куда более крупной Украины было бы глупо.

Тем не менее, когда Кремль стал форсировать продвижение идеи Таможенного Союза на украинском направлении, Запад предложил Киеву альтернативный вариант. Разумеется, можно много говорить о конкретном наполнении этого предложения и в том числе о том, что в ближайшие годы Украине мало что светило в плане реального вхождения в Евросоюз. Важно, что её поманили возможностью иной жизни.

Впрочем, Брюссель и особенно Берлин как один из заинтересованных европейских центров в любом случае делали скидку на ряд привлекательных моментов Украины. Например, наличие у нее своей промышленной базы и многомиллионные трудовые ресурсы, по своему качеству (включая уровень образования и наличие желания работать) представлявшие большую ценность по сравнению с многочисленными мигрантами из арабских и африканских стран. Тем не менее, в данной ситуации это были второстепенные моменты.

Важнее то, что подобные территории Запад традиционно рассматривал главным образом лимитрофами, своего рода прослойкой или прокладкой безопасности между Западом и непредсказуемой и опасной с их точки зрения Россией.

Переход даже в том виде, как это виделось из Брюсселя и Вашингтона, Украины на пророссийскую орбиту, был для Запада недопустим именно этой с точки зрения. О серьезности российской игры для него стало сигналом срочно озвученная Кремлем готовность выделить для все более погружающегося в экономический кризис Киева 15 млрд долларов помощи, которую изначально давать ниато не собирался.

Учитывая наличие серьезной базы недовольных, заметно увеличившейся из-за общего ухудшения ситуации в стране, раскачать её в нужном направлении не представляло большого труда. Но почему же для значительной части украинцев, вышедших на улицы, оказалась столь притягательной идея именно ЕС, а не Таможенного Союза?

Если ориентироваться на российские государственные телеканалы, создается впечатление, что украинский хаос создали многочисленные националисты и тайные иностранные финансовые потоки, выделенные на их поддержку. Впрочем, далеко не всегда этих «националистов» удавалось предъявить телезрителям «в живую»,  а в одном из случаев, когда это сделать вроде бы удалось, снимаемые «бандеровцы» за кадром неожиданно начали переговариваться между собой на чистейшем русском языке.

Но как бы там ни было, без помощи прочих украинцев так называемые «западенцы» (которые, если верить многочисленным российским политологам, и сыграли основную роль в этом процессе) в лучшем случае смогли бы овладеть лишь зданиями администраций в своих западных областях. В нашем же случае мы наблюдаем не только успех на западе страны, но и в Киеве, где и решается дальнейшая судьба интеграционного процесса.

А это лишний раз свидетельствует о том, что проблема здесь стоит гораздо шире. Дело в том, что за время, минувшее с момента распада Украины, отношения между двумя «братскими республиками» и, соответственно, многими представителями населявших их народов, заметно изменились. Ельцинский период, когда стороны во многом были заняты собственными проблемами, кое-кто в Украине не случайно называет «временем растущей отчужденности», которая впоследствии сменилось эпохой «газовых войн», целью которых было заставить Киев понять свое место и делать то, что диктуют из Москвы.

И в этой ситуации все меньше оставалось места для выражения братских чувств. Более того: год от года отчуждение только росло. То, что Россия ввела для граждан Украины упрощенный режим въезда и пребывания на своей территории, как ни странно, тоже не способствовало росту симпатий украинцев. Те из них, кто выезжал на заработки в Россию, привозили оттуда зачастую далеко не самые позитивные впечатления. И дело даже не только в том, что в России они встречали со стороны работодателей отношение не столько братское, сколько снисходительное-пренебрежительное, как к бедным деревенским родственникам. Кроме того, иностранцы-гастарбайтеры постоянно и повсеместно подвергались давлению и поборам со стороны представителей правоохранительных органов. Эту же картину дополняла прогрессирующая дороговизна жизни в России по сравнению с рядом западных стран. Достаточно вспомнить в этой связи стоимость аренды жилья в Москве и некоторых европейских столицах.

Еще одна серьезная претензия, которую высказывают в последние годы многие украинцы, побывавшие в России – это массовый и неконтролируемый наплыв представителей ряда южных республик, которым по причине тех же уже упомянутых выше геополитических амбиций Москва предельно упростила въезд и пребывание в стране.

За годы, минувшие с момента распада СССР, люди с той и другой стороны уже утратили общность мировоззрения, которое давало ощущение проживания в едином пространстве и подобная отчужденность, обусловленная разницей культур выросшего после 1991 г. поколения, неудивительна. Различие жизненных ценностей у представителей разных мигрантских общин в силу иного образовательного уровня, воспитания, а также религиозных особенностей совсем не вызывали у многих украинских граждан, находящихся на российской территории, желания интегрироваться с ними в единое целое, пусть даже аморфное и имеющее довольно размытые очертания как Таможенный Союз.

Опасения относительно того, что по мере дальнейшей интеграции часть мигрантского потока с юга хлынет в тот же Киев со всеми вытекающими из этого последствиями, возникали не только в Украине, но и на Западе. Не случайно, что недавно Брюссель дал ясно понять Москве, что надеяться ей на отмену виз с ЕС при условии открытых границ с центрально-азиатскими государствами не приходится.

Важным показателем настроения украинцев служит и то, что год от года все большее их число отправляется на заработки не в Россию, а в европейские страны. При этом значительная часть украинского бизнеса, особенно мелкого, уже давно ориентирована на соседние государства Европы и потому сама мысль о каком бы то ни было объединении с Россией кажется им дикой и абсурдной.

Остроту проблемы для Москвы придал и тот факт, что ей до сих пор не удается воспользоваться в своих интересах миллионами этнических русских, проживающих в Украине. И индикатором крайней неэффективности работы Кремля в этом плане служит то, что украинские переписи населения раз от раза демонстрируют заметное снижение тех граждан этого государства, которые ранее называли себя русскими.

Многие в России не могут принять и понять серьезного изменения менталитета братского народа и высказывают горькое разочарование относительно слабой реакции Востока Украины и якобы нерешительного поведения Януковича, который-де не раздавил «фашиствующих бандеровцев», бесчинствовавших на улицах.

Действительно, за подобные действия, включая применение силы в отношении представителей правопорядка, даже в демократических государствах демонстранты действительно в лучшем случае отделались бы серьезными сроками тюремного заключения. Однако именно такое поведение Виктора Януковича было совершенно прогнозируемо. Он, учитывая некоторые пункты его биографии, изначально не годился на роль Богдана Хмельницкого, да и времена сейчас не те, чтобы можно было ожидать от него резких политических телодвижений. Кроме того, сменяемость власти и почти неизбежная потеря ее Януковичем в 2015 году заставляет его думать о своем собственном будущем. Плюс к  тому, традиция ведения государственной политики странами третьего мира вообще заключает в себе постоянное лавирование между более сильными державами, подразумевающее, что при любом подходящем случае Украина уйдет с более перспективным кавалером.

Еще на протяжении XVII – XVIII века гетманы, являвшиеся выразителями и носителями власти на Украине, попеременно меняли свою политическую ориентацию, лавируя между Российским государством, Польшей, Османской империей и Крымским ханством.

Похожим образом действует сейчас и Янукович. И поэтому даже попытка вообразить его выразителем российских интересов попросту смешна. До недавнего времени он балансировал не только между Россией и ЕС, но и демонстрировал готовность на особые отношения с Китаем. Достаточно вспомнить его переговоры с Пекином относительно продажи и аренды крупной площади сельскохозяйственных земель и крымских портов.

Получив в конце 2013 г. кажущееся ему на тот момент более выгодное предложение с российской стороны стоимостью в 15 млрд долларов, он продемонстрировал соответствующую реакцию на сближения с Москвой. Однако, столкнувшись с растущим сопротивлением сторонников евроинтеграции, был вынужден очень быстро остановиться.

Почему? Следует заметить, что первые реальные попытки применения силы со стороны правоохранительных органов против участников «Евромайдана» не привели к желаемому властям результату. Во-первых, со стороны Запада последовало серьезное давление и даже угрозы, во-вторых, ограниченное применение силы не заставило сторонников евроинтеграции разойтись. Напротив, число их стало только увеличиваться.

Теоретически Янукович мог бы пойти на дальнейшее обострение. Но это только теоретически. Ведь в этом случае он отрезал бы себе пути к отступлению. Более того: этот выбор означал бы однозначную ориентацию в пользу России. Тогда как вполне осязаемые материальные интересы украинская политическая и экономическая элита имеет и на Западе.

Янукович очевидно не захотел хотел превратиться в некое подобие постпреда российского президента, да и то не во всей Украине, а только в тех областях страны, которые бы за ним пошли. Тут его тоже можно понять.

Жесткое применение силы также не гарантировало Януковичу успеха. Многочисленные исторические примеры наглядно показывают, каким может быть развитие событий в тех случаях, когда власть неверно оценивает ситуацию и объем собственных ресурсов для силового подавления выступлений. И осторожный Янукович вовсе не стремился сунуть голову в петлю, которая неизбежно затянется в случае неудачного для него исхода. Пример соседней Румынии и судьба взявшего на себя диктаторские полномочия Чаушеску у него на глазах.

И хотя градус недовольства в Украине не достиг подобной точки «кипения», переход волнений от одной стадии к другой может быть очень быстрым. Особенно, если власти решатся на серьезное кровопролитие, при котором дальнейший диалог уже будет невозможен.

Авторитет Виктора Януковича как носителя власти сейчас очень низок, в том числе и среди «силовиков». Отдав приказ о силовом разгоне «Евромайдана» он рисковал столкнуться с тем, что выполнять его будет просто некому. Более того: учитывая нестабильную ситуацию в стране, оружие может повернуться как раз в сторону того, кто отдал подобную команду.

Не удивительно, что в в ряде украинских регионов милиция и даже отряды «Беркута» практически без сопротивления впустили протестующих в административные здания. Ведь ранее, в конце ноября – начале декабря 2013 г. при попытке силового разгона выступлений Янукович не смог взять на себя ответственность за подобные действия и обвинил в произошедшем руководство правоохранительных органов, хотя всем было ясно и понятно, что подобный приказ мог быть отдан только президентом. Не удивительно, что когда ситуация в необходимости применения силы повторилась, нашлось мало желающих биться с толпой, чтобы в очередной раз рисковать попасть в козлы отпущения.

Януковича не поддержали и прочие силовики. При наличии тех силовых структур, которые имеются на Украине, ему до сих пор не удалось использовать всерьез никого, кроме «Беркута» и внутренних войск, да и среди личного состава последних уже много колеблющихся. При этом значительная часть киевской милиции вела себя по отношению к происходящим событиям не просто пассивно, но и в ряде случаев фактически участвовала в блокировании баз «Беркута», зато нередко почти беспрепятственно пропускала оппозиционеров.

Нельзя считать лояльной силой президенту и военных. Несмотря на появляющиеся на сайте украинского Минобороны призывы к Януковичу навести порядок в стране, это не является реальной позицией военных. Например, попытки перебросить в Киев часть армейских подразделений остались неудачными по причине нежелания их личного состава участвовать в защите существующей власти. Также появлялись и другие индикаторы, свидетельствующие о том, что далеко не все военные являются её опорой, в том числе и заявления в духе «армия вне политики».

Таким образом, складывается своеобразная ситуация, при которой центральная власть ослаблена и уже мало что значит, поскольку она дала слабину и наглядно продемонстрировала собственную уязвимость.

Вопрос в том, что будет дальше. Считать, что Россия в Украине проиграла в пух и прах, еще рано. Ситуация с попытками захвата оппозицией административных зданий наглядно продемонстрировала слабость позиций противников интеграции с Россией не только в южных и восточных, но и ряде центральных областей страны. И нельзя исключать того, что с помощью экономических рычагов Москва еще сможет на какое-то время изменить ситуацию в свою пользу.

Очевидно, что уступать Москва пока не собирается. Разумеется, Россия может и дальше давить на Украину ценой на газ и таможенными пошлинами, но это не прибавит ей авторитета и любви среди украинцев. В этой связи возникает принципиальный вопрос: а зачем нам такой партнер, которого принудили к «брачному союзу» силой, и который в любой удобный момент может перебежать на другую сторону?

Неуступчивость с обеих сторон может привести и к реальному распаду плохо скроенного украинского государства и делению Украины на части в соответствии с симпатиями населения тех или иных областей. Но ситуация, при которой Москва будет довольствоваться несколькими областями Украины, а не всей страной, вряд ли будет приемлема Кремлем.

В этой связи одним из выходов видится в достижении соответствующих договоренностей между Москвой и Берлином как одним из ведущих центров принятия решений в ЕС, несмотря на то, что кому-то это может показаться новой версией пакта Молотова-Риббентропа. Именно Россия и Германия могли бы взять ответственность за свою часть Украины. Впрочем, уже одна эта гипотетическая возможность нервирует Вашингтон, который неоднократно демонстрировал соответствующие сигналы всем сторонам, не желая их усиления за счет украинских интересов.

Будет ли произошедшее для нас уроком? Может быть, следует начинать здесь с того, чтобы сконцентрироваться на собственной привлекательности и уже потом добиваться подобной любви, а не заниматься грубым «склонением»? Увы, как показывает практика, мягко действовать мы не умеем. Собственную «мягкую силу» применяем так, что лучше бы уже этого и не делали. Наглядным проявлением этого служит то, что сейчас в Украине нет крупных политических сил и политиков, которые бы защищали и отстаивали российские интересы. Мы их попросту не смогли воспитать хотя бы в силу того, что наше взаимодействие с общинами «Русского мира» в Украине сводилось, главным образом, к директивным указаниям и назначениям, что препятствовало выстраиванию действительно партнерских отношений.

С другой стороны, повышение собственной привлекательности достигается и через усиление собственной экономики. А это может быть достигнуто в том числе путем вложения средств не в другие страны, как это происходит сейчас с бывшими советскими республиками, а в собственное развитие.