13 июня 2013, 16:55 Вячеслав НЕМЫШЕВ, Камчатка – Москва, фото автора
Каждый год в мае учёные-биологи из Камчатского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии садятся на вертолёт и на несколько недель улетают в труднодоступные места Камчатки. Задача – дать прогноз рыбакам, сколько морского деликатеса – олюторской сельди можно выловить без ущерба для популяции. В такую экспедицию вместе с учёными отправился и корреспондент «АН».
Сельдиевый царь
«Этого негодяя Бонка рекомендую уволить по сокращению штата!..» Так начинает рассказывать одну из своих любимых историй неутомимый рассказчик Бонк. Его – молодого и амбициозного учёного – за строптивый характер сначала хотели уволить, а потом посадили на «селёдочную» тему.
«Вернее – сельдиевую, – поправляет Бонк. – Селёдка – на кухне в сковородке». Доцент кафедры водных биоресурсов Александр Бонк уже 30 лет занимается оценкой нерестового запаса олюторской сельди – знаменитой корфо-карагинской популяции. Бонку пятьдесят, он кругленький, румяный и носит мичманские усы. Основное место работы – старший научный сотрудник в Камчатском научно-исследовательском институте рыбного хозяйства и океанографии (КамчатНИРО).
На двухмоторном скрипучем самолёте летим из Петропавловска-Камчатского на север полуострова, в залив Корфа. Бонк тревожно смотрит в иллюминатор и качает головой: под нами неблагополучная ледовая обстановка. С высоты кажется, что крупную соль рассыпали по зелёному стеклу прибрежья. Всё ниже. Ближе к заливу Гека, береговой черте бухты Анапка, «соль» превращается в пенопластовые торосы пригнанного штормами льда.
Корф – бывший посёлок тысячи на три жителей. Назван так в честь барона Андрея Николаевича Корфа, исследователя северных земель, однокурсника Пушкина по лицею. На стенах местной школы надписи: «Корф прощай!», «Последний выпуск 200...». Посёлок, как известно, был закрыт после землетрясения. На пирсе, где неприветливые тётки ловят камбалу, стоит портовый кран-«импотент» с упавшей стрелой.
Справка «АН»
Камчатский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии (КамчатНИРО) основан в 1932 году. Сотрудники института занимаются исследованием камчатского шельфа, прилегающих к нему акваторий северной части Тихого океана, Охотского и Берингова морей, внутренних водоёмов Камчатки. Главная цель всех научных разработок – рекомендации рыбопромышленному комплексу: сколько рыбы выловить, чтобы не нанести вреда экосистеме Дальнего Востока.
Рыдания маринистов
Бонк мог бы сделать карьеру, добиться званий в науке, а он четверть века эволюционирует на сельдиевой теме. Разве это эволюция? Но его работа бесценна для рыбаков. Бонк даёт прогнозы, сколько сельди можно будет выловить в этот сезон, чтобы не нанести урона всей популяции знаменитой на весь мир олюторской сельди. Она нерестится так, что художники станут рыдать от живописности действия.
Александр Бонк
Мы две недели ждали подхода косяков. Утром садились в вертолёт и начинали облетать традиционные нерестилища. Камни Драхенфельса. Банка Жуковского. Гавань Сибирь. Пролетая над посёлком Вывенка, куда нет наземных дорог – только по морю, вижу радужные разводы солярки на воде. Над Ильпырём зависаем, ссаживаем попутчиков с баулами. Вертолёт касается льдины колёсами. Бежим по льду к полынье, там коряк ловит навагу и корюшку. Термометр – в воду, взяли замеры. Бр-р-р... Жить в Ильпыре!
Необычна жизнь на «крайних северах». Для человека городского удивительно, что с районного центра домой лететь на вертолёте. Посёлки расположены на растянутых пляжах, на косе. Когда-то вокруг небольших промысловых артелей и заводиков строили жильё, дома, потом появились в Корякии крупные рыболовецкие колхозы, заводы, посёлки: Корф, Вывенка, Ильпырь. Основной вид рыбацкого промысла – добыча олюторской сельди.
И опять вертолёт. Дверь открыта, и хорошо видно дно, как будто засаженное подводной свёклой или баклажанами. С четырёхсот метров глубина совсем теряется, мне кажется, что можно пробежать по ровным зелёным грядкам...
Облетаем залив Гека, садимся у мыса Толстый. Здесь древний утёс, где можно найти доисторические окаменелости. На горизонте танцующие льды. Бонк посылает молодого сотрудника, и тот бредёт по мелководью с термометром. Стотонные глыбы льда на тонких сваях, подмытые отливом. Под ногами несётся вода – начался прилив. Вода так быстро прибывает, что становится страшно – затащит под глыбы, закружит...
Справка «АН»
Олюторская сельдь. Корфо-карагинская популяция. Считается одной из самых крупных разновидностей сельдиевых – 800–900 граммов при длине до 39 сантиметров. Отличается особыми вкусовыми качествами.
Добро пожаловать, сельдь
Долго ждали прихода сельди. Прилетели к одному коряку в гавани Сибирь. Он жил на высоком берегу: натянуты сети, в доме пахнет навозом. Сыро, весна. Коряк тоже ждёт сельди. Кот и собака ждут. Коряку привезли хлеба, макароны и водку. Он садится около очень старого пса. Смотрит не моргая, и пёс храпит под его рукой. Очень послушные люди коряки, они нам помогают собирать сведения об олюторской сельди, отдают пойманные особи для исследований.
Уже в посёлке Корф во дворе дома по улице Лётчиков, где нам сдавали комнаты, Бонк резал сельдь. Я разделывал замёрзшие тушки зайцев – подарок Бонку от местных охотников. Под руками Бонка сельди вспарывались и из них вынималось содержимое, а двое молодых учёных-вирусологов отбирали материал для анализов. С зайцев просто сдирали мёрзлую шкуру и варили рагу. Закусывали. Водки в Корфе залейся – три прилавка. Людей живёт немного.
Загудело – прилетел самолёт. Автобус забирает народ и везёт к переправе в Тиличики. «Тили чики» переводится с корякского как «крыло чайки». В новых, отстроенных после землетрясения, Тиличиках взлётную полосу сделать невозможно – рядом гора. Поэтому закрытый Корф навсегда останется аэропортом.
Рыба пошла дней на десять позже, чем ожидали. По мнению Бонка, невозможно просчитать математически такие природные явления, как нерест.
– Природа не берёт взяток, и вряд ли кому удастся договориться с ней о такой малой вещи, как, например, нерест сельди. Когда придёт срок, тогда и пойдёт рыба к камчатским берегам, – философствует учёный.
Когда тёмными пятнами и полосами на дне океана появились первые косяки, стало понятно: основные силы олюторской сельди уже на подходе. Нерест начался мощно. Буквально на глазах поверхность океана окрашивается в немыслимые цвета – от глубоко нефритового до салатовых оттенков. На самом деле цвет выметанных половых продуктов сельди белый, но морская вода создаёт эти антикварные оттенки зелёного. Молоки поднимаются со дна на поверхность, соответственно становятся светлее, белее, оттого и получается – будто разлитая по морю акварель. В отличие от лосося сельдь не погибает на своих нерестилищах, но с ней случается замор. Её приходит так много, что она давит сама себя. Серебристая с отливами сельдь остаётся на прибрежной гальке и ламинариях.
Из северных дневников: «С высоты птичьего полёта сквозь облака и дымку виден синий океан, по которому жидким нефритом растекается сперма корфо-карагинской сельди. В науке не говорят «молоки», говорят – «сперма». Северной весной преобладают ещё холодные цвета.
Опускаемся ниже и ниже, увидели наконец рыбу – она плещется, бьётся, нерестится, брачуется. Сильнейший инстинкт размножения. Я подумал, что это единственный и неоспоримый смысл жизни вообще – вперёд к будущим поколениям.
Сельдь, оплодотворив друг друга, уходит, освобождая место вновь и вновь прибывающим косякам. Не говорите «селёдка», а говорите – «сельдь». На обратном пути, когда вертолёт заваливало то влево, то вправо, а ветер дул в лоб и сбоку, я подумал, что «метаться» происходит от словосочетания «метать икру». Чего ты мечешься? Размножайся. Нерест проходит, мёртвую рыбу смывает приливом».
С природой спорить – рыбаков смешить!
Бонк ходит по берегу, осторожно перешагивает через сотни серебристых телец «заснувшей» сельди (тельца с выклеванными глазами – чайки уже полакомились). Что-то говорит негромко сам с собой, потом пишет в блокнот.
– Нужно считать заморённую рыбу, чтобы делать научные выводы и прогнозы по ОДУ – оптимально допустимым уловам. Это в первую очередь необходимо для рыбопромышленников. Если не считать живую и мёртвую рыбу, то как узнать, сколько её ещё осталось в океане? Выловят безрассудно всю. И всё. А селёдку под шубой все любят! – деловито объясняет он.
Эволюция учёного Бонка связана с судьбой корфо-карагинской популяции.
– В 60-е годы на севере Камчатки сельди было так много, что из-под идущих сейнеров летела рубленная винтами рыба. Однако в 2005 году из-за резкого падения численности популяции промышленный лов запретили совсем. А в 2010‑м «серебряное чудо» повалило валом. И в позапрошлом тоже. Сегодня корфо-карагинского гиганта пришло не так много, как прогнозировали. С природой спорить – рыбаков смешить! – резюмирует Бонк.
Он взрослеет и становится мудрее как человек и учёный. Но всё такой же жизнерадостный и стремительный в подсчётах живой и мёртвой рыбы.
