Всем Валерам нашего печального отечества, поставивших своих благодетелей на бабло, посвящается это удивительно грустно-кричащее стихотворение, в котором автор впервые увидел в себе задатки экстрасенса.
Я написал его под коньячок в маленьком ресторане на Никитской в начале прошлого года. Используя «мобильный», как говорят, на коленке, когда ждал Люсю, а она всё не приходила. Люся так и не пришла, позвонила, велела закрыть счёт, поймать такси и срочно ехать на Калужскую, на именины Ларочки из Газпрома, где уже начал тусоваться серьёзный политический и экономический бомонд.
Когда я приехал к Ларочке, гости были уже навеселе.
- Это мой муж Ферапонт, гениальный поэт, между прочим, и прозаик одновременно, - представила меня Люся компании.
- Быков рядом не стоял, - подтвердила изменница, махнув фужер шампанского, и засмеялась переливчатыми колокольчиками.
Я немного засмущался, вытер лоб тыльной стороной руки и попытался отшутиться, сказав, что на трезвую голову своих стихов не читаю. Впрочем, также и никаких других тоже.
- А мы это дело быстро поправим, - подсуетился коллега Ларочки господин Захребетников, протянул мне большой бокал «белуги» и столовую ложку чёрной икры.
- Не посрами, Ферапонт, ты не представляешь себе, какие у нас сегодня гости, - шепнул он мне откуда-то глубоко из утробы.
Я коротко взглянул на жену, она молча кивнула, и я выпил всё до нижней кромки. Закусил икоркой, заглотил пару оливок и осоловел. В смысле не вырубился, а почувствовал себя певцом природы. Но не до конца, конечно, внезапно уловив на себе пристальный, испытующий взгляд непьющей части компании. Так смотрят бывалые охотники на дрозда, соизмеряя убойную силу заряда с тщедушностью цели.
Особенно меня беспокоил один из них, который вальяжно сидел на диване, закинув ногу за ногу. Он иногда лишь слегка прищёлкивал пальцами, а всё вокруг сразу приобретало благообразие и ненавязчивое скромное величие. Его окружение так порхало и цокало, что ничего ни мешало, ни топало.
Люся мне часто говорила, что я дурак в практически-прикладном смысле этой жизни, но порой бываю очень неглупым, когда это не касается её конкретных проявлений. Я попросил ещё рюмку водки, выпил и начал читать.
В том городе грязном и сером
Едва только солнце взошло,
Валера, Валера, Валера!
Украл воровское бабло.
Я с Путиным грёб на галерах,
Пудовую цепью звеня.
Валера, Валера, Валера!
Зачем ты подставил меня?
Я метил на должность премьера,
Чтоб властью накушаться всласть.
Валера, Валера, Валера!
Какая ж ты, собственно, мрасть!
Моя завершилась карьера.
Разрушен надёжный причал.
Валера, Валера, Валера!
Ведь я за бабло отвечал.
Скрываюсь у баб в шифоньерах,
И света пугаюсь как моль.
Валера, Валера, Валера!
Ты мне наступил на мозоль.
Уж лучше б тебя пионера
Замучил маньяк педофил.
Валера, Валера, Валера!
Чтоб дальше ты, сволочь, не жил.
Питаюсь надеждой и верой –
Прозреет народ воровской
Валера, Валера, Валера!
Я бить тебя буду с тоской,
Что дружбу попутал с химерой,
На байки купился как лох.
Валера, Валера, Валера!
Уж лучше б ты в зоне подох!
И нету наглядней примера,
Как только я встал на крыло,
Тупой уголовник Валера
Украл воровское бабло.
И нет ни надежды, ни веры –
Всем правит вселенский обман.
Идут в неизвестность галеры
В угрюмый седой океан.
Сломала судьба флибустьера.
Как раб на галерах гребу.
Одно лишь утешит, Валера.
Твой абрис в дубовом гробу.
А Путину – не до галеры.
Сидит себе в тёплом Кремле.
Валера, и все и Валеры,
В земле ваше место, в земле!
- Это правильно, по-христиански, по-доброму сказал высокий гость, поднявшись с дивана. А то ведь как теперь получается – то в крематориях жгут, то в цемент закатывают. Никакой гуманности.
Смело, но Быков поострее будет, а Пушкин малька пограмотней. Но Валеру вашего мы обязательно вычислим, и того кому он насолил тоже склеим. И закатаем обоих как следует. Обязательно. А как же иначе? Наше дело правое. Мы победим.
Через год я понял, что Валеру вычислили, а Толю потихоньку склеивают, но мне это не доставило никакой особенной радости, кроме «спасибо за сигнал» и именного кортика. А как же иначе? Поэт в России более стукач, чем менее при всём притом оракул.