Ему 60 с лишним. Много курит. Может подпустить ядрёное слово. Всесоюзная слава пришла много-много лет назад, когда он спел: «Как молоды мы были!», песню, звучавшую из всех радиоприёмников великой страны, написал музыку и исполнил песни к киношедевру «Романс о влюблённых». Открыл нам русский рок-н-ролл. А недавно выносил и родил оперу «Мастер и Маргарита» по роману Михаила Булгакова.
«АН» расспросили Александра ГРАДСКОГО о его отношении к религии, к официальной церкви, о нравах сегодняшней власти. А главное – о том, как жить дальше.
«Геростратки» в храме
– Александр Борисович, каково ваше отношение к попыткам Русской православной церкви влиять на светское общество, навязывать свои требования всем, вплоть до суда?
– Я убеждён, что Русская православная церковь действует из благих побуждений и предлагает высокоморальную идею. Но, наверное, не стоит ничего навязывать. Идея христианства, православия настолько высока, настолько всеобъемлюща, божественна и прекрасна, что если ты сам не хочешь к ней прийти, то это дело твоё, однако при этом лишаешь себя чего-то высокого и необходимого.
– А если тянут на аркане?
– Зря. Если ты сам туда не хочешь, то толку от тебя там нет. Если не хочешь приблизиться, очиститься рядом со светом, то мне, как верующему, ты рядом не нужен. Живи своей жизнью. Но тогда у тебя может не остаться канонов, критериев – как нужно жить, как вести себя, что главное в твоём существовании.
А дело государства – реагировать на явное безобразие – для этого и написаны законы. Только применять законодательство надо бы с умом. Человек же часто совершает безобразие по природе своей. Например, некоторым не хватает славы Герострата – прославиться любым путём. И дураки им в этом только помогают – раздувают скандал, прославляют, осуждают, короче, участвуют.
Не хочу много говорить об этом, потому что оценивать безобразие с любой стороны, даже порицая, – всё равно участвовать в безобразии. Другого слова просто нет в русском языке. Я пытался подобрать. Кощунство? Это очень серьёзно, это когда сумасшедший рубит топором иконы или убивает священника. А данное «событие» – просто безобразие, о котором не стоит говорить.
– Вы переосмыслили роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», пропустили его через себя. Он действительно, как говорят некоторые представители РПЦ, был продиктован автору дьяволом?
– Есть большая разница между верой и её атрибутикой. И хотя Книга – Библия – есть, но – сколько людей, столько и её трактовок и пониманий. Поэтому то, что говорит тот или иной священник, в особенности на телевидении, которое, на мой взгляд, зачастую просто дьявольское место, не может являться общим мнением церкви. Он не представитель Господа Бога на земле, он служитель его. Мне – верующему православному человеку – в голову никогда бы не пришло кому-то что-то рекомендовать, говорить, как надо жить. У Александра Галича есть такие слова: «Бойтесь единственно только того, кто скажет: «Я знаю, как надо!» Никому не дано право, какой бы хорошей идеей он ни руководствовался, поучать, рекомендовать и осуждать. «Не судите, да и не судимы будете». И даже если кто-то в светской жизни совершает ошибки, ведёт себя неподобающим образом, ты не можешь его порицать или предлагать некий свой взгляд.
Но если к священнослужителю приходит человек и сам спрашивает: «Я запутался, подскажите – что делать?», тогда совершено другое дело. И в этом величие веры и храма, хотя Иисус говорит в одном из апокрифов: «Не стройте мне палат и храмов из дерева или из камня, Храм мне создайте в душе своей». Однако так случилось, что в сегодняшней жизни есть только одно место для истинной веры помимо внутреннего мира самого человека. И это храм Божий. И никому не дозволено его осквернять.
– Вы говорите, что даже Евангелие трактуется по-разному…
– Есть несколько историй о жизни Христа. Тот же Лука жил много лет спустя после Иисуса. Но его Евангелие – каноническое. А вот Евангелия от Магдалины или Иуды, которые жили тогда, – каноническими не считаются. А там потрясающий текст: «Зайдите за дерево – за ним я, поднимите лист – под ним я». И когда кто-то берётся что-то утверждать от имени Его, он высказывает всего лишь своё личное мнение.
Основная идея романа Булгакова, как я считаю: нельзя познать свет, если не познал тьму. Невозможно оценить величие света, если ты не знаешь тёмную сторону жизни, без которой жизнь не существует.
Люди всё те же
– Человек изначально порочен?
– К сожалению. Например, в сталинские времена, сколько человек посадили просто по доносу! Никто же не заставлял писать его на соседа? Но писали, чтобы досталась комната, если соседа загребут. Но человек и велик. И тоже изначально…
– А как в себе победить порочность?
– Наверное, надо её в себе просто не культивировать. То, что называется самоограничением. Я обеспеченный человек. Может, и хорошо иметь свой самолёт или яхту – но зачем? С собой их не заберёшь. А на обслуживание нужно зарабатывать миллион в день, а я на это не способен…
Но я считаю, что мне нужна большая квартира. И ненавижу низкие потолки. Низкие мысли рождаются при низких потолках. При высоких – тоже рождаются. Но в комнате с высоким потолком появляются и высокие мысли. Иначе никак – голова упирается…
Сколько нужно костюмов? У меня нет ни одного. Есть несколько одинаковых рубашек, несколько одинаковых брюк, несколько чёрных свитеров и две пары ботинок. Порвутся – куплю другие…
– Как вы относитесь к тому, что власть денег заменила всё?
– Так было всегда. Но любовь за деньги не купишь. Женщину на ночь – да. А любовь – нет. Дружбу настоящую не купишь. Талант. И много чего ещё…
Совесть власти или власть совести?
– Если перед вами встанет выбор: спеть на Болотной площади на протестном митинге или в Кремлёвском Дворце съездов для «нашего всего» – или посидеть в своей студии?
– На Болотную или другую площадь не пойду – не люблю митинги. Не люблю, когда много людей собираются в одном месте и все начинают орать. Но и выбора у меня такого никогда не было: сидеть в студии или идти в Кремль. Это происходило в разные дни (смеётся). Если бы была назначена запись в студии, то, конечно, не пошёл бы. Но если в свободный день, почему нет. За это, извините, платят. И в зале всё равно сидят просто люди, какую бы должность они ни занимали. Тем более что концерт обычно приурочен к праздничной дате.
– У вас нет пиетета перед властью?
– У меня есть уважение просто к людям. Если мы живём в демократическом обществе, то сегодня ты власть, а завтра – оппозиция. А то кто-то привык, что они власть – и власть навсегда. Я видел Лазаря Кагановича, когда ему уже было 90 лет, в простой булочной. Это был пожилой человек, который всего пугался. То же самое получится и с нынешними, которые себя считают властью навсегда. Сейчас, когда они на трибуне стоят, то чувствуют себя властителями. Или мы сами наделяем их качествами, которых у них вовсе никогда и не было. Россия – вообще страна мифов, и мы сами их создаём.
Человек, который никогда не стирал свои носки и они воняли на всю избу, потом поотрывал всем своим соседям по ссылке головы. Ведь в Туруханском крае над Сталиным все просто посмеивались. А затем он стал совершенно другой персоной. Эта дорога удивительна. Между реальным Кобой – от горшка два вершка ростом и Кобой в парадном белом кителе – пропасть. Он умирает – и десятки тысяч, рыдая, давя друг друга, идут проститься. Как это гениально им было придумано, как он знал голову нашу. Вот кто дьявол во плоти. Не Воланд ироничный, а настоящий дьявол.
– А сегодняшние политики достигают этого уровня?
– Конечно нет. Общество стало очень циничным. Мифы создаются редко. И технология создания мифа сейчас мало кому даётся. Человек не всесилен, он допускает ошибки, над которыми в том же Интернете глумливо издеваются. Я не апологет нынешней власти, но я и не нападатель на неё. Я просто поэт и музыкант. И это главное.
– Но вы смогли бы заменить кого-то из власть имущих?
– Мне никогда в голову бы не пришло сесть в высокое кресло и начать руководить. Потому что это такого уровня ответственность, какой моя голова не в состоянии переварить. Это должна быть особая психофизика у человека. Движение его ногтя отражается на жизни 140 миллионов. Сознание того, что двинул пальцем, а в Сыктывкаре, например, кто-то умер от этого, не дало бы мне спокойно жить.
– Они это понимают?
– Думаю, что да. Но выбор – либо делать, либо нет. Приходится делать… Сегодняшнее начальство пытается аккуратно действовать, как пловец ногой воду пробует, прежде чем прыгнуть. И это, наверное, всё-таки лучше, чем сломя голову – эх! С разбега! Но никто из нас, и они в том числе, не знают до конца, как руководить Россией.
– Но почему если не знают, то хотя бы не советуются, прежде чем решения принимать?
– Совесть должна быть. И у тех и у других. А вот эта самоуверенность – я лучше всех всё знаю! – самая главная наша беда. Результаты наших реформ – в образовании, в медицине, в пенсионном обеспечении – пока никому не известны. Только лет через 20 они будут понятны. И оценены...
– А не поздно будет?
– Конечно поздно.
Два Мастера
– Вы работали над оперой «Мастер и Маргарита» много лет...
– Были опасения в техническом исполнении того, что я задумал. Но появилась возможность на компьютере делать отзвуки, когда эхо предыдущего номера накладывается на начало следующего. И добиваться качественного звучания. Павел Грушко разрешил мне распоряжаться для написания либретто своей пьесой «Было или не было» по «Мастеру и Маргарите». От его подарка я завёлся, начал дописывать стихи, придумывать куски, отрывки, целые сцены, показывал их своим друзьям. Смотрел – какая реакция. И увидел, что улыбаются там, где я хотел, чтобы было смешно. Сидят грустные там, где у меня печальные образы. И в какой-то момент, в 2001 году, решил, что бросаю всё и начинаю «лепить» готовые куски. И семь лет записывал три часа оперы.
– Когда закончили – выдохнули? Скинули груз с плеч?
– Именно выдохнул. Постоянная невозможность прерваться и ощущение зависимости от того, что ты делаешь. А впереди ещё много лет работы. Но когда ты влезаешь, когда проходит год-полтора, то понимаешь, что остановиться не сможешь. Нельзя. Не можешь просто заболеть и умереть, не можешь попасть под трамвай – иначе не закончишь оперу. Начинаешь жить чрезвычайно осторожно. Едешь на машине и снижаешь скорость, примеряешься, куда свернуть, если вдруг кто-то на встречку вылетит. Пусть в кювет, пусть поломаешься, но останешься жив и закончишь. Это психопатия, конечно, но это моя психопатия.
Иногда мучил вопрос – зачем мне делать такую огромную штуку, которая никогда не будет поставлена на то место, которому она, может быть, соответствует? Ведь в России большая, тяжелейшая работа никогда не бывает оценена, пока жив автор.
– «Как ведётся в святой Руси, сколь поэта не возноси…» Вы пессимистично думаете, что «Мастера» не оценят при вашей жизни?
– Так как она того заслуживает – нет. А после? Может, в музыкальных школах будут изучать. А может, и не вспомнит мою оперу никто…
Уникальную концертную программу «Лучшие песни» Александр Градский представит 22 сентября в Концертном зале им. П.И. Чайковского.