«Аргументы неделi» продолжают рассказывать о неизвестных страницах столыпинской реформы, которая должна была привести к победе над голодом в царской России. Но привела к революции и краху самодержавия.
Глядя из будущего
То, что Манифест Александра II об отмене «крепостного права» в 1861 г. и через полвека не достиг цели, оставшись высокопарными словами на бумаге, тогда видели все, а известный кадет А.И. Шингарев даже говорил: «Этот кошмарный аграрный вопрос в России обладает странным свойством Феникса, вновь возрождающегося из казалось бы потухшего пепла».
Столыпин был последней надеждой. Чтобы не разразилась новая революция, пояснял он: «Необходимо дать крестьянину свободу трудиться, богатеть, распоряжаться своей собственностью». А для этого «надо избавить его от кабалы, отживающего общинного строя». Столыпин считал все (!) бедное русское крестьянство «убогим и пьяным», а богатое – «крепким и сильным». И делал категорический вывод, что общинное земледелие отживает свой век повсеместно. Столыпин категорически отказывался понимать, что хорошо немцу, то русскому просто смерть!
И делал ставку в деревне на богатых крестьян, т.е. – на кулаков, особо не задумываясь о происхождении их богатства, которое являлось не результатом лучшей работы, как на Западе, а большей частью итогом обмана своих соседей по общине.
Нельзя сказать, что столыпинские иллюзии вызвали общее умопомрачение среди богатых и власть имущих. Трезвые умы из среды образованных господ, разоблачая несостоятельность Столыпина, сразу вспомнили знаменитого профессора К.Д. Кавелина, который, будучи, как и Столыпин, «западным человеком», тем не менее еще в 80-х годах ХIХ века предупреждал: «Господа, берегите общину, вы помните – это вековой институт». За внимательное обращение с общиной выступал и кадет Шингарев. Он видел в ней не тупиковый путь развития, а многообещавшее начало той «здоровой эволюции», какая заложена с самого зарождения общины в самой ее сути.
Все эти трезвые господа в отличие от самоопьяненного Столыпина понимали, что отказ от общины в России в конечном счете приведет к полному обезземеливанию крестьян и… тем самым ускорит движение к новой революции. Особенно ясно на этот счет выразился другой известный кадет А.Е. Березовский: «Получатся миллионы обезземеленных людей, которых мы сами бросаем в революцию».
Как известно, классы никогда не ошибаются в том смысле, что всегда безошибочно определяют, в чем состоит их главный классовый интерес. Иначе говоря, способствует или мешает то или иное действие власти решению вопросов, связанных с основными нуждами и целями их жизни.
Это наблюдение историков помогает понять, почему крестьяне сами (точнее, под давлением обстоятельств крайней нищеты и невыносимого голода), а не подстрекаемые большевиками, пошли на революцию. Большевики же только воспользовались этими естественными революционными настроениями. Факт самоопределения настроений большинства крестьян подтверждают высказывания их «правых» представителей в III Думе, не говоря уже о «левых». Например, крестьянин Никитюк сказал: «Пусть нам отдадут землю, ту землю, которой мы пользовались еще в 40-х годах. Нас обманули в 1861 г. при наделении землею…» (В этих словах вся правда про истинный смысл Манифеста Александра II об отмене крепостного права.)
Другой крестьянин Данилюк о положении в деревне говорил так: «Загляните в любую деревню, какая там царит голодная и холодная нищета. Крестьяне живут чуть ли не совместно со скотом, в одном жилом помещении. Какие у них наделы? Живут они на 1 десятине (1 десятина равна 1,1 га. – НАД.), на 1/2 десятине, на 1/3 десятине, и с такого малого клочка приходится воспитывать 5, 6 и даже 7 душ семейства… Нам предлагают переселение в Сибирь. Но, помилуйте, господа, переселяться может тот, кто обладает денежными средствами. Но как же нашему голодному и холодному крестьянину, у которого за душой ни копейки, как же ему переселяться? Чтобы по пути помереть голодной смертью?» (Обращаю внимание! Это говорят не «левые», это говорят «правые» крестьяне!)
Курский крестьянин Сушков насчет столыпинского Указа от 9 ноября 1906 г. высказался не менее нервно и резко: «Нельзя голосовать за этот закон, потому что в нем ничего не сказано о тех безземельных и малоземельных, которые в случае принятия Указа 9 ноября останутся совершенно без земли и будут выброшены на произвол судьбы».
Представитель Могилевской губернии Шевцов тоже оказался против: «Указом 9 ноября мы не ублаготворим народ. Он ожидает не разделения наших земель, которые у нас есть, он ожидает каких-либо источников наделения крестьян землею… Дайте нам земли. Я не говорю, на каких условиях, дайте… Без этого, господа, никогда вы не дойдете до мирного и спокойного, так сказать, состояния (рукоплескания слева и голос: «Слушайте, господа «правые»!»)»
Шевцова поддержал киевский крестьянин Сидоренко: «Пока не будут удовлетворены безземельные, до тех пор не будет у нас по России спокойствия».
Крестьянский депутат от Витебской губернии В.Г. Амосенок пояснил, как воспринимает Указ 9 ноября деревня: «Закон 9 ноября полезен крестьянам, имеющим достаточное количество земли». Однако, по словам Амосенка, таких меньшинство – значит, крестьянских волнений не избежать! Эти настроения Амосенок выплеснул как крик души всех крестьян 30 января 1908 г.: «Мы не приехали для того, чтобы наши изрезанные клочки разрывать на мелкие кусочки. Пусть не думает правительство, что от этого страна усмирится и успокоится. Если мне придется 1 десятина земли, все равно я буду кричать, дайте мне земли. Мне есть нечего. Я существовать не могу».
Здесь (для сравнения) напрашивается пример того, как относились к столыпинской сельскохозяйственной реформе «левые» крестьянские депутаты III Думы: «Цель издания этого закона всем известна. Он издан для того, чтобы погасить революционное движение, посеять раздор и вражду среди крестьян, поссорить их между собой и тем отвлечь от стремления отобрать у помещиков землю». Поэтому «левые» крестьяне – за национализацию всей земли!
14 июня 1910 г. Указ от 9 ноября 1906 г. стал Законом, который обеспечивал развитие капитализма в российской деревне через длительный процесс государственного содействия разрушению общины даже там, где она и не думала отмирать. Так начался болезненный и долгий путь движения к сельскому капитализму по худшему «прусскому образцу». А если бы Столыпин наделил землей на равных условиях всех желающих – могло бы начаться быстрое расслоение и разорение сельхозпроизводителей по примеру американских фермеров. И это обеспечило бы тоже болезненное, но зато ускоренное развитие капиталистических отношений в российском сельском хозяйстве. Впрочем, вряд ли Столыпин мог это сделать, так как достаточного количества освоенных земель (для удовлетворения хотя бы самых насущных потребностей каждой крестьянской семьи) для раздачи на равных условиях тогда не было!
«Столыпинская эпопея» разрушила последние надежды крестьян на получение «земли-кормилицы». Впереди их ждали: голод, война и революции, поскольку принадлежавшие им до переселения земли были проданы… Те же, кто всякими правдами и неправдами все-таки получил землю, в конце концов тоже были обмануты столыпинскими обещаниями. Денег для современного ведения сельского хозяйства почти не выделялось, и покупка новой техники, сортовых семян, лучших пород скота и птицы, не говоря уже об электрификации, оставалась несбыточной мечтой вплоть до коллективизации. (Вот почему результаты коллективизации так потрясли специальную американскую разведку, которая увидела в советских колхозах 30-х гг. своего главного аграрного конкурента на мировом рынке. Читайте об этом в книге «Как убивали Сталина»!) В итоге столыпинская деревня оказалась еще более нищей, чем была до Столыпина. Показательно письмо, которое один из крестьян написал в «Новое время» – в крупнейшую газету тех лет, придерживавшуюся сугубо православных взглядов.
Письмо
«Был на войне. Это страшная вещь. Но страшнее войны, когда жена и дети сидят без куска хлеба. Нет земли. В этом все дело! Как мне избавиться от голода? Государство отпустило голодающим 15 миллионов пудов. Это значит, что мне достанется 20 фунтов ржаной муки. Дайте хоть 15 миллиардов, все равно они не насытят. Года на два хватит, а потом – опять голод. Мы говорим барину: «Дайте земли!» А ответ барина (Ну чисто гайдаровский. – НАД.) таков: «Надо уничтожить треть народа – тогда хватит земли на всех». Вы негодуете, мол, крестьяне грабят помещиков. Ну как же быть иначе – голод доводит до этого».
Из этого письма напрашивается вывод: Первая мировая война для царя и помещиков была как избавление, т.е., как нельзя, кстати. А из этого вывода следует еще один, на первый взгляд совершенно неожиданный: оказывается, и для крестьян война была желанной, и ждали они ее тоже – как избавления. Вот крестьянское откровение из той же черносотенной газеты «Новое время». Оно о тех днях, когда «столыпинские галстуки» уже усмирили наиболее отчаянных, однако опасность восстаний не только никуда не делась, но стала еще страшнее, потому что «брожение ушло вглубь». И значит, стал «неизбежен новый взрыв». И вот одного из крестьян, как прорвало, – прямо в лицо помещику он выпалил: «Что же, теперь умнее будем. Зря соваться не станем. Ждем войны. Война беспременно будет, тогда конец вам… Потому что воевать мы не пойдем, воюйте сами. Сложим ружья в «козлы» и шабаш. Которые дымократы, мужички, значит, начнем бить белократов – вас, господ. Всю землю начисто отберем и платить ничего не будем».
Потрясающий факт: все это было напечатано за 7 лет до Первой мировой войны и за 10 лет до Октябрьской революции 1917 г., и не где-нибудь, а в одной из главных царских газет России.
Непоправимое опоздание
Как показали события, даже то, что хоть как-то, но вовремя успел сделать в Германии Бисмарк, непоправимо опоздал сделать Столыпин. Теперь России оставалось одно: неотвратимая буржуазно-демократическая революция, которая неожиданно тоже вместо дел с зимы по осень 1917 г. сама топила себя в словах, и поэтому уже в октябре не могла не вылиться в революцию социалистическую...
Главным показателем провала столыпинских земельных преобразований стало массовое возвращение крестьян из мест переселения. Крестьяне, не получившие достаточного количества земли в родных краях, рассчитывали получить ее в Сибири, Средней Азии и на Северном Кавказе. Но, увы, кончилось это для большинства переселенцев: хождением по чиновникам, столкновением с волокитой и взяточничеством и в итоге окончательным разорением и неслыханными мучениями. А для многих – еще и тяжелыми болезнями и даже смертью… Особенно в так называемых «столыпинских вагонах», которые перевозили людей, как скот, и поэтому обрели не менее дурную славу, чем «столыпинские галстуки».
Почему Столыпин выдохся?
На этот неожиданный для многих вопрос убедительно отвечают воспоминания одного из ближайших сторонников Столыпина С.Е. Крыжановского, который в Министерстве внутренних дел был его замом. Чтобы иметь необходимые доказательства, приведу соответствующие наблюдения. Во-первых, сослуживец отмечает, что Столыпину повезло с политической рекламой, и он предстал в глазах общества как «новый героический образ вождя». Возникновению этого образа способствовали: «высокий рост, несомненное и всем очевидное мужество, умение держаться на людях, красно говорить, пустить крылатое слово; все это в связи с ореолом победителя революции довершало впечатление и влекло к нему сердца». Однако главным во всем этом было, пожалуй, редкое везение почти во всем. Это «был баловень судьбы… Все это досталось ему само собою и притом во время и в условиях, наиболее для него благоприятных». И власти достиг он «без труда и борьбы, силою одной лишь удачи и родственных связей».
Впрочем, для России это не редкость и в наши дни, а в те времена и подавно, о чем свидетельствует сам А.С. Пушкин:
«Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда…»
Что же касается удачи, то существует следующее наблюдение. Кто выигрывает только потому, что ему сопутствует удача, тот в итоге проигрывает, так как удаче свойственно превращаться в неудачу так же неожиданно, как неожиданно было наступление удачи, что и произошло с карьерой и жизнью Столыпина. И происходит это тогда и там, где меньше всего этого ждешь!
…Между тем «драматический темперамент Петра Аркадьевича захватывал восторженные души, чем, быть может, и объясняется обилие женских поклонниц его ораторских талантов. Слушать его ходили в Думу, как в театр, а актер он был превосходный». Да, Столыпин был мастер говорить. А вот что-то делать и, главное, довести начатое до конца – это большой вопрос, на который чаще всего трудно найти убедительные ответы… Да и по уму, – как замечает Крыжановский, – например, предшественник Столыпина на посту министра МВД П.Н. Дурново был выше. И вообще: Столыпин больше выглядел, чем был в действительности выдающимся человеком. На самом деле он не был вождем, но всячески старался изображать из себя вождя.
И «к власти Столыпин пришел в то самое время, когда революция, охватившая окраины, а отчасти и центр России, была уже подавлена энергией П.Н. Дурново». Настоящую стоимость Столыпина можно представить исходя из тех наблюдений и оценок Крыжановского, в которых он сообщает, что на завершающем этапе Столыпин в «физическом отношении был уже почти развалиной» и «сам не сомневался в близости конца». «И в политике своей Столыпин во многом зашел в тупик и последнее время стал явно выдыхаться». Почему? Да потому, что политика его «не была так определенна и цельна, как принято думать, а тем более – говорить. Она проходила много колебаний и принципиальных, и практических и в конце концов разменялась на компромиссах…» И «в области идей Столыпин не был творцом, да и не имел надобности им быть. Вся первоначальная законодательная программа была получена им в готовом виде в наследство от прошлого. Не приди он к власти, то же самое сделал бы П.Н. Дурново или иной, кто стал бы во главе. Совокупность устроительных мер, которые Столыпин провел осенью 1906 года, представляла собою не что иное, как политическую программу князя П.Д. Святополк-Мирского, изложенную 24 ноября 1904 года, которую у него вырвал из рук граф С.Ю. Витте». А знаменитый Указ Столыпина от 9 ноября 1906 г. «был получен им в готовом виде из рук В.И. Гурки». И многие другие «исторические инициативы» Столыпина на самом деле принадлежали не ему, а просто он их «нашел на своем письменном столе в день вступления в управление Министерством внутренних дел». И вот, когда «находки» кончились, «звезда удач» Столыпина тут же закатилась, и он быстро выдохся.
В заключение Крыжановский пишет: Столыпин «первый внес молодость в верхи управления (как же он напоминает этим М.С. Горбачева. – НАД.), которые до тех пор были, казалось, уделом отживших свой век стариков. И в этом была его большая и бесспорная государственная заслуга… Он показал воочию, что «самодержавная конституционность» вполне совместима с экономической и идейной эволюцией, и что нет надобности разрушать старое, чтобы творить новое… В лице его сошел в могилу последний крупный борец за русское великодержавие. Со смертью его сила государственной власти России пошла на убыль, а с нею покатилась под гору и сама Россия».
Историки недаром называют Столыпина «последним рыцарем самодержавия».
Приговор реформе
Отрицательные итоги деятельности Столыпина в целом заставили даже А.И. Гучкова, когда-то одного из наиболее близких ему людей, признать: «Столыпин умер политически задолго до своей физической смерти».
Остается сказать, что реформа, начатая Указом 9 ноября 1906 г., была прекращена в результате Февральской революции постановлением Временного правительства 28 июня (11 июля) 1917 года. Однако самым главным приговором столыпинской земельной реформе стал голод 1911 г., от которого пострадали 30 миллионов крестьян в самых развитых сельскохозяйственных районах. Иначе говоря, каждый пятый человек в России оказался на грани смерти… Такой оказалась цена столыпинских реформ.
Что обещал и что сделал Столыпин
Чем дальше, тем быстрее убывало число сторонников Столыпина. Время все отчетливее доказывало иллюзорность и даже маниловщину принятых Столыпиным мер, которые поначалу действительно обещали и давали желанные плоды. Однако довольно скоро возникавшие последствия стали во многом перечеркивать значение достижений и вместо ожидаемых больших урожаев грозили не то что временным бесплодием, а, скорее полным самоуничтожением всего того, чем так гордилось российское самодержавие. Такой Россия вступила в 1917 г. – год двух революций, последняя из которых потрясла весь мир…
За что только не брался Столыпин, но почти везде его начинания кончались провалом. Хотя – и за это надо отдать ему должное – он искренне старался выправить решение тех вопросов, из-за которых всю Россию взорвала Первая русская революция. Его сын А. Столыпин в своих воспоминаниях перечисляет главные переустройства, затеянные Петром Аркадьевичем, в следующем порядке:
1. Землеустройство крестьян; 2. Сооружение Амурской железной дороги; 3. Воссоздание флота; 4. Вероисповедания; 5. Финляндия; 6. Забота о городах и дорогах; 7. Западное земство. Другие авторы упоминают и многие другие начинания Столыпина. При этом, если сын пытается показать прежде всего успешность первых шагов этих начинаний, то остальные справедливо делают ударение на их последствиях. Особенно убедительно, последовательно и четко сделал это один из лидеров либерализма кадет Изгоев, который, впрочем, во многом сходится с тем, что писал Крыжановский.
Во-первых, Изгоев сомневается, что Столыпин как откровенный националист и «октябрист» (сторонник партии, названной в честь царского Манифеста 17 октября 1905 г.) вряд ли может считаться гениальным государственным деятелем, ибо результаты его деятельности таковы, что приходится гораздо больше сожалеть, нежели радоваться. Неслучайно даже черносотенная газета «Русское знамя» по многим вопросам оценивала Столыпина как заурядного человека с высоким самомнением. Конечно, насчет заурядности, видимо, «Русское знамя» переборщило. В действительности Столыпин заметно выделялся среди «верхов» умением увлечь своей речью (особенно поначалу, пока не выяснилось, что все это больше слова, чем дела), своим бескорыстием в служении самодержавию и, конечно, своим мужеством. Вместе с тем Столыпин был болезненно честолюбив и слишком любил власть. Буквально «цеплялся» за нее, однако, – как вспоминал Изгоев, – «не столько боролся, сколько отступал и подлаживался. Был мстителен. Слова расходились с делом. Сильный ум, но какого-то второго сорта, смешанный с мелкой хитростью и лукавством». Как видим, ужасный портрет – в том смысле, что ужасно точный! Перед нами прежде всего человек, готовый держаться за власть любой ценой…
Так, мало-помалу, в конце концов, Столыпин отказался от своих первоначальных планов и… изменил самому себе! Особенно это очевидно, когда вслед за либералом Изгоевым сравниваешь, что Столыпин обещал с трибуны II Думы, и что он сделал на самом деле.
Столыпин обещал предоставить крестьянам государственные, удельные и кабинетские земли, однако из более чем 9 миллионов десятин к 1911 г. (к концу 6-летней власти Столыпина) была продана всего лишь 281 тысяча, т.е. 3%. Уже один этот показатель свидетельствует о полном провале столыпинской политики. Важно и то, что ни одно из серьезных обещаний, связанных со свободой вероисповеданий, не было выполнено (!), а разрекламированное стремление к неприкосновенности личности закончилось полной ее «прикосновенностью», если можно так выразиться. Больше того, даже попытка питерских мировых судей проверить законность арестов встретила открытое противодействие столыпинского правительства. И административная высылка, за которую потом так ругали советскую власть, была «изобретена» в царские времена и получила при Столыпине новые возможности.
Или, как и сейчас, ставилась задача преобразования «прославившейся» своим беспределом царской полиции. Столыпин хотел оздоровить ее объединением общей полиции с жандармской, но даже это не было сделано, как не было сделано и многое другое из того, что объявлялось. Вместо обещанного решения национального вопроса Столыпин только разжег национальные страсти. Это выразилось, например, в проекте, который, как писал его сын, предполагал: «допустить евреев в городские думы в количестве не более 1/5 всего состава». Видимо, в связи с этим именно еврей Дмитрий Богров (агентная кличка Аленский) стал убийцей Столыпина 1 (14) сентября 1911г. (смерть наступила 5 (18) сентября).