Война отвратительна еще и тем, что эхо от нее раздается долго-долго. Годами, десятилетиями. Даже, если война – приношу извинения за некоторую неуклюжесть формулировки – относительно небольшая. В смысле – не мировая.
Арест генерала Ратко Младича – особо громкое отзвучие кровавой югославской резни, когда народы, состоящие в родстве гораздо более близком чем русские и белорусы, кромсали друг друга на куски, не щадя ни женщин, ни грудных младенцев.
Младич действовал в Боснии и Герцеговине, где сербы составляли меньшинство. Ему инкриминируют, напомню, убийство 7500 мусульман в местечке Сребреница.
Гаагский трибунал, давно запятнавший себя двойными стандартами, поставил Сербии условие: она сдает всех подозреваемых и вступает в ЕС. Не сдает – не вступает. Сдала.
Это так – для канвы. Не мне судить кто прав, кто виноват, кто герой, а кто предатель. Просто, однажды побывав в шкуре «комбатанта» я могу себе ясно представить, что испытывают люди в такие моменты. Не генеральскую и даже не офицерскую точку восприятия. Скромную сержантскую, рождающуюся и врезающейся тебе в плечи из тяжести рации и судорожного сжимания АК – твоей единственной опоры в бою, который неизвестно когда и где вспыхнет.
В подсознании Младича неверняка «сидели» и Косово поле, и более близкий исторически сербокос. Такой специальный, изобретенный братьями хорватами нож. Лезвие вделано в перчатку без пальцев, сбоку ладони. Очень удобная штука. Взмах – кому-то капец. Еще взмах – еще капец. Рука долго не устает – можно резать хоть несколько часов подряд. Рекордсмены – хорваты нередко соревновались кто за определенное время перережет горло наибольшему количеству сербов.
Это не значит, что братья – хорваты не терпели от сербов. В благодушном, насквозь курортном Дубровнике, да в любом хорватском городке в любой сувенирной лавке на видном месте всегда стоит «носитель» - фильм о сербских зверствах: о беспощадного артобстрела того же Дубровника с моря, до Вуковара.
Не важно в данном случае. Важно, что ощущал Младич, воюя за свой народ. Важен тот коктейль чувств из которого возникали приказы и их последствия. Потому что это – ВОЙНА. И Младич делал то, что делают на ВОЙНЕ,
Меня всегда поражала удивительное неумение абсолютно далеких от каких-либо военных действия отождествить себя с воюющим. Хотя бы теоретически. Именно отождествить, поскольку словами описывать это бессмысленно. Просто невозможно. Однако понять такие простые вещи в стиле – война суть кровь и грязь, причем первыми окунаются в нее именно солдаты и далее по иерархии –все-таки не так уж и трудно. Или я не прав? Отсюда логически вытекает: несмотря на всякие бумажки и конвенции, в реальных условиях на войне НЕТ МИРНОГО НАСЕЛЕНИЯ. Кто не успел сбежать из зоны боевых действий – женщина, ребенок, старик – тот ВРАГ. Так и только так он воспринимается солдатом, сержантом, генералом. Такое восприятие – одно из главных условий того, что у тебя есть шанс выжить. Это очень быстро понимается. Ты всем свои существом вдруг усваиваешь – перед тобой не люди. Перед тобой ОБЪЕКТЫ, которые могут убить ТЕБЯ. Если ты не убьешь их. И те, кто думает не так – погибают.
Вот и все. Генерал, офицер, солдат, учиняющий стрельбу с жертвами в МИРНОЕ время - преступник. Но если на войне - вопящий о том, что он преступник и его надо судить, является лицемерной мразью.
Арест Младича раздели людей: кто-то закричал о предательстве сербского президента Тадича – продал голову национального героя за фантомные сребреники; кто-то удовлетворенно вздохнул – убийца должен быть наказан. Нам до этого не должно быть никакого дела. Ни осужденцам Ратко Младича, ни «патриотам», адресующим сербскому руководству упреки в родстве с Иудой. Не нам судить, ох, не нам.
Не нам, потому что у нас сами рыльца в пушку. В огромном таком пухе. Ибо мы – все мы – позволили осудить полковника Буданова. Именно мы – все мы – не смогли защитить капитана Ульмана и его команду. Именно мы сдали их, как сербы сдали Младича.
Особенно четко это должны осознать массы офисных хомяков, которые ныне вопят в виртуальном пространстве о своих обидах от представителей Чечни. Ах, они устраивают пальбу в центрах наших городов, включая Москву. Ах, они носятся по дорогам на дорогущих тачках, угрожая мирным обывателям. Ах, дикари, ах невоспитанные! Доколе терпеть?
Дотоле! А чего вы хотели? Вы сдали Ульмана, который убил ВРАГОВ НА ВОЙНЕ (не в мирное время, мирное время и прикрытие всякими там словесами типа КТО – чудовищная ложь) – так получайте! Это их недобитки носятся в дорогущих тачках, купленных на украденные, кстати (фиговый лист дотаций – это такая же ложь, как и КТО) у ВАС же деньги. Это вы не дали сделать капитану Ульману его работу, и поэтому теперь матери террористов-убийц роскошествуют в столичных апартаментах и ездят по магазинам с мигалками, их сыновья потрясают золотыми пистолетами и пачками покупают престарелых футбольных звезд, а матери убитых НАШИХ воинов ютятся в полуразваленных общежитиях, подчас не имея возможности купит себе хотя бы кусок хлеба. Все это – и многое другое – сделали вы, сдав Ульмана. Хавайте.
У США хватило воли и мужества избавиться от подобных вещей. Да, Америка одной ногой вступила в грязь оплевывания своих парней, клавших жизни во Вьетнаме. Вонючие хиппи орали на возвращающихся воинов, плевали им в лица и пытались срывать с них награды. Но у руководства страны хватило ума спустить на тормозах дело лейтенанта Келли, устроившего резню в Сонгми. Именно ума, такта и прозорливости. Возможно потому, что они смогли отождествить себя с ним. В смысле представить себя на его месте, входящим в эту деревню – со всеми, охватившими его душу чувствами. Келли убивал ВРАГОВ. Спустившие на тормозах данное дело сумели представить себе, ЧТО испытывал Келли, видя своих солдат, приколоченных гвоздями (гуки дедушки Хо обожали изображать таким образом распятие) к тропическим деревьям, усыпанным прекрасными цветами.