По следам романа «Мастер и Маргарита»

Многие из нас читали всемирно известный роман Булгакова «Мастер и Маргарита», но, к сожалению, не все могут прикоснуться к истории и прогуляться по старой булгаковской Москве. В этом путевом очерке я начну свой маршрут у самых дверей метро, продолжу окрестными территориями патриарших прудов и закончу на смотровой площадке при МГУ, то есть именно там, где мастер и Маргарита прощаются с городом и навсегда улетают из Москвы.

Станция метро Маяковская. В ясном небе светит яркое солнце. В воздухе ощущается долгожданное наступление весны и тепла. Глядя на это голубое небо, глаза как будто отдыхают от бесчисленных часов, проведённых перед экраном ноутбука. Взору предстаёт квадратной формы площадь со стоящими в ряд массивными и высоко подвешенными над землёй вечно занятыми качелями. В самом центре площади возвышается бронзовый человек. Он слегка повернул голову вправо и смотрит куда-то вдаль. Руки он заложил за спиной. Слева от выхода из метро прямо вдоль всего здания кипит вот уж несколько лет непрекращающаяся стройка. Это реконструируют фасад здания. Я иду в обход и шагаю вдоль дороги. Слева от себя я вижу огороженную забором территорию сада и здание театра. Справа с шумом проносятся по шоссе автомобили. Я вдруг замечаю табличку и сворачиваю в безлюдный переулок.

Скрипнули ворота. Я оказываюсь внутри необычайно широкой и длинной арки. По обеим сторонам расклеены листовки и афиши спектаклей в здешнем маленькой театре. Я выхожу с другой стороны арки и вижу, что дома со всех четырёх сторон окаймляют пространство, в котором я оказался. Прямо перед собой я вижу широкие окна, выходящие в переулок. Кажется, это фойе или балкон гостиной. Некогда именно в этом здании, кажется, в зале на третьем этаже на одном из вечеров Есенин познакомился с Айседорой. Слева находится вход в музей, а в нескольких шагах в том же доме располагается легендарный подъезд. Я подхожу к нему и жду, пока кто-нибудь выйдет, потому что домофона от этого подъезда я не знаю. Спустя пару минут дверь со скрипом отворяется, и я забегаю внутрь.

Подъезд этот полностью закрашивали более восьми или даже десяти раз. Но поклонники творчества Булгакова продолжают приходить сюда и оставлять послания для Воланда и прочих героев романа. Самое удивительное в этом подъезде, пожалуй, даже не расписанные вдоль и поперёк стены, так что чистого места на них не осталось, а именно потолок. Я всегда задавался вопросом, как люди до него-то ухищряются добраться. Та самая нехорошая квартира находится на пятом этаже. Лифта нет. При входе в подъезд сразу перед глазами вырастает массивная лестница, ведущую вверх. Внутри слабые лампочки своим тусклым светом еле освещают пространство лестничного марша. Солнечный свет просачивается сквозь грязное разбитое окно на одной из лестничных клеток и немного озаряет пространство предзакатным красным пламенем. На подоконнике лежит всякий мусор, так что ощутимы явные признаки чужого присутствия, как будто кто-то сидел на подоконнике. Окно находится почти под самым потолком, так что остаётся только догадываться, кто и как смог на такую высоту взобраться. Если помните, в романе Азазелло нагло вышвыривает Поплавского из квартиры покойного племянника и спускает с лестницы. Киевский дядя скатывается и выбивает окно. Может, это окно ещё с тех пор никто не менял и это оно так и стоит?

Долго здесь находиться незачем. Я быстро просматриваю все рисунки и надписи и спускаюсь вниз по лестнице. Звуки спускающихся шагов эхом отдаются от стен и высоких потолков. Я вижу крупное, в человеческий рост, изображение чёрного кота с примусом в левой лапе. На другом этаже со стены фосфоресцирующими глазами на меня смотрит Гелла. Я дохожу до площадки первого этажа и выхожу из подъезда. Глаза, привыкшие к полумраку, на секунду перестают видеть. Я направляюсь в сторону входа в музей.

У самой двери стоят бронзовые скульптуры неразлучной парочки Фагота и Бегемота с зажатым в подмышке примусом. Клетчатый Фагот почти в два раза выше своего приятеля. Он стоит немного позади, обеими руками держится за плечи низкого толстяка с кошачьей физиономией, как будто отводит его в сторону. На фасаде дома размещена бронзовая гравюра, видимо, изображающая какую-то сцену из романа. Виден силуэт лица консультанта. Он занимает большую часть композиции. Справа от входа стоит высокий фонарь, именно такой, какие во времена написания романа украшали все улицы и парки города. Сейчас такие фонари можно встретить разве что в некоторых скверах в районах старой Москвы. На фасаде здания весит почтовый ящик с короткой и ёмкой надписью «письма мастеру». Ещё немного правее стоит низенькая скамейка, выполняющая, судя по всему, чисто декоративную функцию, поскольку сидеть на ней не очень-то удобно. Может, это та самая скамейка, на которой сидели литераторы и размышляли о существовании Бога?

Я открываю тяжелую скрипучую дверь и захожу в музей. Перед глазами сразу вырастает лестница. Где-то наверху виднеется стойка, за которой стоит работник музея и продаёт билеты на предстоящие экскурсии. Золотисто-коричневого цвета стены уходящего вверх коридора покрыты как будто нарисованными углём изображениями какого-то города и лошадей, скачущих к самой вершине лестничного марша. Потом уже слева от себя можно заметить стеллаж с проспектами и афишами музейных мероприятий и театральных постановок. На середине пути по обеим сторонам друг против друга вырезаны углубления. Всё внутреннее пространство покрыто зеркальной плёнкой. В ней отражаются посеребрённые человеческие фигуры и всё происходящее на лестнице.

Наконец поднявшись, я оказываюсь в узком коридорчике, ведущем к дверям выставочных залов. Весь коридор, начиная полом и потолком и заканчивая тем самым злосчастным трамваем, выдержан в кроваво-алых тонах, что, безусловно, получилось случайно, но символично, поскольку на полу рядом с частью рельс у самого трамвайного колеса лежит отрезанная голова Берлиоза.

Одна из дверей, ближайшая ко мне, закрыта. На ручке двери висит табличка с надписью «тихо, идёт экскурсия». Я сворачиваю налево и оказываюсь в музейном кафе и по совместительству зрительном зале. С одной стороны располагаются витрины с пирожными, на коей стоит самовар и потрепанное меню. Прямо на самой стойке выставлены сувениры и массивный кофейный аппарат. С другой стороны комнаты висит алый занавес. Половинки занавеса раздвинуты в стороны и открывают взору убранство соседней комнаты, которая как раз и является не только ещё одним выставочным залом, но и сценой. А между стойкой и занавесом стоят столики на двоих, диван у самой стены и стеллажи с редкими изданиями переведённых на разные языки книг писателя. На стенах висят портреты в деревянных рамках, а на стеллажах лежат не поместившиеся в шкаф стопки книг.

Из этого импровизированного кафе, в котором мы оказались, открывается панорама, охватывающая всю соседнюю комнату. В дальнем левом углу возвышается шкаф с выдвижными ящиками внизу и стеклянными дверцами повыше, сквозь которые видно его содержимое: пишущую машинку, вырезки из старых газет и листы с напечатанным текстом. На шкафу покоятся патефон с примусом. Вспоминаются строчки из романа, в котором патефон встречается несколько раз и наравне с примусом передаёт атмосферу всей той эпохи: Мастер, припав ухом к оконцу своего подвальчика, слышит звуки патефона; из нехорошей квартиры раздавались звуки патефона, однако поймать её обитателей не представлялось возможным, и так далее. Этот шкаф – одна из так называемых тайных комнат музея. Он отодвигается, а за ним – дополнительное помещение. А у левой стены, подперев её, стоит массивное старинное зеркало в позолоченной раме одной высоты со шкафом, разместившимся чуть правее. Небольшой письменный столик частично заслоняет зеркало. На нём стоит ещё одна пишущая машинка. Гости музея то и дело подходят к ней и нажимают на клавиши. В зеркале отражаются стеклянные полки со старыми и потёртыми письмами, фотокарточками, открытками, фигурками героев и статуэтками. Ближе к выходу из комнаты стоит ещё один книжный шкаф, вот только уже низкий и с раздвижными дверцами. Над ним висит гравюра кота Бегемота и стоит зажжённый канделябр. А в самом центре напротив публики, если смотреть из зрительного зала, прижавшись к стене, стоит рояль. А на нем – что бы вы думали? – опять примус и пишущая машинка! Что поделать, если эти три атрибута – пишущая машинка, примус и патефон – являются своеобразными символами той эпохи, в которой жил и работал писатель. Кстати, над роялем висит его самый знаменитый портрет с зажатой между зубов сигаретой.

Из коридора доносятся скрип открывающейся двери и голос экскурсовода, завлекающего посетителей в соседний зал. Это освободилась та самая комната, на ручке двери которой висела предупреждающая надпись. Я захожу в неё и вижу: в центре выставочного зала маленький круглый стол, судя по всему, с рабочими бумагами, в дальнем углу слева бутафорский камин, прямо напротив входа в комнату около окна, выходящего во двор, кажется, письменный стол, на нём скульптура писателя, вразвалочку сидящего на скамейке и положившего ногу на ногу, и вокруг, по периметру всего зала, подвешены витрины с рукописями, фотографическими карточками, папками бумаг и разными колбочками, баночками и шприцами – медицинской атрибутикой. Возможно, это те самые инструменты, которые писатель использовал в своей врачебной практике. В одной из стен вырезано углубление, где виднеется главная площадь Киева. Она возвышается прямо на куске брусчатки, привезённого оттуда же.

Бутафорский камин – это вход в ещё одну так называемую тайную комнату. Если его отодвинуть, можно попасть в маленькое пространство между двумя выставочными залами и выйти с другой стороны. Комнатка освещена лишь тусклым синим светом. Пол зеркальный, а при таком освещении ещё и кажется, будто ходишь по поверхности воды. На стенах и потолке с помощью проектора транслируются сцены из романа. Комнату украшают созвездия, ты как будто оказываешься в космическом пространстве, где-то в небесных сферах, на лунной дороге, то есть именно там, где Понтий Пилат встретился с философом и разговорился с ним о вечном. На стене висит посмертная маска писателя. В чертах лица застыли боль и страдание.

Соседний зал очень похож на первый. Когда выходишь из тайной комнаты, первое, что видишь – это высокий постамент, на котором почти в той же позе сидит Булгаков, только уже не на скамейке, а на табурете. Рядом с ним стоит столик со швейной машинкой и ящик исполнения желаний, на котором лежат листочки с ручкой, чтобы гости могли написать своё самое заветное желание и бросить в этот ящик. Музейные работники утверждают, что загаданное желание должно обязательно исполниться в течение одного года. Я проверял это утверждение на себе. Не знаю как у других, но моё желание исполнилось точно в обещанный срок. Вдоль стены подвешены все те же витрины, у противоположной стены стоит рояль, а в центре комнаты – коричневый пуф, на котором лежит здоровый чёрный кот. Бегемот – так его прозвали работники музея. Этот кот пришёл к самому открытию, и с тех пор это его дом. У выхода из зала висит стационарный телефон, по которому даже можно позвонить. Правда, ответит вам запись голоса, а не реальный человек.

Недалеко от музея находятся всемирно известные благодаря роману Патриаршие пруды. Я выхожу из переулка и сворачиваю налево. Через несколько минут слева во дворах поодаль от главной дороги можно увидеть вход в сквер. Все входы и выходы располагаются по углам забора, квадратом замыкающего территорию прудов. Из этого угла выходят две смежные стороны квадрата. Повернув налево, можно попасть на сторону, где находится та самая скамейка, на которой в час небывало жаркого заката сидели оба литератора. Она располагается ближе к следующему выхожу из парка прямо напротив высокой арки через дорогу стоящего дома. Дело в том, что со всех четырёх сторон дома окаймляют пруды, а между домами и прудами проходит дорога. По обеим сторонам тропинки высажены липы и стоят высокие фонари. Листва на деревьях густая и ярко-зелёная, она почти заслоняет собой солнце и создаёт тень, под которой можно спрягаться от солнцепёка, так что даже удивительно, что в романе никто не пришёл отдохнуть и посидеть под липами. Несмотря на то, что по календарю сейчас май, весна только-только наступила, а холода ещё не до конца оставили нас, так что со стороны воды меня обдаёт свежестью и прохладой. На одной из сторон стоит маленький домик кремового цвета. Неизвестно, для чего он используется, возможно, там хранится какой-то инвентарь, но эту постройку уже несколько лет восстанавливают. Домик, как и всё прочее в парке, находится на некоторой высоте от воды. Вниз к подножью ведут две каменные лестницы по обеим сторонам домика. Тут можно посидеть и полюбоваться открывающейся панорамой прудов, утопающих в зелени, за которой не видно даже первых этажей домов. В самом центре пруда на поверхности воды держится маленький домик для уток, а на противоположной стороне на постаменте виднеется крупный силуэт сидящего человека. Это памятник Ивану Андреевичу Крылову. Правее располагаются другие памятники, изображающие сцены из его басен.

Воробьёвы горы. Я выхожу из метро. Перед глазами вырастают высокие холмы. Я поднимаюсь сначала по тропинкам, затем – по узкой крутой лестнице. Зимой, когда ступени лестницы покрываются коркой льда, надо быть особенно внимательным и осторожным, потому что какие-либо перила у лестницы почему-то отсутствуют. Поскользнёшься – полетишь прямиком вниз. Поднявшись к дороге, я оказываюсь в совсем небольшом и засаженном деревьями сквере. Поворачиваю направо и шагаю вдоль дороги. Через пару минут слева начинает вырастать здание университета, справа – смотровая площадка. Подойдя к краю площадки, далеко внизу я вижу огибаемый кольцом реки островок суши, в самом центре которого возвышается стадион. Ближе к наблюдателю лежат холмы, спрятанные под зеленью высоких деревьев. За ними не видно даже набережной. За рекой простирается город, подсвеченный предвечерними огнями. Панорама настолько обширная, что вдалеке можно разглядеть останкинскую телебашню, которая находится на другом конце города. Слева высятся стеклянные небоскребы, запрятанные в тумане. Справа вдалеке виднеется храм Христа спасителя. За моей спиной стоит классический образец сталинского ампира. Безлюдный сквер, по обеим сторонам которого простирается дорога, соединяет смотровую площадку и это здание. Пока я гляжу на пролегающую голубую полоску реки, вспоминается сцена из романа, когда Фагот, чтобы развесились своих компаньонов, издал неистовый свист, так что вода закипела, а деревья вырвало с корнем. Смотровая площадка, с которой как на ладони виден весь город, – самое удачное место, чтобы с ним попрощаться. Здесь-то и заканчивают свой путь герои романа.