За последние 15-10 лет удивительно полярно стали меняться оценки событий 2-й мировой войны. В частности, уж очень принижена роль Восточного фронта, иными словами, битв Великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов. Даже забыты оценки и выводы самих побеждённых. «Истину» диктуют новые историки Запада. Почему это происходит, я думаю, понятно любому здравомыслящему человеку. Обидно другое – вместо того, чтобы дать отпор новым оценкам трактовки событий 2-й мировой войны, наши доморощенные либералы становятся на их позиции и пытаются пересматривать выводы, сделанные ранее.
В частности, в последнее время западная историография стала принижать и роль битвы под Москвой, заостряя тему перелома во 2-й мировой войне на победах англичан в Африке (операция «Торч»), в Сицилии (операция «Хаски») и открытии 2-го фронта (Нормандская десантная операция). Забыты выводы видных немецких историков, таких как Клаус Рейнгардт, который на основе изучения обширного документального материала архивов ФРГ (западная Германия) дал трезвую оценку поражения вермахта под Москвой. Он подчёркивает, что планы Гитлера, а вместе с тем шансы на успешное ведение войны Германией провалились уже в октябре 1941 года.
Естественно, историки немцы ищут объективные факторы поражения. Не избегают они и соблазна оправдать поражение гитлеровских войск природными условиями России. (Невольно, возникает вопрос – А зачем тогда лезли? – В.К.), В частности, осенней распутицей и исключительно жестокой зимой. Однако, они забывают, что и советские войска действовали в тех же условиях, но защищали свою землю, свой образ жизни, а главное – за спиной у них была «родная Столица, любимая Москва», к тому же, командный и рядовой состав Красной Армии, битый и сражавшийся до этого в многочисленных «котлах», научился настоящему военному искусству. Поэтому, несомненно, основной причиной Победы под Москвой явилось возросшее военное искусство советского командования, массовый героизм рядового солдата и гражданина, одним словом – высокий моральный дух советских воинов, защищавших столицу, истоки которого до сих пор не познаны на Западе.
Так что распутица и русский Мороз, скорее миф для оправдания, чем реальность. Вот как оценивает этот миф Клаус Рейнгардт: «… факты говорят, что количество атмосферных осадков в октябре и ноябре 1941 года было ниже обычной нормы. Весь период распутицы был, следовательно, суше, чем обычно. Даже если средняя температура воздуха в октябре и ноябре 1941 года была ниже, чем в прежние годы, то это тоже не повлияло ни на продолжительность периода распутицы, ни на её интенсивность, скорее наоборот. Относительно рано наступившие в 1941 году морозы позволили уже в начале ноября использовать шоссейные и просёлочные дороги, а также и местность в стороне от них. Таким образом, сопоставляя данные о температуре и количестве осадков, можно констатировать, что распутица осенью 1941 года была слабее и менее продолжительна, чем в другие годы».
Не выдерживает критики и второй миф о численном превосходстве русских к началу контрнаступления в декабре 1941 года. Советскому командованию так и не удалось создать численного превосходства (против 1 929 406 немецких солдат и офицеров защитники Москвы имели 1 250 000 человек – В.К.), о технике и говорить не приходиться – оно доходило к двукратному превосходству со стороны вермахта. Это было весьма трудное время. Враг рвался к Москве, напрягая все свои силы. Против 16-й армии генерала К.К. Рокоссовского, в которой на каждый стрелковый батальон и кавалерийский полк приходилось по 5-6 км обороны фронта, а плотность артиллерии не превышала двух орудий на 1 км фронта, противник бросил 4 дивизии, насчитывающие до 200 танков.
В этой обстановке, несомненно, советское руководство, военное и политическое, переиграло фашистское руководство, которое, говоря простым русским языком, зарвалось. Здесь стоит обратиться к вопросу, которому мало придаётся внимания при различных разборах, а он весьма важен. Недооценка или переоценка разведывательных данных во всех крупных битвах и операциях во всех крупных битвах и операциях всегда приводила к непредсказуемым результатам. Так случилось и в битве под Москвой. До сего времени историки не могут понять, как советскому командованию удалось скрыть сосредоточение и перегруппировку сил под Москвой в ноябре-декабре 1941 года, пытаясь рассматривать этот вопрос односторонне. А между тем ответ в немалой степени лежит на него на немецкой стороне.
Донесения агентурной, воздушной и войсковой немецких разведок давали правильную картину о положении противника. Результаты проверки и перепроверки разведданных подтвердили, что в направлении Рязани и севернее Москвы сосредотачиваются новые силы. 5 декабря наблюдатели обнаружили, что под Рязанью и северо-западнее города сосредоточено 2 000 вагонов и 20 паровозов, в Ряжске – 500 вагонов и 10 паровозов и в Данькове – 400 вагонов и 5 паровозов. Разгружались войска. Но, несмотря на тревожный характер таких сообщений, им давалась неправильная оценка.
Немецкая разведка и командование находились в плену неверных представлений о способности русских сформировать новые войсковые объединения. По донесениям, подобных приведённому выше, делались выводы, что это были силы, «высвобожденные со спокойных участков фронта и предназначенные для контрударов в целях выравнивания линии фронта». Ещё 4 декабря командование группы армий сделало следующий вывод из донесений разведки: «В остальном боевые возможности противника не столь велики, чтобы он мог этими силами, находящимися перед фронтом группы армий, начать в настоящее время большое контрнаступление». Немецкое командование не хотело согласиться с тем, что Советы были в состоянии перебросить на фронт крупные резервы, и закрывало глаза на реальные факты. Гитлеровцы были уверены и надеялись на дальнейшее ослабление русской армии. Недооценка возможностей противника сыграло свою фатальную роль.
Но не только фатальные обстоятельства привели к разгрому фашистских войск под Москвой. Если немцы недооценили русских, то Ставка ВГК и командование Красной Армии всё правильно оценили и воспользовались обстоятельствами.
Группа армий «Центр» в ходе наступления на Москву вынуждена была растянуть свои силы на 1 000-километровом фронте. Фланговые ударные группировки были удалены одна от другой на 200 км и оказались в крайне невыгодном положении. Над левым крылом и тылом северной группировки нависли войска Калининского фронта, а южная оказалась охваченной армиями левого крыла Западного и правого крыла Юго-Западного фронтов. Учитывая это обстоятельство, Советское Верховное Главнокомандование свои ударные группировки и основную массу боевой техники сосредоточило на флангах группы армий «Центр». И если не удалось создать численного превосходства над противником на направлениях главных ударов, то это восполнилось внезапностью начала контрнаступления. Ставка проявила высокое искусство в скрытом сосредоточении стратегических резервов на направлениях главных ударов и удачно выбрала время для их нанесения 5-6 декабря 1941 года. Достижению внезапности содействовало и то, что контрнаступление началось без паузы, в ходе тяжёлого оборонительного сражения, в момент, когда гитлеровские войска, исчерпав свои наступательные возможности, ещё не успели перейти к обороне, а немецкое командование было убеждено в неспособности Красной Армии предпринять широкие наступательные действия.
Разгром немецко-фашистских войск под Москвой начался. Впереди были ещё трудные бои в наступлении, фактически до апреля 1942 года. Но начало было положено. «Тайфун» заглох, так и не набрав полной силы!
Мнения, высказываемые в данной рубрике, могут не совпадать с позицией редакции