Харассмент по-русски: а мы только крепчаем

«Да она просто хайпится», «старушка не знает, как привлечь внимание», «пятьдесят лет молчала и тут добрый вечер», – именно так поносят изо дня в день известную актрису Елену Проклову после скандального признания в том, что ее домогались с двенадцати лет. Казалось бы, ну все, добралась до нас гласность, грянет сейчас, как с Харви Ванштейном, мужчины будут наравне со Штатами бояться к женщинам даже подойти, но… нет. Проклову сделали виноватой и заклеймили лишившейся рассудка. Без всяких разбирательств. Так что же это получается, в России харассмента нет? Или есть, но как секс в СССР – занимаются все, но вслух ни-ни, у нас цензура? В этом деле ведь как: либо ты, либо тебя. Здесь напали на Проклову, а недавно, предположительно из-за обвинений в харассменте, кстати, не нашедших доказательств, покончил с собой, лишившись перед этим всего, самый востребованный хореограф в мире Лиам Скарлетт. Так на чьей стороне правда, если сразу несколько жизней всегда под ударом, и почему харассмент в России не воспринимается всерьез?

#MeToo – этот хештег, породивший одноименное движение, стал распространяться в социальных сетях в 2017 году, после скандала вокруг продюсера Харви Вайнштейна, которого обвинили в сексуальных домогательствах к нескольким десяткам актрис. Флешмоб, подчеркивая осуждение сексуальных домогательств и насилия, призывал жертв такого рода преступлений делиться своими историями о харассменте, который они пережили. Так на многих политиков, бизнесменов, знаменитостей и обычных людей посыпались обвинения, а они сами лишились не только репутации, но и карьеры. Пресса назвала это «эффектом Вайнштейна», а в обществе стали все чаще говорить о злоупотреблении полномочиями и профессиональной этике.

А вместе с этим появился еще один куда более важный вопрос: было или не было? Обвинить человека можно в чем угодно, но дела подобного рода не часто доходят до судов, а наша прогрессирующая культура отмены бывает очень агрессивна. При этом как в сторону жертвы, так и в сторону обвиняемого. Чтобы разобраться, когда путевки на эшафот имеют место, и не перебарщиваем ли мы с их вручением (или наоборот, недоглядываем) разберем для начала то, что вообще такое харассмент.

В переводе с английского «Harassment» означает «издевательство», но происходит совсем от другого слова. С французского харассмент – это «натравить охотничью собаку на дичь».

Харассмент – это то, что вызывает физический или психический дискомфорт, а также задевает или унижает человека, давит на него. И хотя у нас принято говорить о харассменте в сексуальном контексте, он бывает не только таким. Харассмент – об ущемлении прав и дискриминации по любому признаку.  Об отношении к человеку как к кому-то, кто хуже. К кому-то, кто не заслуживает уважения из-за каких-то своих характеристик, а также о том, когда кто-то делает другому неприятно, пользуясь своим превосходством.

Именно поэтому жертвами харассмента чаще всего становятся подчиненные, которые не могут отвергнуть неприятные действия, потому что им грозят «санкции». Классика харассмента – это услуга за услугу. Переспим – а я тебя не уволю.

Но откуда харассмент вообще берется? Профессор психологии Дэчер Келтнер, возглавляющий Лабораторию социального взаимодействия в Беркли, уверен: харассмент – это про власть. Получив ее, люди испытывают меньше эмпатии, обесценивают эмоции окружающих и поэтому импульсивно и бесстыдно нарушают этические нормы.

А еще люди, обладающие властью, из-за нее становятся увереннее в себе и в своей сексуальности, что тоже становится провоцирующим фактором: «да как ТЫ, откажешь МНЕ». Любое неповиновение заставляет их злиться и даже проявлять агрессию.

Спросите, как с этим бороться? Несмотря на то, что именно о харассменте закона нет, обвинения в нем, как в одной из форм дискриминации, рассматриваются в судах, а по итогам выносятся соответствующие решения. Вот только на Западе. Но не у нас. А почему?

«Конечно, в этих вопросах проще всего сослаться на разные менталитеты стран Запада и Востока и закрыть тему, – говорит кандидат юридических наук и доцент кафедры права и государства РУДН Руслан АЛЛАЛЫЕВ, – однако такой подход сложно назвать научным, ведь все социальные изменения в обществе подвержены определенным закономерностям. Обвинения в харрасменте на Западе становятся популярны потому, что под это уже сформировалась многолетняя судебная практика и законодательство.

У нас же подобного фундамента не было. В Советском Союзе был силен институт общественного контроля и подобные конфликты, если и появлялись, то решались в рамках собраний партийных и комсомольских организаций, товарищеских судов. С исчезновением таких механизмов, новых правовых институтов в РФ так и не появилось. Поэтому в современной России обвинения в харрасменте носят в целом сомнительные судебные перспективы. Именно по этой причине у нас «предпочтительнее» обвинять в побоях или изнасиловании.

С одной стороны сложно сказать как скоро у нас появится схожая практика, так как законодательное закрепление института защиты от харрасмента породит множество тяжб, которые обрушатся на без того перегруженную судебную систему РФ».

Между тем исследование Института социологии РАН и Нижегородского государственного университета имени Лобачевского еще в 2019 году показало: каждая десятая россиянка не считает насилие харассментом и готова с ним мириться.

Свежие данные этого года гласят: более 75% женщин в России сталкивались с харасcментом на рабочих местах. Об этим заявила сеть взаимопомощи женщин #ТыНеОдна, которая провела онлайн-опрос на тему домогательств. 52,1% женщин признались, что никак не реагировали на домогательства. Молодых людей проблема касается тоже. Исследовательский центр сервиса «Зарплата.ру» заявляет: почти каждый десятый мужчина в России сталкивается с харассментом на рабочем месте.

И большинство жертв молчит. Они боятся общественного порицания, увольнения и других последствий, поэтому-то и любая статистика, скорее всего, не совсем верна. А процент пострадавших, к сожалению, при правильных подсчетах будет расти. Как будет расти и количество несправедливо обвиненных, потому что разбираться (по крайней мере в нашей стране) с подобными вопросами не только не хотят, но и не умеют. Между тем разрушить человеческую жизнь таким способом легче легкого. И кто-то разрушает. Вот только для чего?  

«Самые громкие обвинения в харрасменте всплывают, как правило, не сразу (через месяц, год, десятилетие), то есть, когда объект домогательств уже не находится в прямой зависимости от обвиняемого и все возможные услуги последним уже оказаны, – отмечает Руслан Аллалыев. – Это своего рода «беспроигрышная лотерея»: если обвиняемый испугается за свою репутацию и будет платить компенсации – хорошо, нет – будут инфоповоды и «хайп», который также можно будет успешно монетизировать. В любом случае, появляется вероятность того, что больше не придётся работать до конца жизни. Почему на Западе обвиняют кого-то постоянно, а у нас нет? Есть объективный ход вещей: Запад живет в капиталистическом обществе уже больше 300 лет, в то время как мы ещё не научились в полной мере «монетизировать» все стороны нашей личной жизни. Поэтому есть большая вероятность того, что количество ложных обвинений в подобных правонарушениях с течением времени будет только расти».

Скажете, это все понятно, но чего теперь, не флиртовать ни с кем? Обвинят еще не дай бог. Как знакомиться то? Это же нормально – испытывать влечение и демонстрировать его. Все мы люди.

Точно. Все мы люди. И поэтому наша свобода все еще начинается там, где заканчивается свобода другого. Флирт становится домогательствами, когда вам не отвечают взаимностью, но вы продолжаете настаивать на своем. Нельзя смешивать два понятия, зато очень важно вовремя остановиться в проявлении внимания, если согласие на продолжение не получено.

Юристы отмечают, что домогательством назвать внимание нельзя, если вы получаете четкое согласие, взаимное физическое участие, а также оба имеете право на отказ.

Что будет в противном случае?

В России, как уже было сказано, юридически ни харассмент, ни домогательства не закреплены. Но действует запрет на дискриминацию в сфере труда: сотрудников нельзя ущемлять или, наоборот, поощрять из-за их пола, цвета кожи, национальности, возраста, отношения к религии и других качеств, никак не связанных с профессиональными. Еще есть статья уголовного кодекса о принуждении к действиям сексуального характера и несколько административных: об оскорблении, дискриминации, клевете и угрозах убийством или причинением тяжкого вреда здоровью. Все они, в зависимости от ситуации, защищают от харассмента, но все еще не так хорошо, как хотелось бы. Тем не менее, добиваться справедливости все-таки стоит. Так же как и стоит рассказывать о случившемся тем, кто может помочь. И делать это нужно своевременно.

Потому что если затянуть, то выбраться из положения жертвы и вернуть самооценку в норму будет очень сложно. Это грозит депрессией, социофобией и многими другими проблемами. Вместе с этим непросто будет и доказать случившееся (что нам отлично продемонстрировал пример с Прокловой).

И главное: у нас не должно быть «не принято» бороться за свои права. И хотя над темой харассмента часто иронизируют, проблема такого извращенного заявления о собственном превосходстве все равно есть. Как есть и злоупотребление обвинениями в этом ради какой-либо выгоды. Поэтому так важно наладить политику гласности в этом направлении и возможность разбирательств подобных вопросов в судах.

Общество не должно оставаться в стороне. Как и не должно быть в этом самом обществе «тварей дрожащих» и «право имеющих». А вот закон, который все это регулирует, необходим. Как и просвещение на предмет того, что делать, если подобное случилось с вами. Чтобы пострадавших и без вины виноватых тоже – не было.