Политолог Андрей Манойло — о возможности цветной революции в РФ

10 лет назад, 8 сентября 2013 года, вместе со столичными мэрскими выборами завершился «болотный» протест – неудавшаяся, к счастью, попытка цветной революции, которую предпринимали в России с конца 2011-го. О феномене цветных революций, успешных и безуспешных, беседуем с доктором политических наук Андреем МАНОЙЛО, профессором МГУ, ведущим научным сотрудником Института научной информации по общественным наукам РАН.

– Что это вообще за термин такой – «цветная революция»? Чем отличается цветная революция от классической?

– Термин возник гораздо позже самого явления. Это явление долгое время не могли правильно идентифицировать, распознать, путали со стихийными массовыми протестами. Начнём с того, что революция, подлинная революция, не обязана (хотя и может) сопровождаться вооружёнными формами протеста, столкновениями, гражданскими войнами. Революция предполагает резкие и кардинальные изменения в политическом режиме, политическом курсе и не обязательно предполагает мятежи и потрясения. Она может быть и мирной, как, например, в Венесуэле, когда к власти пришёл Чавес, победив на президентских выборах.

Подлинная революция случается тогда, когда в течение десятилетий в стране накапливаются противоречия, разрешить которые эволюционным путём становится невозможно – только революционным. Эта ситуация описывается известной ленинской формулой: верхи не могут управлять по-старому, а низы не хотят жить по-старому. Таковы Великая французская революция, революция 1917 года в России. Истинные революции являются производной от исторического процесса. И именно это отличает их от мнимых революций – цветных.

Цветные революции – в действительности никакие не революции. Это технологии для организации государственных переворотов либо для шантажа по отношению к действующей власти, инструментом которых является уличное протестное движение, выдаваемое за стихийное движение народных масс. Идеология цветных революций основана на том, что в государствах с демократической формой правления источником власти объявлен народ (к примеру, ст. 3 Конституции РФ: «Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ». – Прим. «АН»), а значит, делегировав власть своим представителям, народ может потребовать её обратно. Уличные протесты выдаются за волю народа. При этом ниточки ведут в высокие кабинеты, относимые к действующей власти, которые хотят заполучить власть целиком – разумеется, при поддержке извне. Чьей именно поддержке – понятно. Есть только одна страна, владеющая технологиями цветных революций, – США.

– Вы подчёркиваете, что такого рода протесты не являются стихийными, но как вы отличаете одни от других?

– В современном мире – таково моё глубокое убеждение – стихийных протестов не бывает. Даже в тех государствах, где большинство настроено против действующей власти, – даже там недовольство не выплёскивается на улицу просто так, само по себе. Чтобы ты вышел протестовать, нужно, чтобы кто-то начал это до тебя. Уличный протест возникает сразу в готовом виде – полностью сформированный. Активисты-коммуникаторы готовят его заранее, формируют спящие ячейки, которые работают по своим секторам, организуют неформальные сообщества по интересам. Эти сообщества могут не иметь никакого отношения к политике и то же время расшатывать и формировать позиции людей. Используется сетевая структура – такая же, как у международных террористических организаций или ОПГ. Она годится не только для рекрутирования, но и для конспирации. Каждый винтик на своём участке понимает цели общего дела только в той мере, в какой ему положено знать и понимать их.

В определённый момент происходит сигнальный инцидент – и эти люди выходят на улицы. А дальше – эффект снежного кома. Каждый день протеста объявляется очередной победой, протестующие впадают в эйфорию и, вернувшись вечером домой, заражают этой эйфорией свою семью, затем – своих друзей, те – своих друзей и так далее. В 2014 году на майдане эйфория создавалась в режиме нон-стоп, 24 на 7, специальными средствами – нескончаемыми рок-концертами и наркотиками. Люди, в основном молодёжь, варились в этом локальном мире, сплачивались, превращались в стихию, толпу, где теряли индивидуальность, – даже очень образованные. А когда толпа сформирована, её накачивают агрессией, меняют лозунги с протестных на конкретно-политические, и в тот момент, когда она на пике эмоционального накала готова куда угодно идти и что угодно крушить, ей указывают пальцем – фас! Причём непосредственный захват административных зданий осуществляют подготовленные боевые отряды.

Кстати, технология майдана – постоянно действующего революционного лагеря – на сегодня уже достаточно устаревшая. В Белоруссии организаторы цветной революции успешно обходились без неё. Использовалась гораздо более опасная технология – технология роя: в разных частях Минска по щелчку возникали агрессивные протестные толпы. Силовики разгоняли толпу – и тут же она появлялась в другом конце города.

– Почему на Украине цветная революция удалась, даже дважды, а в Белоруссии нет? Протестующие оказались не слишком напористы?

– Их заставили быть не слишком напористыми. Поначалу они использовали арматуры и заточки. Силовики перешли от аккуратных действий к жёстким – и протесту пришлось сменить тактику с агрессивной на мирную. Цветочки, хиппи, деликатно снятая обувь при вставании на скамейки – всего этого не было бы, если бы власть не показала готовность пролить кровь ради сохранения страны. Кроме того, представители политической элиты, на которых рассчитывали американцы, не пошли у них на поводу и не совершили предательство.

– Ладно, о соседях сказали достаточно, давайте теперь о себе любимых. Хорошо помните Болотную в конце 2011-го?

– Присутствовал там (в хорошем смысле, разумеется). Прекрасно помню её контингент – я к нему в буквальном смысле принюхивался. Редкая и недолгая ситуация, когда метро благоухало селективкой – дорогими духами и одеколонами. Люди, которые вышли тогда на Болотную, были в основном обеспеченные, а значит, и уровень организации мероприятия был очень высоким. Другое дело, что свергнуть власть тогда не пытались. Её пытались испугать, чтобы шантажировать.

– Ранее вы упомянули некие «высокие кабинеты», заинтересованные в создании искусственной нестабильности. Хотите сказать, они-то и добились допуска прозападного оппозиционера Навального к столичным мэрским выборам 2013 года? (Позже Навальный был признан экстремистом и террористом. – Прим. «АН».)

– Полагаю, его допустили к выборам для того, чтобы показать всю его никчёмность: одержав победу над ним в первом туре, Собянин тогда продемонстрировал, чего стоит этот популист. Гораздо более жаркие события в столице имели место в 2019-м – на фоне выборов Мосгордумы. Уличный протест тогда развивался по технологии ежедневного удвоения числа участников. С наступлением тёмного времени суток люди расходились, и чиновники радовались: «Ура! Рассосалось!» – а на следующий день протестующих становилось вдвое больше. Те, кто стоял за организацией протестов, фиксировали реакцию властной элиты, в том числе силовой. Мне пришлось тогда услышать от одного из силовиков такие слова: «Если соберутся 20 тысяч – мы их разгоним. Если соберутся 50 тысяч – мы будем их охранять. Если соберутся 150 тысяч – мы встанем на их сторону».

– Почему же всё сошло на нет?

– Потому что и в этом случае организаторы протеста не стремились к свержению власти. Задача была лишь в том, чтобы протестировать технологию удвоения в условиях Москвы. Одной этой технологии для свержения власти недостаточно, они всегда применяются в комплексе.

– А почему у организаторов цветных революций нет амбиций свергнуть нашу власть?

– Амбиции-то есть, а вот есть ли возможности – непонятно. Устроить переворот в России – задача сложная. Цветные революции делятся на два типа – столичные и внестоличные, и полагаю, что столичная у нас вообще невозможна. Она возможна на Украине, где господствует хуторской приспособленческий менталитет и гораздо меньше городов-миллионников, чем у нас (на Украине – 4, в РФ – 16. – Прим. «АН»), или в Венесуэле, которая огромна, но в которой лишь три крупных города. Для успеха цветной революции в России организаторам будет недостаточно «поджечь» Москву, или Москву и Петербург, или даже Москву, Петербург и Казань, – на остальные города-миллионники этот «пожар» не перекинется.

Опасность для нас представляет второй тип цветных революций – внестоличный, когда «поджигают» не центр, а окраины, и затем методом пала эта «стена огня» идёт на столицу. Так сделали в Боливии в 2019-м, когда сковырнули Моралеса. Или в Армении в 2018-м, когда Пашинян организовал шествие на Ереван. Как тут не вспомнить знаменитый «поход на Рим», благодаря которому к власти пришёл Муссолини?

Поэтапное «поджигание» периферийных точек позволяет исключить из активных действий до 80% силового ресурса страны. Перебрасывание силовиков из одной точки в другую означает, что они тратят основное время не на подавление цветной революции, а на перемещение между городами. На стояние в пробках.

– Следует ли нам ожидать каких-нибудь «поджогов» в следующем году на фоне президентских выборов?

– Предыдущую российскую президентскую кампанию Запад прессинговал чрезвычайно активно. Была проведена целая плеяда информационных операций, причём такого уровня, для которого нужны не пиарщики, а разведка (дело Скрипалей, аргентинский кокаин, допинговый скандал). А в ходе следующих выборов, думских, в 2021 году, западный прессинг оказался крайне непрофессиональным: видимо, разведка занималась чем-то другим, её не задействовали. На этот раз, в 2024‑м, вмешательства не будет, думаю, вообще никакого, поскольку внимание Запада целиком сосредоточено на украинской ситуации. Но расслабляться нам нельзя.