Политолог Александр Бовдунов: «Восточная Европа — ключ к гегемонии»

Почему так важен контроль над Восточной Европой? Навсегда ли утратила Россия свои былые позиции в регионе? Что русские могут предложить этим странам? Отвечает кандидат политических наук Александр БОВДУНОВ, автор книги «Великая Восточная Европа».

– Европейские страны бывшего соцблока привычно называть Восточной Европой, однако в Институте Европы РАН этот регион теперь называют Центральной Европой, а Восточная Европа сместилась на восток, где Украина, Белоруссия, Прибалтика. Насколько здесь важна терминология?

– Важна, поскольку названия несут в себе политические смыслы, не являются нейтральными. До распада соцблока действительно под Восточной Европой понимались европейские страны в его составе. Однако постепенно начиная с 1991 года в официальном дискурсе внешнеполитических ведомств понятие «Восточная Европа» уступило место «Центральной» или «Восточной и Центральной Европе». Этот дискурс «Центральной Европы» стал формироваться интеллектуалами данного региона в середине XX века. Классический пример – статья чешского и французского писателя М. Кундеры «Трагедия Центральной Европы». Представители интеллектуальной элиты восточноевропейских стран создали миф о «Центральной Европе» как о части общего европейского цивилизационного пространства, которая была оторвана от остальной Европы «с приходом Красной армии».

После падения социалистической системы целью правящих элит Восточной Европы стало окончательное избавление от слова «восточный», символизировавшего для них коммунистическое прошлое. Последовало насаждение «центральноевропейской региональной идентичности». В качестве компромисса возникло понятие «Центральная и Восточная Европа», хотя Госдепартамент США из политических соображений в 1994 году отказался и от него, приняв инструкцию, в которой предписывалось использовать вместо понятия «Центральная и Восточная Европа» понятие «Центральная Европа». Важной чертой образа «Центральной Европы», культивируемого в странах региона, является понимание России как значимого «Другого», при этом образ России подчёркнуто демонизирован. В результате эти страны становятся удобным плацдармом для НАТО и США, а все рассуждения о собственной исключительности лишь оттеняют атлантистские устремления местных элит. Центральноевропейский дискурс – это дискурс антироссийский и атлантистский и, таким образом, приводит к господству соответствующей геополитической ориентации в регионе.

В то же время внутри самого Запада, в его общественном сознании, господствует прежний – восточноевропейский – дискурс, который напрямую связан с понятием «Восток». Дискурс «Центральной Европы», поддерживаемый США и другими странами Запада, оказался приманкой, на которую они поймали восточноевропейские общества. При этом в головах самих западноевропейцев и американцев господствуют другие представления о регионе – те, которые соответствуют западному образу «Востока», со всеми его коннотациями варварства, дикости и отсталости. Восточная Европа остаётся для Запада «младшим братом», которого надо контролировать и воспитывать, полуазиатской периферией, всё такой же «восточной», как и ранее. Происходит идеологическое отделение низших от высших, «цивилизованных» от «дикарей», западных европейцев от европейцев, отмеченных печатью соседства с «Востоком». Это устанавливает специфические властные отношения, в которых восточноевропейцам всегда уготована роль ведомых – тех, кто подчиняется и «цивилизуется», рискуя так никогда и не «цивилизоваться».

– Понимает ли это кто-нибудь в Восточной Европе?

– Конечно, и чем дальше, тем больше. Растут настроения евроскептицизма, усиливается разочарование в либерально-демократической системе, в ценностях современного западного общества. Широкие слои населения, мягко говоря, не в восторге от идеологического содержания глобализации (речь о навязываемой Западом «позитивной» дискриминации большинства в интересах меньшинств. – Прим. «АН»). Всё заметнее недовольство либеральными реформами в экономике, тем более на фоне углубляющегося экономического кризиса. Соответственно, позиции политических элит, ориентирующихся на США как на центр современной мировой системы, становятся шаткими. Не будем забывать и о сохраняющихся культурных различиях между Восточной Европой и Западом, которые не способствуют эффективному сближению этих разных обществ. Серьёзного успеха в регионе добиваются партии консервативной направленности. Программы некоторых из них предполагают отказ от ориентации на США во внешней политике и переход к многополярному мироустройству.

Даже сейчас, в условиях военной истерии, когда восточноевропейские элиты всячески демонстрируют свою сервильность по отношению к Западу, – даже сейчас не всё в Восточной Европе для нас потеряно. Например, проходят мощные антивоенные манифестации в Чехии, Словакии и Болгарии. В сентябре прошлого года переполох наделал соцопрос в Словакии, в ходе которого более 50% опрошенных поддержали Россию в нынешнем конфликте. Президент Хорватии предрекает поражение ВСУ. Позиция Венгрии всем известна.

К сожалению, российская наука не обращает должного внимания на существующие проекты геополитической реорганизации Восточной Европы. А ведь тема крайне актуальна, причём актуальна с практической точки зрения. Россия принципиально заинтересована в уничтожении «санитарного кордона» (так называли группу государств, созданную под эгидой Великобритании и Франции вдоль европейских границ Советской России и призванную сдерживать проникновение коммунистических идей в страны Запада; в 2007 году С. Лавров заявил о возвращении Запада к этой политике в отношении России. – Прим. «АН»). А значит, мы должны предложить Восточной Европе свой, русский, проект. Разумеется, он будет возможен после того, как Россия добьётся победы в СВО. К сильным русским будут прислушиваться, к слабым – нет.

– Как вы представляете себе общие очертания русского проекта для Восточной Европы?

– Во-первых, Россия может предложить для неё цивилизационную альтернативу Западу. Одно связано с другим: если Восточная Европа отвергнет чувственную социокультурную систему, которая формируется прежде всего Соединёнными Штатами, то и в геополитическом плане она сделает антиатлантистский выбор. Как отмечает ведущий современный румынский социолог И. Бэдеску, Запад является источником духовного кризиса современного общества, а потому не может предоставить восточноевропейцам никакой перспективы в этой области. Сопротивление западным «ценностям» толерантности и мультикультурализма, наблюдаемое в Восточной Европе, актуализирует цивилизационное различие между восточноевропейцами и западноевропейцами.

Приходится отдельно сказать о Польше. Для польской национальной идеи характерно представление о себе как форпосте западного христианства, который защищает его от православной России и мусульманской Турции. С этим противостоянием, ответом на православный и мусульманский вызовы, связан расцвет Речи Посполитой в XV–XVI веках. Современная политика Польши в отношении России – попытка искусственно продлить эту тенденцию. Искусственно, потому что сегодня Запад не является христианским, он в крайней степени секулярен, да и никакие угрозы католицизму (и любой другой религии) от России не исходят. Напротив, они исходят от самого Запада с его идеологией «прав человека». Переориентировать Польшу на борьбу с реальной угрозой христианству – только таким может быть решение польского вопроса для России. Нужно напоминать полякам, что мы не посягаем на их независимость, а вот неоимперская политика Варшавы на востоке может привести к краху главного приобретения поляков в XX веке – польского гомогенного национального государства.

Во-вторых, нужно выстраивать геополитические оси. Мы должны сыграть на традиционном неприятии немецкой гегемонии в регионе, свойственном чехам и словакам, а также и полякам. Россия может выступить в качестве гаранта их политико-экономического суверенитета и вообще как покровитель славянства в его отношениях с Германией, а также Венгрией. Современный чешский политолог О. Крейчи отмечает: возможно частичное восстановление панславистской идеи в данном направлении. При этом России необходимо развитие всесторонних отношений и с самой Венгрией. А православные страны региона должны видеть, что русские – последовательные защитники канонического православия, тем более в условиях, когда его преследуют на Украине.

Кроме того, мы можем использовать усиление мусульманского фактора в регионе. Определённые тенденции во внешней политике Турции позволяют построить ось «Москва – Анкара», а Иран и вовсе зарекомендовал себя как один из центров исламского сопротивления однополярному миру. Всё это делает возможными оси «Москва – Анкара – Сараево» и «Москва – Тегеран – Сараево». Наконец, понимание того, что Россия сама может выступать в качестве центра евразийского суфийского ислама, поспособствует прямому сближению с исламскими странами региона. Особенно если учесть, что, например, в Албании (и ещё больше в Косове, несмотря на принесённую на натовских штыках «независимость») власти предпринимают все усилия по вестернизации и деисламизации.

– А в-третьих?

– В-третьих, мы должны учесть этническую раздробленность региона и существующие проблемы в отношениях между народами. Вхождение в европейские структуры привело в некоторых случаях лишь к дальнейшему отчуждению Восточной и Западной Европы и обострению этнических проблем. Например, сразу после вступления в ЕС Польши и Чехии стал горячо обсуждаться на самом высоком уровне вопрос (казалось бы, забытый) о состоявшемся после Второй мировой войны выселении немцев из этих стран, которое сопровождалось экспроприацией имущества. Неудивительно, что возвращение к больной теме негативно повлияло на отношения этих стран с Германией.

Или взять другой характерный пример: в рамках господствующей в ЕС либеральной парадигмы нельзя ничего поделать с криминализацией цыганского меньшинства в Венгрии и странах Юго-Восточной Европы. В общем, Россия в будущем может создать пространство безопасности в регионе. Разумеется, ограничивая реваншизм отдельных восточноевропейских национализмов. Всё это поспособствует реализации антиатлантистского проекта.

– Почему для нас так важен этот регион?

– Не только для нас. В геополитике он традиционно рассматривается как ключевой. Один из основателей этой дисциплины англичанин Х. Дж. Маккиндер заявил: «Кто контролирует Восточную Европу, тот контролирует Хартленд, кто контролирует Хартленд, тот контролирует Мировой остров, кто контролирует Мировой остров, тот управляет всем миром» (Мировой остров – Евразия, Хартленд – массивная северо-восточная часть Евразии, по большей части совпадающая с территорией Российской империи и СССР. – Прим. «АН»). Бисмарку приписывается фраза: «Тот является властелином Европы, кто держит в своей власти Богемию» (западную территорию нынешней Чехии. – Прим. «АН»). Не отрицал значимости Восточной Европы и З. Бжезинский. Он считал, что её интеграция в евроатлантические структуры – одна из важнейших составляющих проекта, который бы позволил сохранить атлантистскую ориентацию всего континента в целом. А также продолжить экспансию на восток. Прежде всего – в сторону Украины.