В рабочем кабинете председателя профсоюзного комитета ОАО «Климов» Героя России Валерия Николаевича ЧУХВАНЦЕВА на полках, стеллажах и даже на подоконниках стоит множество различных кубков, а стены украшают фотографии создателей авиационной техники и, конечно же, знаменитых на весь мир боевых вертолётов. Тех самых, что по сей день наводят ужас на своих противников в небе.
Вся жизнь нашего сегодняшнего собеседника, военного лётчика, лётчика-снайпера, прошедшего путь от лейтенанта до подполковника, заместителя командира полка, связана с винтокрылыми машинами.
А поэтому наш первый вопрос о том, когда же Валерий Николаевич понял, что своё будущее он свяжет с небом.
– СЕЙЧАС редко где можно увидеть ребёнка с книжкой, в основном в их руках самые различные гаджеты. Я же в детстве зачитывался приключениями, читал много и жадно. Жюль Верн, Дефо, Дюма… Ну как, скажите, можно было не мечтать стать путешественником? Мне, например, мечталось о море, тельняшке, а ведь море-то я тогда и не видел, родился в Удмуртии в Ижевске. Но стал вот в конце концов не моряком, а военным лётчиком, хотя в семье нашей кадровых военных не было.
В нашей школе, как и во всей стране, в те годы был такой предмет – начальная военная подготовка. И вёл его бывший десантник. Он преподавал нам парашютное дело. Однажды спросил нас: «Кто хочет прыгнуть?» Через неделю протянул листок: «Записывайтесь!» Вот тогда я и подумал: «А почему бы мне и не прыгнуть?» Ощущение от первого прыжка было непередаваемым! Лететь в небе под куполом парашюта, вот это романтика! Когда первый раз приземлился прямо по пояс в снег, понял, что уже снова хочу в небо…
– Почему выбор был сделан в пользу вертолётного училища?
– На том аэродроме ДОСААФ, где прыгал в первый раз, увидел вблизи вертолёт, и… захотелось научиться управлять этой винтокрылой машиной. Поступил в Ижевский учебный авиационный центр (УАЦ). В восьмидесятом получил свой первый лётный аттестат. Потом были учёба в Саратовском высшем военном авиационном училище, служба на Дальнем Востоке, летал там на Ми-2, а в командирском кресле Ми-8 оказался уже в Западной группе советских войск в Восточной Германии, после вывода войск получил назначение в Северо-Кавказский военный округ, который за глаза называли «курортным». Но настало время, и этот округ стал зоной боевых действий, где мне очень многому пришлось научиться за два чеченских конфликта. Бомбил, стрелял, возил грузы на подвеске, научился летать в горных ущельях, потом учил летать молодых лётчиков, был дважды ранен…
– Валерий Николаевич, в 27 лет после первого ранения ваша биография военного лётчика могла и вовсе прерваться, но вам удалось убедить медицинскую комиссию и вернуться за штурвал боевого вертолёта. Как?
– Пулевое ранение ноги было весьма серьёзным. После той операции, которую предлагали хирурги, я вполне мог оказаться на пенсии, да и вряд ли бы сейчас с вами разговаривал. Я буквально умолил хирургов сделать операцию так, чтобы в итоге нога восстановилась полностью. Лечение проходило долго, было несколько тяжёлых операций, но я всё стерпел, чтобы остаться в строю. Но комиссия была весьма сомневающаяся. И тогда я предложил её председателю: «Хотите, на одной больной ноге, не касаясь перил, проскачу целый лестничный марш?» У меня получилось, боль была жуткой, но я старался вида не подавать. Вижу, врачи сомневаются. «Да я ещё один марш проскачу!» После этого у меня круги чёрные перед глазами от боли поплыли, но опять вида не подаю, улыбаюсь: «Ну, каково? Годен?»
«Ладно, летай, капитан!», – сказали врачи и подписали бумаги.
– К моменту развала СССР вы были уже опытным лётчиком. Это были трудные для армии времена: отсутствие закупок новой техники, невыплаты зарплаты. Многие, особенно у кого была в руках профессия, которая позволяла устроиться в новой экономической реальности, увольнялись. Вы с вашим опытом и налётом могли найти работу в любой коммерческой авиакомпании. Но остались в армии. Чем вы руководствовались?
– Да, время было непростое: безденежье, новой техники поступало мало, да и общее настроение развала… Но у меня тогда в голове даже мысли такой не было! Я же военным лётчиком стал для того, чтобы летать! Нет, бросить армию в трудное время я не мог. К тому времени был уже накоплен немалый опыт, разве он был не нужен армии?
– Сапёры говорят, что самый страшный момент в их работе – подход к предмету, который может быть взрывоопасным. Дальше начинается работа, которой тебя учили. Самый страшный момент в боевом вылете?
– Знаете, не боится тот человек, у кого с головой что-то не в порядке. Тут дело не в страхе. Как у нас говорят, «пищишь, но лезешь». Долг командира в тяжёлой ситуации – пресечь панику, если она возникнет, а главное – выполнить поставленную задачу, сохранить жизнь экипажу, сохранить свою боевую машину. Когда решаешь эти задачи, о страхе не думаешь. Действительно, дальше начинается работа, которой тебя учили, ты выполняешь то, в чём много раз тренировался. В моей лётной жизни военного вертолётчика чего только не было! Даже взлетать и садиться на болотистой излучине Нила доводилось, это когда мы выполняли миротворческую миссию ООН в Судане.
– Знакомый афганец как-то рассказывал историю, как их под обстрелом в горах вывозили вертолётом. Машина шла впритирку к склонам. Потом он спросил командира – сможет ли повторить? Тот ответил, что нет. Вопрос: действительно ли в момент опасности происходит мобилизация всех навыков и чувств, правда ли, что человек может сделать то, на что в обычной обстановке никогда не решится?
– Безусловно! Но в боевой обстановке для этого нужен ещё и хорошо слётанный экипаж, работающий с командиром в унисон. В мае 2008 года в Чечне у горы Ночкорт наш экипаж, мобилизовав все свои навыки и опыт, сделал действительно невозможное в обычное время.
– За этот боевой вылет 17 мая и выполнение поставленной задачи вы были удостоены звания Героя России. Можете вспомнить свои чувства в тот момент, когда удерживали зависший под обстрелом вертолёт, пока на борт поднимали раненых спецназовцев? Или не думали об опасности, а все чувства сконцентрировали на выполнении задачи? Как это было на самом деле?
– Тот день помню до мелочей. Было очень жарко, меня неожиданно вызывают на КП полка. Задача была поставлена на первый взгляд самая обычная: эвакуировать раненых бойцов разведгруппы. Когда подлетел к точке и спецназовцы обозначились, понимаю, что сесть просто нет возможности. Раненые спецназовцы стоят в густом горном лесу, вокруг тридцатиметровые сосны. Решение в такой ситуации может быть только одно: поднимать бойцов лебёдкой, зависнув над кронами. По одному человеку. Бортовой механик лёг на пол вертолёта, стал корректировать спуск троса с люлькой для эвакуации. Она должна была опуститься чётко между крон, не касаясь ветвей и сучков. Я троса не видел, слушал лишь команды бортового: «Чуть вправо… чуть выше… теперь ниже… зависаем… поднимаем… левее». Подняли первого раненого, потом второго, медсестра Любаша начала с ними возиться. Проходит уже минут 40, а мы висим над лесом. Опускаем лебёдку за последним, начинаем потихоньку его поднимать, и тут начинается обстрел. Одна из пуль снизу прошивает обшивку, попадает в редуктор, загорается правый двигатель. На одном двигателе по инструкции лететь нельзя, но выхода нет, начинаю подъём, прекрасно понимая, в какой опасности находится третий раненый, ведь он висит в люльке под горящим вертолётом на огромной высоте. Докладываю руководителю полётов. Двигатель продолжает гореть, но тянет, а сесть по-прежнему некуда. Мысль в голове стучит только одна: нужно дотянуть до предгорья, любой ценой… Бортовой техник, стараясь потушить огонь, таскает всю воду, что есть на борту: минералку, воду для мытья стёкол... А пламя не унимается. Пока есть тяга, летим, но тут выходит из строя левый двигатель. Тяги нет. Что делать? Впереди видим дом и даже подходящую площадку для посадки, но перед вертолётом линия электропередачи. Под вертолётом – трос с люлькой и третьим раненым… Страшно было представить, что будет со всеми нами, если трос коснётся проводов. Доли секунд на размышление! Кричу бортовому: «Руби его, руби быстрее!»
– Но в люльке же раненый!
– А что делать, другого решения у меня просто не было. Иначе погибнем все. И вот люлька летит вниз, а вертолёт «перепрыгивает» через ЛЭП, и я сажаю горящую машину на площадку неподалёку от дома. Начинаю эвакуацию раненых, экипажа. Штурман кричит мне: «Николаевич, сейчас рванёт!»
Рвануть могло в любой момент, ведь у нас на борту 40 ракет и пара тонн топлива… Счастье наше было в том, что здесь проходили наши солдаты, один из них не растерялся, схватил вёдра и стал тушить вертолёт. Нам всё-таки удалось потушить наш Ми-8, и я пошёл на поиски останков раненого.
И тут навстречу мне идёт в чистом виде… чёрт! Грязный, мокрый, одежда оборвана, совершенно чёрный, да ещё с хвостом каким-то на плечах.
Орёт на меня: «Ты чего меня бросил?! Чего обрубил?!» Ну и ещё чего покрепче. «Живой?! – кричу ему я в ответ. – Да ты не в одной, а в трёх рубашках родился!»
Оказалось, что третий спецназовец был ранен только в пальцы ноги, упал в люльке удачно, остался жив, ему даже сил хватило идти нам навстречу…
А вертолёт свой мы тогда не бросили, весь экипаж остался охранять его до прилёта техников… Словом, своих не бросаем. Это если коротко о том, за что я получил Звезду Героя.
– Валерий Николаевич, год спустя вы перешли на должность заместителя командира 55-го отдельного вертолётного полка по воспитательной работе. Замполиты тогда были не в чести. Что подтолкнуло вас к такому шагу?
– Отказаться от назначения не мог. И не только потому, что я человек военный. У меня за спиной 1850 боевых вылетов, на вертолётах налетал более 4000 часов. Согласитесь, опыт немалый. И его нужно было передавать молодому поколению лётчиков. Что я и делал с большим удовольствием.
– После увольнения из армии многие ваши коллеги находят работу в сфере патриотического воспитания или близко по специальности. Вы пошли по профсоюзной линии. Почему?
– Потому что я работаю сегодня в одной из крупнейших фирм нашей авиационной промышленности. ОАО «Климов» – марка известная не только в России. Двигатели.
– Вам часто приходится спорить и жёстко отстаивать свою позицию перед генеральным директором предприятия Героем Советского Союза Александром Ватагиным?
– Мы с ним единомышленники. С Александром Ивановичем работать необыкновенно комфортно, он всегда ставит чёткие и реальные задачи, умеет слушать людей, так что разногласий с ним быть не может.
– А что бы вы пожелали тем, кто сегодня решил выбрать для себя профессию военного лётчика?
– Научиться ставить себе цель. И всегда высокую. И никогда не оглядываться назад, оставаться преданным своему выбору. Он того, поверьте мне, стоит. Я это доказал всей своей жизнью.