Впервые с 2014 г. Центробанк России поднял ставку рефинансирования сразу на сто пунктов – с 5, 5 до 6, 5%, сделав ещё менее доступными кредиты для граждан и бизнеса. Гость «АН» – профессор РГГУ Евгений ВИТТЕНБЕРГ, автор книг «Социальная ответственность бизнеса на постсоветском пространстве» и «Социальная ответственность власти».
– Как известно, стоимость кредитов для населения напрямую зависит от ставки рефинансирования Центробанка, под которую он выдаёт кредиты коммерческим банкам. Почему в США ставка рефинансирования равняется 1, 5%, в Израиле – 0, 5%, в Германии – 0, 25%, а у нас она огромна – 6, 5%?
– Это зависит прежде всего от уровня инфляции в стране. Именно на сокращение инфляции ориентируется Центральный банк РФ, считая её, и не без оснований, важным фактором экономической и социальной стабильности. Если инфляция слишком высокая, тогда ЦБ поднимает ставку рефинансирования, то есть выдаёт кредиты банкам под более высокий процент. И банки, соответственно, тоже повышают проценты по кредитам – в итоге люди берут кредиты меньше и реже. В результате сокращается денежная масса на рынке, достигается больший баланс между денежной массой и товарной – и, следовательно, сокращается инфляция. Однако повышение ставки рефинансирования – палка о двух концах. Оно сдерживает инфляцию, но одновременно наносит удар по населению и малому бизнесу, для которых кредиты становятся менее доступными.
– Переход к рыночной экономике на рубеже 1980-х и 1990-х не изменил отношения государства к человеку: абстрактные экономические интересы по-прежнему важнее интересов гражданина. Инфляция волнует власть больше, чем доступность займов для людей.
– Инфляции боится не только власть, но и население, ведь она ведёт к дальнейшему падению и без того невысокого уровня жизни. Уверен, недавнее повышение ключевой ставки ЦБ сразу на 100 базисных пунктов (с 5, 5 до 6, 5%) в немалой степени вызвано приближающимися сентябрьскими выборами в Государственную думу. Задача – ограничить риск дальнейшего отклонения инфляции от целевых 4% на этот год.
– Ладно, пускай ЦБ борется с инфляцией и поэтому делает труднодоступными кредиты для граждан. Но почему труднодоступны кредиты для малого и среднего бизнеса? У представителей реального сектора экономики уже язык отсох объяснять правительству элементарную вещь: инфляцию вызывают те дешёвые кредиты, которые расходуются на потребление, но никак не те, которые вкладываются в производство.
– Я тоже считаю, что ЦБ излишне жесток в проведении монетаристской политики. Вместе с тем его логика понятна. Если кредиты бизнесу нецелевые, они также могут быть истрачены на потребление и тем самым подхлестнуть инфляцию. А сделать все кредиты целевыми невозможно: слишком многообразна деятельность бизнеса. Да и целевой кредит (например, для строительства Крымского моста) разбивается на сотни, а то и на тысячи статей расходов, и все их регламентировать нереально. К тому же излишки денежной массы в стране могут влиять не только на подорожание картошки, но и металла, строительных материалов и так далее – инфляция касается не только граждан, но и производств.
Именно инфляция задаёт банкам модель поведения. Банки не могут работать себе в ущерб, и, если в стране инфляция составляет 6%, они не в состоянии выдавать кредиты под 4%, а вынуждены выдавать их минимум под 10% годовых. В развитых странах иная ситуация: там очень низкий уровень инфляции – 1–2% (а то и вовсе дефляция). Вдобавок за многие десятилетия своей деятельности тамошние банки накопили огромные средства и, следовательно, могут довольствоваться небольшим доходом. Поэтому они выдают бизнесу и гражданам займы под 2–4%, что благотворно сказывается на развитии прежде всего малого и среднего предпринимательства. А наша банковская система ещё очень молода, и нередко банки в погоне за большей прибылью завышают стоимость кредитов.
Кроме того, банки развитых стран функционируют в условиях жесточайшей конкуренции за клиентов, что не позволяет им задирать стоимость займов. И наконец, они обладают высоким уровнем социальной ответственности: проблемы развития бизнеса и экономики страны могут быть для них первичными по отношению к простому извлечению прибыли. Наши банки пока до этого не доросли. Жадность банкиров среди прочих факторов никто не отменял.
– Может ли государство защитить людей от этой банкирской жадности?
– Что делает государство, так это ограничивает начисление задолженности. С 1 января задолженность гражданина по займу, взятому на срок не более года (включая неустойку и всё прочее), не может превышать сам долг более чем в полтора раза. Если, грубо говоря, человек взял взаймы у банка 10 тысяч рублей, то отдаст не более 25 тысяч рублей (10 тысяч рублей – долг, и 15 тысяч рублей – проценты, неустойка, иные платежи). Также сохраняется введённое в 2019 году ограничение ежедневной процентной ставки – 1% в день. Это актуально в первую очередь для так называемых займов «до зарплаты», выдаваемых микрофинансовыми организациями. Но такие ограничения, на мой взгляд, недостаточны: предел в 365% годовых является грабительским.
– Вы упомянули важность конкуренции. Как в этой связи вы оцениваете массовое изъятие банковских лицензий?
– Можно считать его одной из форм защиты граждан от недобросовестных банков. Кроме того, ЦБ тем самым облегчает себе работу: контролировать 200–300 банков гораздо легче, чем 2600, как это было в середине 1990-х. В то же время есть основания полагать, что ЦБ избавляет от конкуренции банки с государственным участием. Результат отзыва лицензий таков: во многих населённых пунктах остался только Сбербанк, который в результате начал прибегать к диктату.
Пользуясь своим монопольным положением, этот банк, однозначно государственный, принялся нередко навязывать гражданам крайне невыгодные условия. Кредиты – под завышенные проценты, депозиты – под проценты ниже инфляции (то есть лишающие вкладчика прибыли. – Прим. «АН»). Например, при инфляции величиной 4% мне предлагали в Сбере депозит под 3%, а кредит (потребительский) – под 27%. Это не только плата за надёжность банка, за которым стоит государство, но и проявления монополизма. Который, повторю, особенно ощущается в тех регионах страны, где почти не осталось банков и нет конкуренции.
Добавлю, правда, что даже депозиты с адекватными процентами сегодня зачастую невыгодны, и вот почему. Рациональный банк добавляет к величине инфляции 1–2%, и если инфляция в стране 4%, то банк может дать за депозит 5–6% годовых. Но в России официальная статистика нередко занижает уровень инфляции, а банки-то резонно ориентируются на официальные данные. Как результат – проценты на депозиты ниже реальной инфляции. Соответственно, прибыли вкладчикам они не приносят.
– Мы смотрим на мир с позиции потребителя, но давайте справедливости ради посмотрим глазами банкиров. Как бы вы оценили дисциплинированность российских заёмщиков?
– Дисциплинированность относительно удовлетворительная. Если не брать период пандемии, то за последние два года максимальный показатель просрочки фиксировался в декабре 2019 года и составлял 7, 25%. С появлением коронавируса просрочка начала расти и к августу 2020 года достигла 8, 2%, после чего обозначилась небольшая динамика снижения.
Виной просрочкам не только и не столько безответственность заёмщиков, сколько падение уровня жизни в России на протяжении последних семи лет, перманентный экономический кризис – то из-за падения цен на энергоносители и санкций Запада, то из-за пандемии. Значительная часть заёмщиков находится в состоянии финансовой нестабильности. Сегодня взял кредит, а завтра – потерял работу. Или понизили зарплату. Или отправили в отпуск за свой счёт. Конечно, нерадивость заёмщика иногда имеет место, но просрочка чаще обусловлена объективными обстоятельствами. Допустим, гражданин взял кредит в валюте и должен вернуть его опять-таки в валюте. Он рассчитывал погасить его путём покупки валюты за рубли, но в 2014-м, как известно, произошёл обвал рубля – и доллар стал стоить не 30 рублей, а 65. Виноват ли в этом заёмщик? Ответ однозначный: нет.
Наконец, необходимо отметить высокую сознательность россиян. Несмотря на кризис и вызванную им тревогу, вкладчики не бросились массово изымать свои средства из банков. Это нанесло бы чудовищный удар по банковскому сектору и, соответственно, по национальной экономике.