«Прототип Мастера — Горький»: литературный критик Владимир Козаровецкий о булгаковском шифре

2021-й – не только год 130-летия Михаила Булгакова, но и 55-летия первой публикации романа «Мастер и Маргарита». Многие ли слышали, что образы Мастера, Маргариты и даже Воланда имеют прототипов в лице знаменитейших людей Страны Советов? Гость «АН» – литературный критик Владимир КОЗАРОВЕЦКИЙ, автор книг «Мистификатор», «Главная тайна «12 стульев», «Новый комментарий к «Евгению Онегину» и многих других.

– В своих публикациях вы поддерживаете версию литературоведа Альфреда Баркова, который утверждал, что прототип Мастера – Максим Горький. На это, считал Барков, указывает зашифрованная в романе дата смерти Горького.

– Первым «кивком» на эту дату (18 июня 1936 года – смерть, 19‑го – прощание с телом, 20‑го – похороны) является «астрологическое заклинание» Воланда: «Раз, два... Меркурий во втором доме... Луна ушла…» И вот как расшифровывает это послание Булгакова Барков. «В новолуние Луна уходит на три дня – то есть её невозможно увидеть; это устоявшееся словосочетание», – пишет Барков. И там же: «Во «втором доме» планет – зодиакальном созвездии Тельца – в 1936 году Меркурий находился с середины мая до третьей декады июня. В этот период было два новолуния... Неопределённость устраняется началом фразы Воланда «Раз, два...», из чего можно сделать вывод о необходимости выбора именно второго новолуния, которое имело место 19 июня... Мало того, Булгаков задублировал дату ещё и самим упоминанием Меркурия, поскольку в день прощания с телом Горького миллионы людей днём увидели эту планету невооружённым глазом (уникальное астрономическое событие), и тем, что «тьма» в романе пришла в Москву после смерти Мастера, но перед обретением им «покоя». Затмение имело место на следующий после смерти Горького день, но перед погребением его праха, 20 июня».

18-го, узнав о смерти (а среди московских литераторов это известие распространилось мгновенно), Михаил Светлов пишет стихотворение, которое было опубликовано в «Литературной газете» 19 июня:

Гроб несут на руках…

Громового салюта раскаты…

И затмению солнца

сопутствует сумрак утраты.

– Что ж, такие совпадения трудно списать на случайность. С какими возражениями вы сталкиваетесь?

– Ни с какими. Очевидность, убийственная неслучайность аргументов является причиной, по которой булгаковеды замалчивают версию Баркова: она рушит их построения, причём тут за одну ниточку потянешь – и всё в их придуманностях разваливается. У них только одно желание, чтобы мы помалкивали, а их не трогали. По этой причине никакой полемики за эти без малого 20 лет, прошедших с момента публикации нашего интервью с Барковым, не было и не предвидится, хотя из оговорок известных булгаковедов видно, что книгу Баркова они прочитали. Ситуация в булгаковедении (как, впрочем, и в пушкинистике, и в шекспироведении) сложилась такая: возразить не могут, согласиться не хотят. (О взгляде В. Козаровецкого на пушкинское творчество см. «АН» №695. – Прим. «АН».)

Заметнее же всего провал нашего булгаковедения в том, что не обратили должного внимания на очевидный, бросающийся в глаза ключ к пониманию образа мастера: это имя в романе везде употреблено с маленькой буквы. То есть это имя нарицательное!

– Что оно означает?

– Практически с самого начала своей деятельности Главное политическое управление осуществляло «проект» «Советская Литература». Поощрялись произведения, воспитывавшие трудящихся в идеологически выдержанном духе, и клеймились те, кто в той или иной степени отклонялся от линии партии. (Булгаков собирал вырезки рецензий на свою прозу: из почти 300 рецензий сколько-нибудь положительными были только 2 или 3!) Но, поскольку уже сложившиеся писатели были строптивы, предполагалось, что их мастерство должно было позволить им писать нужное советской власти, работать на неё даже в случае несогласия, полного или частичного, с советской идеологией. А начинающие писатели, «подмастерья», с первых шагов должны были встраиваться в идеологическую борьбу. Для этой цели были пущены в ход все средства: большие писательские гонорары, обеспечение жильём, дачи в творческих посёлках и т.п. Ну а к сопротивлявшимся применялись меры «лечебной психиатрии». Обо всём этом и идёт речь в романе: история мастера – это история перерождения талантливого писателя, который в результате карательных мер, в том числе и мер «лечебной психиатрии», отказывается от прежних взглядов и идёт на службу сатанинской власти. На вопрос Бездомного: «Вы писатель?» звучит противопоставительный ответ: «Гость потемнел лицом и погрозил Ивану кулаком, потом сказал: «Я – мастер…»

Теоретическим обоснованием воспитания писателей, оболванивающих читательские массы, занимались Бухарин и Луначарский. Последний писал в своей статье «Мысли о мастере» (она была опубликована в «Литературной газете»): «Счастливейшая эпоха – это та, когда подмастерья в искусстве творят почти как мастера». И ещё: «Мастерское произведение становится образцовым». Значение этого «ключа» в романе невозможно переоценить. Ведь как только мы понимаем, что мастер – условный Горький, становится очевидно и то, что Маргарита – гражданская жена Горького Мария Фёдоровна Андреева, главную черту внешнего облика которой Булгаков не преминул привести: «косящая на один глаз ведьма».

– Барков говорит, что Маргарита готова изменить Мастеру с первым встречным. Насколько я помню, она готова на это не ради измены, а как самопожертвование ради любви к Мастеру, разве не так?

- Её любимый жёлтый цвет – цвет измены. Её попытки самооправдания всегда следуют за возникновением у неё желания. Для неё естественно так откликаться на мужской интерес – это её бл… я натура. В этих случаях и речи нет о самопожертвовании, она ведёт себя как женщина «с пониженной социальной ответственностью».

– Барков упоминает булгаковский черновик, где Маргарита занимается оральным сексом. Что это за эпизод?

– В одной из поздних редакций речь идёт об ожившем позолоченном фаллосе, Маргарита его «трогает». Булгаков не мог сказать иначе, но зато тут же использовал глагол «отплёвываться», который не оставляет сомнений.

– Коль уж сказано так много о гиперсексуальности и неверности Маргариты, приходится спросить об Андреевой: дала ли она повод для сравнения с героиней?

– Никакой гиперсексуальности там и не было, да и мастеру много ли надо. А в остальном – да, Андреева в жизни так себя и вела.

– Столь пристальное внимание Булгакова к наготе героини, к её телу вызывает вопрос: не питал ли он интереса к её прототипу?

– Нет, конечно. В его интересе к женщинам моральный облик играл решающую роль. В романе он наделял определёнными чертами образ, и тут сходство было несомненным. Кроме того, он был вполне удовлетворён в семейной жизни. Никаких следов его тайной страсти к кому бы то ни было не найдено. Да и какое это имеет отношение к роману? Не стоит сосредотачиваться на наготе Маргариты, в романе она (нагота) использована Булгаковым в большой степени и для привлечения широкого интереса читающей публики. Пора бы и поостыть, оставив эту тему любителям смаковать подобные вещи.

– И ещё о возможных личных мотивах Булгакова: известны ли взаимоотношения двух писателей? Не приходится ли говорить о зависти Булгакова к Горькому по части писательско-политической карьеры или чего-нибудь ещё?

- Булгаков – гений, понятие «зависть» к нему неприложимо. О политической карьере он никогда не думал и к ней не стремился. А уж что писатель Горький не был для него ни учителем, ни нравственным образцом, это видно из изображения мастера в романе. Неслучайно Булгаков и имя «мастер» делает нарицательным, подчёркивая, что, с тех пор как тот встал на сторону сатанинской власти, мастер стал ремесленником, перестал быть творцом.

В жизни были редкие встречи и редкая же переписка, как правило, когда Булгаков обращался к Горькому с просьбами о помощи. Отношения кончились, когда Горький окончательно принял идеологическое подданство советской власти вместе с принципом «кто не с нами, тот против нас». Вероятно, сыграло роль и то, что они оказались конкурентами на сцене МХАТа. Успех первых спектаклей «Мольера» вполне мог вызвать зависть у Горького.

– Подходим к самому интересному – к Воланду. Вслед за Барковым вы считаете, что его прототип – сам Ленин. Но достоин ли Ленин выглядеть Воландом? Выражаясь в сложившейся благодаря Достоевскому традиции, Ленин – это бес, то есть место его в иерархии тёмных сил гораздо ниже, и тянет он скорее на суетливого гоголевского чёрта, чем на тёмного властелина.

– Булгаков не стремился детально списывать образ Воланда с Ленина: писатель же не был самоубийцей. Достаточно и того, что он придал образу отдельные черты, ставшие сигналом о следствиях застарелого сифилиса (история болезни Ленина была в подготовительных материалах к роману). Отсюда и глаза разного цвета, и хромота. В иерархии руководителей советской власти Ленин поначалу занимал именно верховенствующее место, а в первой редакции роман назывался «Великий Канцлер», что соответствовало должности Ленина в правительстве. Но важнее – и для романа, и для нашего его понимания – здесь другое: в треугольнике «Воланд – Маргарита – мастер» расстановка фигур в точности соответствовала жизненному треугольнику «Ленин – Андреева – Горький».

Вновь слово Баркову: «Поженил Мастера и Маргариту Воланд на дьявольском шабаше – чем не гражданский брак?.. Андреева всегда послушно выполняла волю Ленина и была при Горьком его злым гением. Ленин, желая хотя бы на время избавиться от непослушного Горького с его «Несвоевременными мыслями» и одновременно не желая терять Основоположника социалистического реализма с его всероссийским и зарубежным авторитетом, стал выпихивать его за границу. Горький ехать не хотел, догадываясь, что лишают почвы его критику в адрес пролетарской власти, и Андреева сделала всё для того, чтобы Горький из России всё-таки уехал. Этот шлейф послушной исполнительницы воли Ленина тянется за ней с дореволюционных времён».