Этого человека в лицо знают миллионы российских телезрителей. Именно заместитель начальника Управления народной милиции ДНР Эдуард Басурин стал для многих «лицом и голосом» Донецка, комментируя в эфире наших телеканалов те военные действия, которые ВСУ осуществляют на территории независимых от властей Киева республик. Как журналисту, оказавшемуся в Донецке в качестве участника Второго международного интеграционного Форума «Русский мир и Донбасс: от сотрудничества к интеграции образования, науки, инноваций и культуры»», мне очень хотелось встретиться лицом к лицу со столь известным человеком. Просьбу я озвучил организаторам Форума…, и она оказалась выполнимой. И вот мы беседуем с Эдуардом Александровичем в номере донецкой гостиницы «Континенталь».
- Как сложилась Ваша роль официального спикера Донецкой Народной республики?
- Все получилось спонтанно, само по себе. Началось все летом 2014 года, когда я дал первое интервью журналисту Семену Пегову. Тогда он представлял Life News. Я тогда служил в подразделении «Кальмиус» ….
- Откуда такое географическое название? У нас в Петербурге есть кафе, которое так и называется – «Кальмиус». Я однажды там оказался и узнал, что его назвали в честь реки, которая протекает в Донбассе.
- Вот поэтому мы и назвали наше подразделение именно таким образом, чтобы оно указывало на нашу принадлежность к Донбассу. Те, кто хотел найти название для батальона, как мне рассказывали, сидели и ломали голову над решением этой проблемы несколько часов. И только под конец обсуждения один из присутствующих и предложил это название. Кто любит историю, тот понимает, что означает название реки Кальмиус для нашего региона. Она была судоходная, истоком рыбной ловли. Это историческое название...
- Вас официально назначили спикером?
- В те времена, когда я начинал свою деятельность спикера, была очень острая потребность, чтобы распространять информацию о том, что на самом деле происходило у нас. Потому что каждый день были обстрелы. Гибли люди, были большие разрушения. И был голод. И я по собственной инициативе начал информацию собирать и предоставлять ее журналистам и СМИ. Потом мне уже поручили этим заниматься официально. А с 2015 года этот процесс был уже более централизован. И я далее работал уже в качестве «официального рупора», чтобы рассказывать о происходящей у нас войне.
- Как Вы оцениваете работу российских СМИ в Донбассе? Не слишком усердствуют наши федеральные телеканалы, постоянно муссируя тему конфликта?
- Куда бы журналист не приезжал, если он – профессионал, то везде он работает одинаково. В принципе нет различий в этом ни в Донецке, ни в Луганске, ни на Украине, ни в Беларуси. Понятно, что есть определенная ангажированность журналистов, работающих на определенных каналах. Потому что им руководство ставит определенные, специфические задачи, которые они должны выполнять. У меня по роду деятельности была возможность общаться с мировыми звездами журналистики из разных стран, которые трудились на известные корпорации – CNN, BBC, NBC. Встречались такие люди, которые невзирая на позицию государства, давали информацию так, как все и происходило на самом деле.
- И это было всегда?
- Да. Помню, как один из корреспондентов CNN во время нашей беседы постоянно меня выводил на вопрос о том, за кого я больше болею – за Трампа или Клинтон? Шла как раз предвыборная кампания в США. Я потом навел справки об этом журналисте. Он очень много делал репортажей из «горячих» точек, и его точка зрения отличалась от общепринятой. Но поскольку он имел вес в сфере медиа, ему это дозволяли делать. Вот пример профессионализма, когда ты находишь способ обойти запреты и табу. И выдать ту информацию, которая интересна тем людям, которые тебе за это платят деньги, а, с другой стороны, подать ее чуть в другом ракурсе, чтобы она заставляла тех же людей задуматься. Но в такой ситуации многое зависит не от самого журналиста, а от государства, которое требует определенного взгляда на ситуацию. Есть требования, которые надо выполнять. Кто платит, тот и заказывает музыку.
- Сегодня представители зарубежных СМИ присутствуют в ДНР?
- По разным причинам (не буду их называть), их здесь нет. Есть небольшая категория тех журналистов, которые потвердели свою «любовь и дружбу». Западные журналисты охотно приезжали сюда в 2014 и 2015-м годах. Мы были тогда открыты к сотрудничеству, и мы давали им информацию, которую они хотели получить. Давали снимать то, что они хотели снять. Я подобную позицию аргументировал тем, что если редакция настроила корреспондентов на съемки негатива, то они и так его где угодно снимут. Поэтому и нужно, чтобы они все видели сами. Ведь есть большое количество независимых журналистов и большое количество СМИ, в том числе и сетевых, и печатных, через которые можно донести до мира полученные сведения и свидетельства.
- Конфликтные ситуации случались?
- Был случай с корреспондентами BBC и ARD. Когда они ехали к нам, их задержали в Мариуполе.
- Почему?
- Западные журналисты к нам заезжают только через Украину. У немцев отобрали весь материал, отснятый на той стороне. И у представителей ВВС тоже. Правда, потом кое-что им вернули. И продержали их шесть часов под стражей. И когда они приехали сюда, то их поразила разница между запретами на Украине и свободой получения информации у нас. Когда начинаешь запрещать, это плохо.
- Меня потрясло количество машин с логотипом ОБСЕ в Донецке. Как Вы оцениваете роль этой организации в ДНР?
- Они говорят, что машин и людей мало. Надо бы добавить… (улыбается – С.И.). Честно говоря, я не понимаю: зачем тратить на них деньги. От них нет никакого выхлопа. В чем бы они не участвовали, я не увидел положительных итогов их работы. Да, они присутствуют, но, как я понимаю, для самой организации – это слишком затратный проект. Не понимаю, для чего эта миссия была создана.
- Информационный портал с хэштегом «Эдуард Басурин» Вы по-прежнему ведете?
- Никогда не вел.
- То есть это фейк?
- Ну, какой это фейк. Война ведь идет в трех направлениях. Сами боевые действия. Плюс – информационная и экономическая война. И в информационной войне нужна возможность донесения информации до определенных слоев населения, не только проживающего здесь, но и по всему миру. А так как информационные каналы в обществе начали развиваться семимильными шагами, люди уже не хотят просто сидеть перед телевизорами. Люди привыкли сидеть в комфортных условиях и получать ту информацию, которую им хочется получать. Поэтому и создаются порталы, странички в сетях, которые и доносят до аудитории требуемую информацию. Нельзя сказать, что я не чувствовал в работе этого портала. Ко мне приходили по электронной почте вопросы, на которые я отвечал, а дальше у моих ответов начиналась самостоятельная жизнь. Facebook меня раз шесть блокировал. Особенно, когда набиралось большое число подписчиков. Хочу я этого или не хочу, но есть необходимость участвовать в этой информационной войне, поскольку она идет постоянно.
- В этих условиях нужна ли борьба с цифрами и фактами в руках? Например, никто не знает точное число погибших во время войны… Надо ли об этом рассказывать?
- Cтатистика всегда нужна. Информация всегда основывается на фактах. Если есть в этом непосредственная необходимость. А в случае с войной, это всегда цифры. Они нужны, как аргумент, когда ты ведешь диалог с противником. Когда ты даешь правдивую информацию, а противник – заведомо ложную, и есть возможность его информацию проверить, то создается ситуация. когда становится очевидно: какая сторона из двух врет, а какая говорит правду. Это один из элементов борьбы за внимание аудитории.
- ООН дает следующую цифру, погибших за время войны в Донбассе – более 13 тысяч человек…
- Последняя цифра была уже 15 тысяч. Наверное, это более правдивая цифра. Все дело в том, что они дают число погибших среди гражданского населения.
- То есть они не включают в подсчеты ополченцев?
- Их на данный момент у нас более пяти тысяч. Но мы это цифру стараемся не афишировать. По закону войны число погибших с атакующей стороны по отношению к обороняющейся, как один к трем. То есть сами можете подсчитать число жертв со стороны ВСУ. В свое время немецкая и французская разведки давали цифру от 20 до 30 тысяч погибших. Здесь трудно точно установить количество, потому что во время войны каждая сторона старается скрыть истинные цифры потерь. Мотивы украинской стороны понятны. Если всей Украине показать реально количество погибших, раненных, покалеченных, взбунтуется само общество. Принцип пропаганды, которые были характерны для Германии 1930-х годов, оказались очень живучими. Тот, кто владеет умами аудитории, тот в состоянии решать многие проблемы, как экономические, так и политические. Поэтому информационная война и создает возможность манипулирования массами.
- Учитывая Ваш опыт работы на информационном фронте, какие бы Вы дали рекомендации СМИ относительно того, о чем еще надо рассказывать про жизнь ДНР, чтобы восприятие ситуации в России изменилось?
- В России вряд ли возможны такие изменения…
- Почему?
- Потому что либеральные СМИ подают информацию таким образом, что получается будто бы все экономические ухудшения, произошедшие в Российской Федерации, произошли из-за Донбасса.
- Мягко говоря, это наивная точка зрения.
- Если вспомнить принципы пропаганды, то доля правды в этом присутствует. Плюс приток беженцев с нашей стороны, которые оказались в России, тоже создал определенное напряжение в отношениях между людьми.
- И все же?
- Cамое главное, что надо донести, это мысль о том, что мы – не нахлебники. У нас особый донбасский менталитет, отличающийся от остальной Украины, и даже отчасти – от России. Мы никогда не были попрошайками. Мы всегда пытались, как бы ни было тяжело, зарабатывать деньги. Просто иногда, как в нынешних условиях, нет возможности. По разным причинам. Но мы все равно выкарабкаемся.
- Может быть, имеет смысл рассказывать о том, что в центре Донецка войны нет? Сам видел полные кафе, полный зал театра имени Бровуна…
- Зато на окраине война идет. Буквально в нескольких кварталах от центра города. И многие люди до сих пор живут в подвалах из-за обстрелов. А дети ходят в школу, потому что им надо учиться. Бывает, что во время обстрелов жителям просто некуда деться. А из-за того, что это их единственный клочок земли и им просто негде жить, они и не хотят никуда уходить. Нюансов в нашей жизни в ДНР много. Война идет, но есть и мирная жизнь, которая развивается по-своему. Может быть, мы в какой-то степени к такому состоянию и привыкли. Меня, например, раздражает то, что в Донецке стало много машин. В 2014 году на перекрестках мы останавливались на зеленый сигнал светофора, потому что кто-то мог проскочить на красный. А сейчас в Донецке встречаются автомобильные пробки.
- Но что-то изменилось в сознании людей за годы войны?
- Те люди, которые остались здесь жить стали добрее, стали объединяться в сообщества по своим интересам. Люди помогают друг другу по зову сердца и души.
- Когда отменят комендантский час в Донецке?
- Это вопрос безопасности и контроля. Но, честно говоря, не знаю, когда его отменят.
- Есть ли жизненный девиз, которым Вы руководствуетесь в своей нынешней жизни?
- Самый главный девиз – не предай. Это мой главный девиз по жизни. Хуже предательства вообще ничего нет. А война это каждый раз подтверждает. Второй девиз – более философский и который очень помогает звучит так: во всем, что происходит с тобою, надо искать положительные моменты. Даже в негативной ситуации всегда можно найти позитив. Если человек его находит, тогда ему легче переживать те процессы, которые происходят вокруг.
Донецк – Санкт-Петербург
Автор выражает огромную признательность Наталье Москаленко, сотруднице Донецкого Национального Университета, за неоценимую помощь в организации этого интервью.
Сергей ИЛЬЧЕНКО