Первый в мире суд над нацистскими военными преступниками прошёл 70 лет назад (15–18 декабря 1943 г.) в Харькове. Процесс вёл военный трибунал 4-го Украинского фронта. Председатель – генерал-майор юстиции А. Мясников, члены трибунала – полковник юстиции М. Харчев и майор юстиции С. Запольский. Государственный обвинитель – полковник юстиции Н. Дунаев.
Под объективами кинокамер
Надо раскрыть пыльные газетные подшивки за декабрь 1943-го, надо пролистать стопки книг, упоминающих «Харьковский процесс», чтобы понять, чем тогда было для мира это событие. Отчёты занимали целые развороты, редакции бросили лучшие силы: Л. Леонов поехал корреспондентом от «Известий», А. Толстой – от «Правды», от «Красной звезды» – И. Эренбург и К. Симонов. Прислали своих журналистов «Нью-Йорк таймс» и радио «Колумбия», британские «Таймс» и «Дейли экспресс», другие зарубежные СМИ. Заседания фиксировала кинохроника. Помилуйте, да кого ж судили?
Трёх немецких офицеров в невысоких чинах и одного предателя из своих. Капитан Вильгельм Лангхельд – офицер ГФП (полевой полиции), унтерштурмфюрер СС Ганс Риц – замкомандира роты, Рейнгард Рецлав звание носил ефрейтора, но занимал офицерскую должность в гестапо, Михаил Буланов – шофёр душегубки. Все четверо были непосредственно причастны к кошмару, творившемуся в Харькове во время оккупации.
Обстоятельства момента
Разумеется, тогда на оккупированных территориях кошмар творился везде. И трагедии Киева, Минска, Смоленска, других городов не легче. Но Харьков оказался первым крупным центром, освобождённым нашими. А в Москве в октябре 1943 г. прошла Конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании. На ней, в частности, приняли «Декларацию об ответственности гитлеровцев за совершаемые преступления». Отмечалось: творящие зверство немецкие офицеры и солдаты будут отвечать перед судом и по законам тех стран, где они творят злодеяния. Доводы типа «я выполнял приказ» – не оправдание. Уже серьёзный акт, абсолютно в духе Женевской, Гаагской и прочих конвенций, давно осудивших военные преступления.
А в СССР уже действовали «документы возмездия» – вроде Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г., (о нём ниже). И Москва решила провести в Харькове масштабный, признаваемый мировым сообществом судебный процесс. По сути – первый в мире суд над нацистскими военными преступниками, официально покаравший за злодеяния против человечности.
Подсудимые
Указ от 19.04.43 назывался так: «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников». Все четверо подсудимых как раз убийствами и истязаниями занимались.
Лангхельда после «зимней кампании 1941–42 гг.» перевели в тыл, и он стал одним из начальников Харьковского лагеря советских военнопленных. Что такое участь наших пленных у немцев – известно. Это, по сути, отдельная категория жертв гитлеровского геноцида. Лангхельд, похоже, был вдобавок и просто садюгой: развлекался, например, тем, что на досуге постреливал по людям за колючей проволокой. Убил так, по собственному признанию, около ста человек. Риц, сын профессора, выпускник университета, объяснял: лично мне, интеллигенту, всё происходившее (уничтожение евреев, душевнобольных из Харьковской больницы, казни заложников и т.д.) не нравилось. Но, понимаете, только отойду в сторонку во время расстрела, а начальник: «Ну-ка, Риц!..» Приходилось брать шмайссер. Очкастый Рецлав, бывший рассыльный в газете, упирал на то, что делал бумажную работу (например, составлял списки подлежащих расстрелу). Хотя, увы, гестапо есть гестапо, если на допросе кого-то пытали, то не уклонишься. Но вы же понимаете – приказ!
Особую ненависть у зала вызывал Буланов. Мало что «свой»! Бывший красноармеец, он в плену тут же согласился стать «пособником» и вскоре сел за руль душегубки (кстати, именно на Харьковском процессе мир узнал об особых машинах для умерщвления людей). От страха откровенничал. Подробно, например, рассказывал об устройстве «газвагена»: шестицилиндровый мотор, герметичный кузов, отработанный газ подаётся вот так… Сколько рейсов сделал? Примерно двадцать. Ну да, человек шестьсот, погибло. Платили 90 марок, плюс солдатский паёк и вещички с мёртвых разрешали брать.
Это потом появился термин «банальность зла»: системы, подобные нацистской, держатся на вот таких серых исполнителях. «Хоть бы лица у них были, что ли, сатанинские, а то так, дрянь, плюнуть не на что», – заметил о подсудимых А. Толстой.
А подсудимые (не Буланов, а немцы) твердили: почему судите нас? Только потому, что мы попали вам в руки? Судите всю немецкую армию, судите начальство – до самого верха! Но примерно про то же по-своему говорили и обвинители, и адвокаты.
Адвокатская история
Да, адвокаты. В Харькове (ведь первый такой суд в мире!) подсудимым были представлены защитники – знаменитый тогда адвокат Н. Коммодов, С. Казначеев и Н. Белов. Через много лет харьковский драматург З. Сегалов (у него о процессе есть пьеса) встретился с престарелым Николаем Петровичем Беловым, тот рассказал детали. Все трое – москвичи. В ноябре 1943-го Коммодова срочно вызвали в Наркомюст: так и так, едете в Харьков, подберите коллег. Тот вернулся в коллегию, вызвал Белова и Казначеева. Их реакция – кого защищать? Этих мразей? Увы! – развёл руками Коммодов. Более того: дело уникальное, прецедентов в мировой практике нет. Он взял на себя защиту Лангхельда и Рица, Казначеев – Рецлава, Белов – Буланова.
После суда всех троих вызвал Берия: «Иностранные газеты пишут, что вы вели себя как прокуроры, а не как адвокаты!». Это неправда, никто так не писал, Белов потом проверял. Другое дело, что смягчающих обстоятельств не находилось, оставалось лишь просить о снисхождении. Так что Берия устроил разнос скорее для острастки. Но Коммодов перенервничал и через пару дней умер.
Казнь
Видимо, в соответствии с тем же Указом от 19.04.43 всех обвиняемых приговорили к публичному повешению. К. Симонов в записных книжках пишет, что у Буланова перед казнью подкашивались ноги, его вздёрнули «как мешок с дерьмом».
Потом были аналогичные процессы в Киеве, Полтаве, ещё много где. В ноябре 1945-го начался «суд народов» в Нюрнберге. Далее прошла череда «малых Нюрнбергов» – над нацистскими врачами, судьями, командованием вермахта… Этим уже в Германии занималась в основном американская юстиция. Но смертных приговоров выносилось всё меньше, они обжаловались, сидящих в тюрьме выпускали по состоянию здоровья, по амнистии... Мало-помалу вопрос об ответственности виновных сошёл на нет.
«Сшибка» Алексея Толстого
Ещё одно последствие Харьковского процесса. «Красный граф», замечательный писатель Алексей Николаевич Толстой, жизнелюб, который даже на похороны избегал ходить, в войну стал членом Чрезвычайной комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний. Рвы, заполненные трупами, страшные рассказы очевидцев… Домашние вспоминали: он возвращался из этих командировок почерневший. В Харькове вдобавок присутствовал на казни приговорённых. Как вспоминает И. Эренбург, вечером мрачный Толстой зашёл к нему. «Что он говорил? То, что может сказать писатель, что говорили и Тургенев, и Гюго». Напомним: Тургенев и Гюго писали, что смертная казнь, пусть и сто раз заслуженная казнимым, всё же противна душе нормального человека. Принято считать, что «сшибка» – разрыв между долгом и сердцем – провоцирует в организме самые страшные заболевания. У Толстого вскоре начался сгубивший его рак.
В жэзээловской биографии писателя (автор А. Варламов) там, где речь идёт о поездке Толстого в Харьков и казни обвиняемых, замечено: «Эти ничтожества увели его за собой».
Состав преступления
А. Толстой, из статьи «Возмездие» («Правда», 1943 г.). «Я видел Харьков. Таким, наверное, был Рим, когда через него прокатились орды германских варваров. (…) На месте города – руины и пожарища. (…) За зиму 1941–42 годов умерло от голода более ста тысяч человек. (…) Немцы убили, свалив в ямы, всё еврейское население (…). Я был на раскопках этих ужасающих ям. (…) Когда красноармейцы переворачивали лопатами посинелые, полуодетые трупы женщин, детей, старух, стариков, в чёрной земле находили игрушки, мячики, куклы. Покончив с еврейским населением, гитлеровцы принялись за уничтожение русского и украинского населения».
Л. Леонов, из статьи «Так это было» («Известия», 1943 г.)
«Никто из свидетелей не плачет. Это потом, вернувшись в свидетельскую комнату, истерически зарыдает колхозница Осмачко, целый час пролежавшая в братской могиле рядом с трупом своего Володи. Ничего не замечая перед собой, еле слышно докладывает суду медсестра Сокольская, как волокли раненых на расстрел, как бились о порог их головы, как немцы приколачивали одного гвоздями на воротах и хохотали (...). Вот вернулся на свою скамью свидетель Беспалов. Он в течение четырёх месяцев был свидетелем того, чему в уголовных кодексах мира нет пока наименования.
(...) Деревянно на морозе застучали автоматы, и первый залп был по ногам, чтобы предотвратить возможность бегства. (…) Передняя шеренга жертв осела на пятнистый красный снег, и вдруг точно костёр человеческого отчаяния забушевал на этом ослепительном снегу. Тот, кто это видел, вряд ли станет улыбаться потом, как разучился от улыбки Беспалов. (…) Они кидали детей в яму, развертев их над головой, как лягушат, и что-то чавкало, наверное, там при их падении. (…) Беспалов опускает глаза (папироса дрожит в его руке): «Вот тут-то мой сосед и сошёл с ума, голый выскочил на мороз и стал рубить вытащенный шифоньер».
А. Толстой: «Гитлеровцы не восстанавливали ни водопровода, ни электричества, ни канализации (…). Население не снабжалось питанием. (…) Я утверждаю: задачей нацистов была очистка города от «туземного» населения».