Коридоры, окна, подвалы
СЕГОДНЯ ФСБ – комплекс служебных зданий. Понятно, самое интересное – «старый» корпус, где стены помнят еще Дзержинского. Москвичи этот дом знают. Добротный, классической архитектуры домина с массивными дверями-подъездами. Каждый вход ведет в ту или иную службу, но внутри коридоры общие. И например, знаменитый Рудольф Иванович Абель, чей кабинет был в нашем Первом Главном управлении (разведка), на службу ходил «через пограничников» – от его троллейбусной остановки их подъезд был ближе.
Лубянские коридоры – со множеством извивов, уступов и ответвлений. Пишут, что это с тех страшных времен, когда по зданию таскали арестованных и нужно было развернуть подследственного к стене, если навстречу вели другого. При мне оставалось от прошлого – красные лампочки над дверями кабинетов. Когда-то они включалась, если в кабинете шел допрос. Иногда раздавался сигнал, и все лампочки загорались разом. Что означало: сотрудникам зайти в кабинеты. Сейчас в коридоре будет посторонний – предупреждаем тех, кто не хочет «засвечивать физиономию».
В 1925-м с пятого этажа Лубянки выбросился (или выбросили?) знаменитый Борис Савинков. Собиралась гроза, стояла духота, в кабинете тогдашнего замначальника контрразведки Пиляра раскрыли окно – нестандартно большое. Что ж, в некоторых старых кабинетах окна действительно необычные. До революции это были выходы на балкончики. Потом балкончики убрали, проемы заложили кирпичом – но не до пояса, а всего в несколько рядов. Получились такие высокие «венецианские» окна, снизу – ниже колена. В мои времена открывать на Лубянке окна запрещалось. Боялись не самоубийства очередного «Савинкова», а того, что сквозняком унесет на улицу секретные документы. Максимум – форточка, но и на них висели сетки.
Я пришел в КГБ в 1958-м. Слова «подвалы Лубянки» еще вызывали ужас. Там тогда в топках по акту сжигалось все, что подлежало уничтожению. Жег их дядя Федя, в ежовско-бериевские времена – исполнитель приговоров. Думаю, количество расстрелянных им людей исчисляется четырехзначными цифрами. Сейчас это был сухонький дедок, который подрабатывал к пенсии, шуруя трехметровой кочергой в специальной печке. Заодно делом заняли – чтобы по забегаловкам не шлялся и не болтал лишнего.
Андропов предъявляет документы
ГЛАВНЫМ подъездом был, естественно, первый, в который заходил Председатель. И здесь – местный анекдот. Некий молодой прапорщик-постовой решил отличиться: заградил Андропову дорогу и торжественно произнес: «Ваши документы!» С чего – ума не приложу. Подозреваю изощренную форму подхалимажа: видно, надеялся, что потом сам ЮВ скажет кому-нибудь: «Какой молодец внизу стоит! Бдительный, и службу знает!»
Андропов удивился, удостоверение показал, а позже… То ли действительно что-то сказал, то ли лишь поморщился – в общем, прапорщика с «поста №1» перевели на самый дальний объект Москвы. Пусть там бдительность проявляет!
Человек играет на трубе
«Чистые руки, горячее сердце» и т.д. Начальству очень хотелось, чтобы в кино и книгах «рыцари Лубянки» представали «без страха и упрека». Кровавые злодеи – такими нас изображали на Западе. На самом деле – огромная контора, где все, как у всех: свои герои и подлецы, умницы и идиоты… Живые люди, в общем.
Особенно ярко это выражалось в хобби. Отнюдь не все «внуки железного Феликса» увлекались чем-нибудь мужественным и интеллектуальным – типа рукопашного боя или шахматами на уровне гроссмейстера. Помню сотрудника, обожавшего играть на геликоне. Майор стеснялся, что коллеги прознают. Потому играл не в клубе КГБ, а в самодеятельном оркестре какого-то окраинного Дома культуры. На репетиции одевался попроще, выдавал себя за слесаря – любителя музыки. Помню пламенного филателиста, заводчика каких-то особых борзых… Были люди с традиционным русским хобби: увлекались крепкими спиртными напитками. Однажды случился скандал: некий офицер до того увлекся, что к концу дня упал на проходной. По закону подлости – на глазах одного из зампредов КГБ (кажется, по диссидентам).
Вообще – пили ли на Лубянке? Давайте без ханжества. Выпивают во всех спецслужбах (специфика работы, снять стресс – это святое). В английской МИ-6 даже бар в центральном офисе открыли, чтобы сотрудники не надирались на рабочем месте. У нас в этом смысле все было пристойно. Серьезные поводы, вроде очередной звездочки, отмечались в ресторанах. А если иногда мужчины после работы решат сбегать в 40-й магазин напротив – несмертельно! Пустые бутылки уносились с собой: считалось, что если найдут, то по отпечаткам пальцев установят участников пьянки. Как-то уже в перестройку я в туалете увидел батарею вынесенной стеклотары и подумал: ну все! Система пошла вразнос. Мы себе такого не позволяли.
Успех дела в шляпе
ОТКРОЮ тайну времен своей английской командировки. Тогда многие в нашей резидентуре «подсели» на Джеймса Бонда. Ну и плевать, что сказка, что враг… Зато какой мужик! Появилась игра: заходя в кабинет, с порога, как Бонд, кинуть шляпу на вешалку. Мы с приятелем N – ныне полковником в отставке – пошли даже дальше: шляпу кидали, но не на вешалку, а друг другу. И поймать ее надо было без рук, головой. Как мяч в футболе.
Как-то вечером на Лубянке N заглядывает ко мне: «Идешь?» И вдруг, подмигнув, сдергивает шляпу, кидает. Я движением полузащитника принимаю на голову. Есть! Кидаю ему. Он – мне. Цирк, конечно: в суровом здании Лубянки два немолодых старших офицера КГБ развлекаются словно дети! Если б в ЦРУ или МИ-6 узнали… Наверняка по их картотекам мы проходим как какие-нибудь «особо коварные». Тут открывается дверь и входит… нет, не цэрэушник. Хуже. Мой шеф – генерал-полковник Григоренко. Я застываю с отрытым ртом. А «остряк» N, только-только поймавший лысиной шляпу, как бы продолжая движение, церемонно ее снимает и, куртуазно помахивая у колен, отвешивает генералу глубокий поклон.
У Григоренко на лице не дрогнул ни один мускул. Молча закрыл дверь.
В каком настроении я назавтра ехал на службу – понятно. Конечно, ничего «такого» мы не совершили. Но у Григоренко язык был, как шило. Припечатает – хоть стреляйся. День, однако, прошел нормально. И когда к вечеру я докладывался по текущим вопросам, все было нормально. Только в конце разговора (мы были с глазу на глаз) шеф хмыкнул: «И еще. О вчерашнем. Ну что за мальчишество! Я знаю вас и N как людей опытных, толковых… А зашел бы кто-то другой?»
Пришлось опускать глаза: «Виноват, товарищ генерал...»
Найдено в туалете
ПРОДОЛЖАЯ тему хобби. Один опер был прямо чокнут на всяких табличках. Заприметит где диковинную – обязательно найдет повод вернуться к ней снова с отверткой в кармане. Гордостью коллекции была добытая в какой-то больнице табличка «Осмотр тел» – она висела у него в спальне над тахтой (человек как раз развелся). А в те годы на Лубянке еще кое-где попадались дореволюционной поры указатели – литые, с соответствующим шрифтом, даже, кажется, с твердыми знаками, типа: «6-й этажъ». И вот такой указатель на нашем этаже однажды исчез. Он давно держался на одном шурупе и старой краске. Сильно подозреваю, что мой товарищ не выдержал.
Я тоже как-то разжился раритетом. Шел капремонт помещений военной контрразведки. Заодно обновлялась мебель. И вот забегаю в туалет – а в углу свалены пыльные бумаги из старых шкафов. Строители, видно, до мусорки таскать поленились. И среди прочего – многоцветные, в роскошных переплетах, грамоты 1920-х годов о награждении ряда подразделений ГПУ и ОГПУ орденом Красного Знамени (может, даже за операцию «Трест»). Я почесал в затылке – и забрал. Просто на память. Подумал: хватятся – скажу, что не мог стерпеть. Почему свидетельства славного прошлого в сортире валяются?! Сорок лет прошло. Никто не хватился.
Подобных историй можно вспомнить много. Возможно, кто-то из бывших коллег скажет: принижаешь, дискредитируешь! Бросьте... Я не сдаю «секреты родного пивзавода». Просто желающих рассказать о заслугах нашего ведомства, о его грехах найдется немало. Я же просто хочу напомнить, что среди множества лиц Лубянки было и такое – сугубо человеческое.